Я же попыталась отпустить сознание, растечься им, дотянуться до лестницы, холла, входной двери и услышать, что там происходит.

Да, я хотела подслушать, и единственное, о чём жалела, так это о невозможности ещё и подсмотреть.

И нет, мне ни чуточки не было стыдно!

Вот хлопнула входная дверь, раздались мужские голоса.

– О, Карелов! – хохотнул неприятный тенорок. – Ты что, из отпуска вышел уже?

– Сам не видишь? – в голосе участкового чувствуется досада. – Сегодня по утрянке начальство позвонило, мол, а вдруг тут убийство? Езжай, мол, Валентин Осипович, некому больше поручить, ты участок знаешь, как свои пять пальцев. А что тут знать-то? Лес да зайцы, вот только эта заимка и есть на одиннадцать квадратных километров.

– И что думаешь? Убийство? Или всё-таки обойдётся? – спросил его собеседник уже серьёзно.

– Вон, сейчас Николай Григорьевич посмотрит и скажет нам, будем мы все тут землю рыть или как…

– А от Следственного кто сегодня? – поинтересовался хриплый немолодой голос.

– Поволяев вроде должен быть, – откликнулся тенорок.

– Ну, этот не опаздывает обычно. Давайте я пока погляжу, что да как, а потом уже протокол будем писать. Толик, убери эту тряпку! Та-ак…

Они ещё какое-то время перебрасывались ленивыми фразами, я уже хотела бросить своё неблаговидное занятие, но тут снова хлопнула дверь. Новый голос вмешался в разговор, и всё зазвучало как-то по-другому, всерьёз.

– Что скажешь, Николай Григорьевич? – спросил этот новый голос. – Время смерти хоть приблизительно знаем?

– Очень приблизительно – от восьми до двенадцати часов назад, – отвечал строго невидимый мне Николай Григорьевич.

– То есть, между двадцатью двумя часами вчера и двумя ночи сегодня, так?

– Очень, очень приблизительно.

– И причины?

– Ну Дмитрий Михалыч, побойся бога! Какие тебе причины сейчас, я четверть часа назад труп увидел. Вот вскрытие сделаем, установим. Наверное.

Ага, судя по разговору, этот самый Николай Григорьевич – патологоанатом. Или он называется судмедэксперт? Или это одно и то же?

– А всё же? Упал с лестницы и шею сломал? Или классический тупой и тяжёлый предмет? Да ладно, Николай Григорьевич, я ж помню, как ты отравление установил, едва глянув на тело!

– Ну, там-то видно всё было ничем не вооружённым взглядом, – отвечал явно польщённый патологоанатом. – А здесь… Ну-ка, пусти! – после молчания он заговорил снова. – Нет, Дима, не стану брать грех на душу, ничего до вскрытия не буду говорить.

– Но предположить-то можно, Николай Григорьевич? – этот голос я ещё не слышала.

Молодой, уверенный, приятный.

– Слишком много предположений. Может, его инфаркт накрыл?

– Да ладно, молод он для инфаркта!

– Всякое бывает, – сурово ответил патологоанатом. – Мгновенная смерть – возможно. Падение с лестницы – тоже возможно. Сделаю вскрытие, узнаю, сам умер или поспособствовали этому. А вы своим дело займитесь.

– Да понятно, – лениво протянул молодой голос.

– Вот-вот. Может, вы раньше меня тут улики найдёте? – в голосе патологоанатома появилась насмешка. – Вот ты сам подумай, чтобы здоровый человек, которому сороковника нет ещё, упал с лестницы, его нужно так или иначе уронить, верно? А как?

– Подтолкнуть, – отозвался кто-то.

– Верно. Подтолкнуть. Ещё?

– Да леску или верёвку натянуть поперёк, и снизу позвать.

– Тоже способ, согласен. Можно верхнюю ступеньку намазать чем-то скользким…

– Аннушка уже разлила масло? – хохотнул тенорок.

