Внезапно за спиной раздался громкий треск. Астрид обернулась и увидела, как деревня, их маленькая, тихая деревня, вспыхнула в огне. Пламя взвилось высоко, пожирая дома, алтарь, сам воздух. Дождь не мог потушить пожар, пожиравший дом за домом.

Астрид увидела Эллен. Женщина стояла в центре деревни, в руках у неё была горящая ветвь. Вокруг неё собрались жители, молчаливые, с пустыми глазами. Они бросали факелы в дома, сараи, на тропу, ведущую в лес.

– Что вы делаете?! – в отчаянии закричала Астрид, но жители не слышали её.

Огонь приближался, пламя хищно лизало деревья, сжигая мох, ветви и даже дождевые потоки, огонь пуповиной связал хмурое небо и печальную землю. Лес оживал, его стволы трещали, ветви скручивались, как пальцы, пытавшиеся защититься или отбросить огонь.

Эллен подняла взгляд и посмотрела прямо на Астрид. Ее лицо было неестественно спокойным, глаза пустыми, как у жреца в маске. Она словно была марионеткой, чьими движениями и помыслами руководил таинственный кукловод.

– Все должно сгореть, – сказала Эллен, её голос звучал так, будто доносился изнутри самого пламени. – Истину никогда не отыскать во тьме.

Женщина бросила горящую ветку на подол собственного платья.

– Нет! – выкрикнула Астрид, пытаясь вырваться из хватки трав.

Но земля держала её крепче. Жрец с ножом всё ещё стоял перед Саной. Он поднял лезвие над её головой, но Астрид не могла пошевелиться, не могла остановить его. Она застряла в этом исступленном отчаянии беспомощности, вынужденная лишь смотреть на трагедию, разворачивавшуюся на расстоянии вытянутой руки.

– Сана! – закричала она изо всех сил.

И в тот момент, когда нож опустился, пламя захлестнуло их всех, окутывая лес, жреца, деревню и саму Астрид.

Она проснулась с криком, в холодном поту, чувствуя, как её дыхание сбивается. Огонь всё ещё пылал перед её глазами, а в ушах звучал голос Эллен: «Всё должно сгореть».

***Утренний воздух был тяжёлым, пропитанным влагой от прошедшего ночью дождя. Туман клубился у самой земли, цепляясь за траву, как невидимые пальцы, а лес, окружавший деревню, выглядел ещё мрачнее, чем обычно. Астрид торопливо шла по узкой тропе, ведущей к пастбищу. Её сердце стучало так громко, что, казалось, его эхо отзывается в её ушах.

Сон не выходил из головы. Каждая его деталь была слишком ясной, слишком реальной. Лес, огонь, маска – всё слилось в её сознании в неясное, но пугающее предчувствие. Она чувствовала, что должна найти Эллен и заставить её объясниться.

На пастбище царила тишина, нарушаемая только блеянием овец. Туман здесь был особенно густым и липким, словно плотная паутина огромного ленивого паука, привыкшего к спокойствию и безмятежности. Астрид медленно шла по узкой тропе, чувствуя, как мокрая трава прилипает к обуви, а утренний воздух холодными потоками проникает под одежду, лижет кожу, покрывшуюся мурашками. Овцы медленно бродили по склону, их белые бока почти сливались с молочным туманом. Животные старались держаться вместе, мелкими кучками, словно на подкорке знали, что остаться в одиночку никак нельзя. Это было странное чувство тревоги, записанное в генах, передающееся через поколения: от родителей к детям. Быть может, люди не так уж сильно отличались от овец?

Вдали, у старого дуба, Астрид заметила фигуру Эллен. Женщина сидела на корточках, сосредоточенно привязывая хромую овцу к колышку.

– Ты пришла, – тихо сказала Эллен, обернувшись, когда услышала шаги.

Астрид кивнула, остановившись напротив неё.

– Ты сама сказала, что это важно, обещала рассказать все. Теперь говори, не тяни.

Эллен внимательно посмотрела на неё, словно пыталась понять, готова ли Астрид к услышанному. Затем вздохнула и опустилась на поваленный ствол рядом.

– Ты никогда не думала о том, как мало мы знаем о нашей деревне? – начала она, поднимая глаза к серому небу. – О том, почему мы здесь?

– Это наша жизнь, – резко ответила Астрид. – Мы живём, как велят боги.

– Но ты никогда не задумывалась, почему у нас нет стариков? – Эллен подняла взгляд, в её глазах мелькнуло что-то похожее на отчаяние.

Астрид замерла.

– Нет бабушек, дедушек, – продолжила Эллен, не дожидаясь её ответа. – Только взрослые и дети, да престарелые жрецы. Ты никогда не считала это странным?

