– Я хочу понять, – наконец сказала она, чувствуя, как ее голос дрожит.

– Понять? – жнец покачал головой, его взгляд стал тяжёлым. – Ты слишком молода, чтобы понять, что некоторые тайны лучше оставить в покое. Юность прощает глупость, однако с этим тоже стоит быть осторожнее.

– Я не могу оставить это в покое, – вырвалось у нее. – Моя сестра пропала, и я…

Он резко поднял руку, заставив её замолчать.

– Если ты будешь продолжать, – тихо сказал он, – ты найдёшь не сестру, а себя. И тебе это не понравится.

Астрид хотела возразить, но не смогла. Его слова звучали, как предупреждение, но в них была какая-то неясная боль, будто он говорил это не только для нее.

– Возвращайся, – сказал он, опуская лук. – Пока не поздно.

Она замерла, её ноги не двигались. Лес за его спиной выглядел ещё более манящим, но что-то внутри неё заставило её отступить. Она повернулась и медленно пошла обратно, чувствуя, как взгляд жнеца провожает ее до тех пор, пока тени деревьев не поглотили его фигуру.

***Астрид толкнула дверь, и знакомый запах сухих трав и золы встретил её, словно напоминая о том, где ее место. Внутри дома было темно, лишь слабый свет от угасающего огня в очаге разгонял тени. Ее родители сидели за столом – отец молча чистил ножом картофель, а мать, нахмурившись, перебирала пучки трав.

Когда дверь заскрипела, оба подняли головы. На лицах читалась смесь усталости и беспокойства.

– Где ты была? – сразу спросила мать, её голос был тихим, но напряжённым, как тетива лука перед выстрелом.

– В лесу, – коротко ответила Астрид, стараясь не встречаться с её взглядом.

– Опять? – в голосе матери прозвучала острая нота. Она отложила травы и встала, вытирая руки о передник. – Ты вечно где-то пропадаешь. Люди начинают говорить.

– Пусть говорят, – буркнула Астрид, снимая накидку и вешая ее на спинку стула.

– Нет, не «пусть», – вмешался отец, отложив нож. Его взгляд был строгим, но голос звучал тише, чем у матери. – Ты не одна, Астрид. Каждое твое действие отражается на нашей семье. На нас с матерью.

Астрид почувствовала, как в груди нарастает раздражение. Она повернулась к ним, сжав руки в кулаки.

– Я просто гуляю, – сказала она, стараясь сдержать гнев. – Разве это преступление? Разве это достойно осуждения?

– В наших краях это подозрительно, особенно после всего произошедшего, – мать скрестила руки на груди, ее лицо было мрачным. – Ты всё чаще пропадаешь, говоришь с теми, с кем не должно. Жрецы замечают это, Астрид.

– Жрецы… – пробормотала она, отворачиваясь. – Что толку от их знаний и таинств, если они не делятся ими с нами в момент нужды?

– Не смей так говорить! – мать повысила голос, ее глаза вспыхнули гневом. – Ты забыла, кто они? Забыла, что они сделали для нас?

– Для нас? – Астрид обернулась, её голос дрожал. – А что именно они сделали? Отвергли Сану? Сказали молиться и ждать?

Слова повисли в воздухе, как сгусток влажного напряжения в преддверии грозы. Отец отвёл взгляд, но мать шагнула ближе, её лицо стало холодным, как ледяной ветер.

– Мы все потеряли Сану, – тихо, но жёстко сказала она. – Но это не повод забывать, кто мы. Твоя сестра была слишком любопытной, и это привело к беде. Ты хочешь повторить ее ошибки?

– Я хочу понять, что случилось, – выкрикнула Астрид, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. – Разве вы этого не хотите? Разве вы не хотите найти собственную дочь?

– Мы хотим сохранить семью, – спокойно, но твёрдо сказал отец, вставая. – А не разрушить ее своими подозрениями и глупыми поисками.

– Глупыми? – Астрид стиснула зубы, ее голос сорвался. – Вы называете попытку найти Сану глупостью?

– Хватит, – резко оборвала мать, ее голос был низким, и от этого ещё более пугающим. – Ты не понимаешь. С тобой или без тебя деревня будет жить, как всегда. Жрецы знают, что делают. Если ты продолжишь своё упрямство, они обратят на нас внимание. И тогда ты не просто не найдешь Сану – ты погубишь нас всех. Пока не поздно – обрати свой взор к богам, очистись от черноты, что поселилась в тебе, спаси себя молитвами, очистись ритуалами и надейся, что еще не слишком поздно. Гнев богов страшен, я не хочу, чтобы ты испытала его на себе. Если я недостаточно хорошая мать, чтобы уберечь Сану, я хочу постараться, чтобы помочь хотя бы тебе.

Астрид молчала, ее сердце колотилось так, что казалось, это слышно в тишине, кровь пульсировала в висках, отдавая барабанной дробью.

– Мы боимся за тебя, – добавил отец, его голос снова стал мягким. – Но мы боимся и за себя тоже.