– Именно. А ещё – дать какой-то препарат, резко снижающий давление, и спровоцировать, чтобы человек к этой лестнице пошёл. Так вот, моё дело – тело, а вам тут нужно лестницу обнюхать сверху донизу. Даже если Аннушка с маслом здесь побывала, а потом ступеньки вымыла до скрипа, всё равно, где-то что-то да осталось. Ищите, ребятки, а я забираю покойного. Разрешаешь, Дмитрий Михайлович?

– Когда результаты вскрытия будут?

– Часа через четыре в общих чертах, все детали и отчёт – завтра.

– Тогда пиши рапорт, Валентин Осипович. Будем возбуждать дело. Список, кто в доме ночевал, есть у нас?

– Вон, молодой человек пишет, – отозвался участковый.

– Вот и славно. Долгов, ты здесь?

– Где ж мне быть? – отозвался тот самый уверенный и приятный.

– Тебе карты в руки. То есть, тот самый список. Опросишь присутствующих, дождись эксперта, и ко мне. Попробуй выяснить, зачем его понесло среди ночи спускаться вниз, проверь, что за ситуация внутри коллектива. И финансовую информацию надо поднимать, но это уже вместе запрашивать будем.

– Понял, Николай Григорьевич!

Я послушала ещё пару минут, но теперь до меня доносился только какой-то общий ровный шум. То ли жернова расследования и в самом деле завертелись, и все взялись за работу, то ли я устала… Наверное, устала, слушала ведь минут десять, а то и больше. Так долго я никогда не держалась. Ну, так раньше и не было нужно, если подумать…

Алексей Серебряков, художник.

Идея этой поездки не понравилась мне с самого начала. Вот как сообщил мне Андрей о своей задумке, так я сразу и сказал:

– Нет, Таманцев, я пас. Это без меня.

– Да почему, Лёш?

– Да потому, что тимбилдинг ваш, на мой взгляд, дурацкое дело. Но ладно один день убить, два, ты ж на неделю тащишь! А случись что, нам сколько в Москву возвращаться? До Владимира часа два, да от Владимира на поезде три.

– Ты прямо как бабка старая причитаешь – случись что да случись что… – он в раздражении отшвырнул карандаш и попал точно в мусорную корзину.

Встал, вытащил его из корзины, переломил пополам и снова туда бросил.

– Так что, на твой взгляд, может случиться? – спросил Андрей, снова усевшись в своё кресло. – Народ у нас в основном молодой и здоровый, старушек, больных и беременных нету. А если там кто простынет или ногу в лесу подвернёт, так Суздаль рядом, до него от охотничьего домика минут сорок езды.

– Не знаю! – Я поморщился. – Считай меня суеверным дураком, но не хочу я ехать, вот с души воротит. Да и работа… Кто работать будет? Неделя простоя – это немалые деньги.

– Значит, смотри… – мой приятель и работодатель встал, резко открыл дверь своего кабинета и удостоверился, что там никого нет. – Во-первых, насчёт работы. У нас очень большой заказ на оформление для свадьбы на пятое-шестое сентября, и большой заказ на двадцать четвёртое сентября. На период между седьмым и четырнадцатым нет ничего, и я хочу этим воспользоваться. Во-вторых… Только Ирине не говори, а то весь мозг чайной ложечкой вычерпает, она умеет. Не скажешь?

– Не скажу, – ответил я со вздохом. – Ты ж знаешь, она меня на дух не выносит, так что даже захотел бы – не сказал.

– Так вот, хозяин этой охотничьей базы, фамилию говорить не буду, мне крупно проиграл в карты. Очень крупно, – Андрей помолчал секунду, словно подчёркивая серьёзность того, что говорит. – Настолько, что вытащить эту сумму из бизнеса для него значило этот бизнес обрушить. И он предложил возмещение, ну там то и сё, неважно, но среди прочего – эту самую заимку на неделю.

– Ты же мог не соглашаться.

– Мог. Но… понимаешь, круг узок, слой тонок, мир тесен. Он затаит обиду и в следующий раз подставит меня так, что я костей не соберу.

– Дело твоё, Андрей. В бизнесе я ничего не смыслю, поэтому и спорить не стану, – я пожал плечами, встал и пошёл к двери; за шаг до неё повернулся и спросил: – А почему ты жене не хочешь говорить?

– Потому что там среди прочих предметов возмещения была одна цацка… ну, ты понимаешь, лучшие друзья девушек, как положено… – он коротко хохотнул. – И достанется она не Ирине.

Кивнув, я вышел и отправился к себе в мастерскую.

Разумеется, в Суздаль я поехал.

Таманцев оказался прав, август и начало сентября оказались весьма денежными для «Садов Эдема», да и для меня тоже. Андрей решил некоторые мои работы развесить в тех помещениях, которые посещались клиентами, и постепенно эти работы стали покупать. Я отчётливо сознаю, что не могу претендовать на лавры настоящего художника, мой максимум – приличный ремесленник. Возможно, иногда талантливый. Но если кому-то нравится мой пейзаж или натюрморт, если кто-то хочет заказать мне портрет, неужто я стану отказываться?

Нет, конечно.

И я писал на заказ, тем более что работа для «Садов Эдема» всё моё время не отнимала, а главные пожиратели времени, телевизор и соцсети, я в своей жизни ликвидировал.

По приезде оказалось, что охотничий домик – это здоровенный бревенчатый домина, в котором легко поместились и комнаты для гостей, и большая гостиная, и биллиардная, совмещённая с библиотекой… Во дворе была построена баня, смотритель и его жена, повариха, обслуживали приехавших – вроде бы, есть всё, что нужно для отдыха «среди нигде». Прозрачное осеннее небо, желтеющий лес, воздух, какой мы в Москве давным-давно забыли… Поначалу мне здесь понравилось.

И нравилось до тех пор, пока ранним утром меня, как и всех в зайкиной избушке, не разбудил отчаянный визг.

Список присутствующих я написал быстро – что там писать, в самом деле, четырнадцать имён и фамилий. Ну, ещё пометки, кто есть кто и как давно работает в «Садах Эдема». Участковый вместе с оперативником осматривал комнаты, следователь что-то писал – ну да, их работа не розыск, а писанина! – и я не стал терять времени даром. Подтянул чистый листок и карандашом стал набрасывать сегодняшний полицейский десант. В самом ведь деле, лица какие интересные! Участковый, похожий статью и манерой держаться на отставного военного, да не тылового, а побывавшего в горячих точках. Скупые движения, морщинки у глаз от постоянного яркого солнца, ранняя седина, бровь, рассечённая шрамом… Хорош, ей-богу хорош!

Взял ещё лист, пересел так, чтобы видеть следователя. Он сидит ко мне боком, на фоне окна, поэтому виден в первую очередь силуэт. Вот так его и нарисуем, силуэтом. Сосредоточенный, чуть сгорбившийся… Профиль почти римский, с прямым носом и выраженным подбородком. Чуть наметить сдвинутые брови и упрямую линию сжатых губ, и всё, главное – не перестараться.

– Что это вы делаете? – раздался ожидаемый вопрос.

– Рисую, – пожал я плечами.

– Можно посмотреть?

– Ради бога!

Следователь подошёл, взял рисунки…

– Это вы меня так… изобразили? А копию снять можно?

– Да забирайте этот, давайте только подпишу. Вдруг стану знаменитостью, продадите за дикие деньги, – пошутил я несколько натужно. – Хотите, могу подписать лично вам на обороте.

– Будьте добры! – он улыбнулся. –Дмитрий Михайлович Поволяев.

Я расписался в углу, перевернул рисунок и написал имя, отчество и фамилию, мне не жалко.

Поволяев полюбовался рисунком, достал из портфеля файлик и аккуратно убрал в него своё сокровище. Потом взял список, пробежал глазами, кивнул.

– Ну что же, Алексей Николаевич, опрашивать вас всех будет Долгов, оперативник, а со мной вы теперь встретитесь дня через два уже в Суздале. Будем беседовать под протокол.