Астрид отвернулась, чувствуя, как её гнев сменяется тяжелым грузом на душе. Она не могла винить их за страх. Деревня была их домом, их миром. Для нее же этот мир становился заточением покуда в нем не было сестры.

– Я пойду к себе, – тихо сказала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Она прошла в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Ее грудь тяжело вздымалась, но слезы так и не потекли, не сорвались с дрожащих ресниц. Она опустилась на кровать, уставившись в стену.

«Они боятся. Они всегда боялись», – подумала она.

Ее взгляд упал на окно. На нем были развешаны пучки сушёного зверобоя и полыни, которые, как говорила мать Астрид, отпугивали злых духов. За ним лес выглядел тихим и загадочным, словно ждал ее. Она сжала кулаки. Астрид не чувствовала злости на родителей, она прекрасно видела, как печаль размазала их, обездвижила. Отец превратился в блеклую тень себя прежнего: раньше он часто заливисто смеялся, а его шутки могли поднять настроение даже в самый хмурый день, а мама журила его, но сама втайне сдерживала смех. Они были лучиком света и надежды, однако в один день Сана будто забрала с собой их души, оставив размякшие оболочки, походившие на отражение в заболотившемся пруду. Мама все чаще молилась, но еще чаще молча плакала перед окном, будто ждала возвращения дочери, будто Сана могла вот так просто появиться на главной дороге и зайти в дом, принеся с собой гостинец от добродушных соседей, с которыми она неизменно умела развязывать беседы и налаживать обмен. Удивительно, что раньше ее любил каждый житель деревни за ее простоту, отзывчивость и неисчерпаемую энергию, однако сейчас с ее пропажей каждый постарался стереть светлую память о ней, притвориться, что никогда не знал ту маленькую искреннюю девчонку из дома на окраине.

«Я не позволю их страху и гор. остановить меня. Ради Саны я не отступлю.»

***Капище было погружено в полумрак. Единственный свет исходил от пламени костра, трепетавшего в центре круга. Его огонь был неестественно высоким, языки пламени плясали в воздухе, будто хотел лизнуть тучи, он отбрасывал на деревья и камни зловещие тени.

Хальдор стоял перед жертвенным камнем. Его фигура, окутанная тёмной мантией, была неподвижной, словно изваяние. В руке он держал нож с узким лезвием, который блестел в огне. На камне лежала туша кролика – крошечная, хрупкая. Кровь, капая с его края, медленно стекала по камню, впитываясь в землю.

– Они наблюдают, – тихо произнес Хальдор, его голос был низким, словно сливался с самим треском огня.

Взгляд мужчины был устремлен в чащу, где слабо поблескивали чужие глаза. Рядом стоял другой жрец, лицо которого скрывала маска из кости. Он не двигался, его фигура тонула в тенях, но его присутствие ощущалось, как тяжёлый груз.

– Они всегда наблюдают, – ответил жрец, его голос был глухим, будто исходил из самого леса.

Хальдор опустил нож, прикоснувшись к ране на туше, и смазал пальцы кровью. Его движения были медленными, точными, словно он совершал обряд, понятный лишь ему одному. Затем он поднял руку, и кровь закапала на землю.

– Они всегда ждут, – продолжил он, не оборачиваясь. – Но в их терпении скрыт голод.

– И этот голод должен быть утолен, – отозвался второй жрец, шагнув ближе. Его тень вытянулась, как змея перед нападением, почти касаясь края костра.

– Что за вести ты принес мне? – спросил Хальдор, не поворачивая головы.

– Она была здесь, – произнес жрец после короткой паузы.

Рука Хальдора замерла в воздухе. На мгновение огонь стал ярче, и его свет выхватил из тягучей тьмы тонкие линии его лица, обычно скрытые от обывателей маской. Высокие скулы, темные глаза в сочетании с угольно-черными волосами делали его пугающим, неестественным.

– Кто? – тихо спросил он, хотя ответ уже был ему известен.

– Астрид, – сказал жрец, и его голос был лишён эмоций, словно он просто называл имя из множества. – Девчонка из семейства Таубе.

Хальдор медленно обернулся. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась странная, неуловимая искра.

– Ее тянет к правде, как мотылька к пламени, – сказал он, опуская нож на камень. – Она чувствует зов, даже если ещё не понимает, чей это голос. Как бы ей не опалить крылья…

– Она идёт опасным путем, никто не ведает, как он ляжет без твердой руки наставника, – добавил жрец. – Ее присутствие здесь не останется незамеченным, нужно действовать.

Хальдор слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к шепотам, которых никто, кроме него, не мог слышать.

– Ты знаешь, что любопытство – это первый шаг в лес, – сказал Хальдор, глядя прямо в маску жреца. – А лес не прощает.

– Что ты прикажешь сделать? – спросил жрец.

Хальдор на мгновение замолчал, затем сделал шаг к огню. Его тень казалась ещё больше, ещё страшнее, отбрасывая на деревья и камни причудливые формы.

– Ничего. Для тебя ничего. Я сам справлюсь с ней, – сказал он, его голос был тихим, почти шёпотом. – Ее путь уже выбран.