– Да ради бога! Что под протокол, что без него, рассказать мне особо нечего. Ночью я спал, лёг довольно рано, из комнаты не выходил до утра, пока не услышал крик Ирины.

– «Рано» – это во сколько?

– Полуночи ещё не было.

– Понятно… А скажите, Алексей Николаевич… Вопрос личный, конечно, но всё же… Вы ведь хороший художник. И вам не обидно себя тратить вот так, на эту, в общем, ерунду?

Ответ на это у меня был готов давным-давно, он же не первый, кто пытается таким образом меня поддеть. Я и выложил давнюю заготовку, мол, пишу втихаря шедевр, а во время работы над ерундой (в смысле, оформлением праздников) этот шедевр обдумываю.

– Ага, ага… Понимаю… – господин следователь потёр нос. – А вы вообще осматривали территорию этой… заимки?

– Конечно. Сразу как приехали. Мало ли, понадобится что-то, или найдётся особо живописное место, чтобы порисовать.

– Тогда, может быть, нарисуете мне схему, где что на территории, и ещё схему самого дома. Это бы мне очень помогло.

Пожав плечами, я подвинул поближе лист бумаги и спросил:

– А карандаш есть? Простой?

– Конечно! – обрадовался Поволяев, и карандаш мне немедленно предоставил.

На первом листе появились очертания территории, окружающей охотничий домик. Я рисовал и комментировал:

– Вот въездные ворота, от них прямая дорожка ведёт к дому, к главному входу. Если вдоль дома пройти налево, то здесь беседка, мангал и что-то ещё в том же роде. Дальше дорожка выводит к дровнику и сараю. Что в сарае – не знаю, на нём замок, – добавил я, подняв взгляд на следователя. – Если от главного входа свернуть направо, здесь баня. За неё уходит дорожка к дому смотрителя, там огород и несколько плодовых деревьев. Яблоню я точно видел, остальное не рассматривал. Предполагаю, что где-то вот здесь, возле дома смотрителя, должна быть калитка с выходом в лес, но это вы сами проверите.

– Проверили, есть калитка, рисуйте смело.

– Хорошо, теперь переходим к дому, – я взял чистый лист и начертил несколько линий, образовавших неправильный пятиугольник. – Вот как-то так. Это главный вход, вот здесь наверх идут две лестницы…

– Изгибающиеся, я такие видел в старинных особняках, – кивнул Поволяев.

– Да, вон хоть в доме Пашкова так сделано. Вот здесь возле входных дверей справа – гардероб для верхней одежды и обувной шкаф. Дальше проход куда-то в кладовые, там я не был. Слева столовая и кухня. Холл, вы сами видели, практически пустой. Иван Павлович, смотритель, говорил, что некоторые гости там устраивают танцы. За лестницами – гостиная, она от холла не отделена, вот это бильярдная, – я обвёл пальцем вокруг. – И ещё здесь две небольших комнаты, они сейчас закрыты. Второй этаж рисовать?

– Конечно!

– Там только жилые комнаты.

– Да, пожалуйста, рисуйте!

– Ладно… Собственно, всё просто… – я взял ещё листок и снова изобразил тот же неправильный пятиугольник. – Вот балюстрада, вот первая ступенька каждой из лестниц. Между ними расстояние примерно пять метров. Коридор вправо и влево, в каждом по семь комнат. Вот за этой дверью, посередине между лестницами, как нам сказали, апартаменты хозяина всей этой красоты, но там я не был. Всё!

Поволяев взял рисунки, разложил все три перед собой, потом аккуратно надписал возле последней комнаты в правом коридоре мою фамилию и посмотрел на меня.

– Правильно?

Я кивнул.

– Что ж, тогда мы почти закончили. Мне сказали, что вы были внизу одним из первых, это так?

– Да, так, – кивнул я. – Хотел до завтрака устроить пробежку, хоть небольшую, на полчаса.

– По лесу?

– Да.

– Заблудиться не опасались? Или вы здесь бывали раньше?

– Нет, не бывал. Я даже по Золотому кольцу не ездил никогда, как-то не случилось. А в лесу я неплохо ориентируюсь, да и дорога сюда ведёт приличная, можно по ней бежать.