– Ты хочешь, чтобы она продолжала? – в голосе жреца не было ни удивления, ни сомнения.

– Пусть боги направляют её. Если она достойна, она дойдёт до конца. Если нет… – Хальдор посмотрел на огонь, его лицо оставалось спокойным. – Она станет жертвой.

Огонь вспыхнул, вырвавшись на мгновение выше, как будто сам лес услышал его слова и ответил ему. Жрец не двинулся с места, но его тень задрожала.

– А если она узнает слишком много? Если не справится с бременем? – спросил он после долгой паузы.

Хальдор слегка улыбнулся, но его улыбка была лишена тепла.

– Тогда она увидит истину, – ответил он, – а истина, как и лес, никогда не бывает милосердной.

Жрец кивнул, его маска блеснула в свете огня. Он медленно развернулся и растворился в тенях, оставив Хальдора одного.

Хальдор поднял взгляд к деревьям. Их ветви шевелились, как живые, шёпот ветра звучал почти как голоса. Он снова поднял нож, и его голос, низкий и твёрдый, слился с треском огня.

– Вы хотите ее? – прошептал он. – Или она – ваша посланница?

Лес молчал. Или, возможно, говорил, но его слова были понятны только огню да безмолвным богам.

***Астрид проснулась резко, будто ее кто-то толкнул. Комната была погружена в темный, вязкий мрак, разрезаемый лишь слабым отблеском молодой луны, пробивавшейся сквозь щель в ставнях. Ее дыхание было тяжёлым, сердце бешено колотилось, а тело казалось парализованным от внезапного страха.

Сначала она подумала, что её разбудил ветер. Он часто завывал за окнами, проникая сквозь щели, играя с крышами домов. Но этот звук был другим. Тихим, почти неразличимым, похожим на шёпот множества голосов, которые говорили одновременно, перебивая друг друга. Она села на кровати, прислушиваясь, чувствуя, как волосы на ее руках и затылке встают дыбом. Шепот был где-то рядом, но невозможно было понять, откуда он доносится.

«Сана?» – мелькнула мысль, и она сжала пальцы, чувствуя, как ладони холодеют от пота.

Шепот усилился, став настойчивее. Это были слова, но она не могла разобрать их смысла. Звуки переплетались, сливались в единое гудение, будто лес сам нашёптывал ей свою тайну так лихорадочно и отчаянно.

– Кто здесь? – прошептала она, её голос дрожал.

Ответа не последовало, только шёпот продолжал пульсировать в воздухе, проникать под кожу.

Она встала с кровати, босые ноги дрожали, когда она ступила на холодный пол. Комната казалась чужой, тени в углах будто шевелились, глядя на неё. Астрид сделала шаг к окну, стараясь не дышать слишком громко, и распахнула ставни.

Лес за домом был недвижим. Луна заливала его мертвенным светом, а деревья стояли, как гигантские часовые. Но шепот не стихал. Он был повсюду: в ветвях, в земле, в самой ночи. Он гладил звезды, играл с еловыми иголками на дороге и просачивался в дом.

«Это только в твоей голове», – сказала она себе, но её разум отказывался принимать это объяснение.

Ей вдруг показалось, что шепот зовет ее. Не словами, а интонацией, каким-то неуловимым посылом, который проникал в самое сердце.

– Это сон, – прошептала она, пытаясь убедить себя.

Но ее взгляд упал на дверь. Что-то внутри подталкивало ее выйти. Она чувствовала, как ее ноги сами двигаются, ведя ее к выходу.

Едва она коснулась двери, шепот усилился. Он стал громче, проникновеннее, будто кто-то стоял за порогом, дышал и говорил с ней, жажда личной встречи.

– Это ты? – выдохнула она, не зная, к кому обращается.

Она не знала, что это: боги, игра ее воображения или, возможно, начало безумия. Все в ней кричало, что нужно остановиться, вернуться в постель, закрыть уши и забыть об этом.

Но ее рука потянулась к засову.

Шепот вдруг стал мягче, как легкое касание. Он был почти утешительным, словно обещал, что там, за дверью, ее ждет ответ.

Ее пальцы замерли на замке. Внезапно она почувствовала, как воздух в комнате стал плотнее, холоднее, словно сама ночь вошла внутрь дома.

«Ты ищешь правду», – подумала она, чувствуя, как гулкие удары сердца наполняют ее уши. Это была не ее мысль – чужая, инородная.

Но что, если правда, которую она найдет, окажется невыносимой? Что, если это шепот леса, зовущего её навсегда исчезнуть в его глубине?

Она резко отдернула руку, отступив от двери. Шепот стал тише, отступая, но все еще оставаясь рядом, как невидимый спутник.

Астрид вернулась к кровати, опустилась на матрас, сжав голову руками.

– Это просто сон, – повторила она себе, но ее голос звучал слишком слабо, чтобы заглушить то, что она услышала.

Она знала, что теперь не сможет уснуть. И знала, что этот шепот вернется.