– Понятно. И что вы увидели, спустившись?

Ответить на этот вопрос было и просто, и сложно разом: с одной стороны, взгляд мой был прикован к телу и скорчившейся рядом хрупкой фигурке в розовой пижаме; с другой – внизу уже кто-то был, кроме Ирины, и я никак не мог вспомнить, кто именно. Впрочем, от меня этого и не требовалось. Следователь записал мои ответы и отправил меня к остальным, попросив передать, что минут через пятнадцать-двадцать они будут отвечать на вопросы оперуполномоченного Кирилла Александровича Долгова.

В бильярдной было довольно шумно. Народ разбился на группки: трое или четверо азартно орудовали киями, несколько женщин явно перемывали чьи-то косточки, остальные сидели поодиночке и молча. Ирина сидела в кресле, поджав ноги, укрытая пледом, и, по-моему, спала. Катя Черникова, вопреки моим ожиданиям, не болтала с подружкой – Тамара отрывалась, отправив в лузу четвёртый шар подряд, – а сидела у окна и смотрела туда, на жёлтые ветки деревьев. Джамиля трепалась со свободными от бильярда мужчинами – впрочем, я давно заметил, что она практически всегда окружена представителями противоположного пола, а вот с женщинами, похоже, не ладит.

Казалось, все забыли, выкинули из головы, что за тонкой перегородкой лежит труп хорошо знакомого им человека, и патологоанатом что-то с этим трупом делает. «Ну и правильно, – сказал я сам себе. – Невозможно всё время находиться в состоянии горестного изумления, это неестественно. Вон, даже Ира задремала…». Тут Ирина открыла глаза и посмотрела на меня. Глаза были сухие и какие-то болезненные. Из-за того, что обведены красной каёмкой? Может быть… Я сделал движение, чтобы к ней подойти, но она качнула головой.

Не надо.

Ладно, не буду.

Я поискал место подальше от разговорчивых коллег. Ага, вот напротив Кати кресло свободно, туда и сяду.

– Не возражаешь? – спросил для приличия.

Катерина лишь пожала плечами и снова отвернулась к окну, а я выложил на стол чистую бумагу и карандаши, бессовестно мною конфискованные у следователя Поволяева, и стал рисовать.

Екатерина Черникова, флорист

Серебряков вошёл в бильярдную и громко сообщил всем, что уже вот-вот, и нас начнут опрашивать. Народ невнятно пошумел и вернулся к своим занятиям: Тома с приятелями – к бильярду, бухгалтерские дамы – к негромким разговорам, Джамиля – к кокетству с любым, попадавшим в поле её зрения… Новоиспечённая вдова забилась в глубину кресла и так укуталась пледами, что видно было только макушку. Вообще говоря, она ещё хорошо держится, меня бы, наверное, та-ак трясло… Алексей потоптался возле неё, осмотрел зал и решительно направился ко мне. Сел в кресло напротив, поинтересовавшись, не возражаю ли я. Я пожала плечами и отвернулась.

Наш драгоценный художник провёл с полицией столько времени, что за него можно было не только список из четырнадцати имён написать, а и портрет на каждого нарисовать, графический и словесный. Да хоть психологическую карту составить! «Выслуживается! – подумала я довольно злобно. – Мы тут сидим, как белые мыши в клетке, а он там себе очки зарабатывает!». Конечно, это было несправедливо и довольно глупо, но отчего-то у меня было ощущение, что всё плохо и будет ещё хуже. Как говорила моя бабушка «Все нервы дыбом».

Попробовать, что ли, ещё подслушать? Нет, не смогу, устала. Да и вряд ли там что-то действительно интересное происходит. Вот когда оперативник будет опрашивать моих коллег, надо будет попробовать, это может оказаться… познавательно.

За окном дул усилившийся ветер, яблони в саду стряхивали жёлтые листья. Ворона, сидя на каменных плитах дорожки, трудолюбиво расправлялась с чем-то условно съедобным.