– Они умирают, – неуверенно сказала Астрид, но даже ей самой это прозвучало неправдоподобно.

– Умирают где? – Эллен сжала пальцы в кулак. – Ты видела хоть одну их могилу за свою жизнью? Мы всегда хороним наших мёртвых, но стариков не хоронят. Они просто… исчезают. Или их и не было никогда вовсе. Вот ты знаешь хотя бы кого-то из своих бабушек и дедушек? Или, быть может, тебе рассказывали о них родители?

Астрид не знала, что ответить.

– И ещё, – продолжила Эллен, её голос стал тише. – Ты когда-нибудь задумывалась, почему мы ничего не знаем о том, что за границей деревни?

– Там лес, – ответила Астрид, чувствуя, как нарастающее беспокойство холодом охватывает её тело. – Довольно твоих вопросов, я не за ними сюда пришла!

– А за лесом? – Эллен поднялась на ноги, её глаза горели. – Почему никто из нас никогда не пытался узнать? Почему жрецы говорят, что это опасно, но никогда не объясняют почему? Почему туда допускают только жнецов, живущих особняком?

– Это просто традиции, – возразила Астрид, её голос звучал всё слабее.

– Нет, это контроль, – отрезала Эллен. – Это способ удержать нас здесь, под их властью. Они дают нам отвары, чтобы притупить наше сознание, чтобы мы видели то, что они хотят.

Астрид сделала шаг назад, её голова закружилась.

– Ты думаешь, что всё это ложь? Что жрецы…

– Я думаю, что они знают правду, – перебила её Эллен. – Они знают, откуда мы, знают, почему мы здесь. Они держат нас, как овец, загоняя в стадо своими обрядами, – она с усмешкой оглянулась вокруг.

– Это безумие, – выдохнула Астрид, её голос сорвался.

– А что, если это не так? – Эллен подошла ближе, её лицо было спокойным, но глаза выражали гнев и боль. – Что, если всё, что мы знаем, – лишь дымовая завеса? Ты чувствуешь это, Астрид. Это видно по тому, как ты смотришь на них, по тому, как ведешь себя на обрядах.

Астрид отвернулась, пытаясь переварить услышанное. Каждое слово Эллен било по её сознанию, пробуждая сомнения, которые она старалась подавить.

– Если это правда, – сказала она наконец, – что ты предлагаешь?

Эллен на мгновение замерла, её взгляд устремился в сторону леса.

– Ты должна помочь нам. Ты была на капище. Ты видела, что они делают. Мы должны узнать правду, иначе никто из нас не спасется. Они позвали тебя сами, значит ты им нужна. Какая бы ни была причина, каждый может извлечь пользу: ты узнаешь о сестре, а мы – больше о мире, в котором живем, мире, который построили для нас жрецы. Если они хотят того, ты вольна проводить с ними больше времени, заиметь доверие и расположение. Во вред это не пойдет.

– Это опасно, – быстро ответила Астрид. – Если жрецы узнают, что мы общаемся о таких вещах…

– Они уже знают больше, чем ты думаешь, – сказала Эллен. – Но если мы ничего не сделаем, мы останемся их пленниками навсегда.

Астрид не ответила. Внутри неё бушевал хаос. Слова Эллен звучали правдоподобно, но она боялась даже думать о том, что это может быть правдой.

– Ты не обязана решать сейчас, – добавила Эллен. – Но если ты захочешь поговорить… приходи ко мне. Я всегда готова выслушать тебя также, как твою сестру.

Астрид кивнула и медленно пошла прочь, чувствуя, как земля под ногами становится всё менее твердой. Кажется, даже лес вокруг них был против этой правды, отказываясь отпускать её из своих объятий.

***Астрид сидела у окна, обхватив себя руками. Слабый свет заходящего солнца пробивался сквозь ставни, окрашивая комнату в теплый золотистый оттенок, который никак не мог согреть её. Она смотрела на лес, обступивший деревню, и чувствовала, как ее мир рушится.

«Мы должны узнать правду, иначе никто из нас не спасётся.»

Слова Эллен звучали в её голове, как колокол, который всё громче отзывался в её сердце. Она думала об этом весь день, с того самого момента, как покинула пастбище. Правда, ложь, обряды, отвары… Всё это смешивалось в клубок, который становился всё туже с каждым ее вдохом.

Она пыталась убедить себя, что это глупости, что слова Эллен – это всего лишь плод страха и подозрений. Но внутри что-то ломалось.

Астрид провела ладонью по деревянной раме окна, словно ища опору. Ее жизнь всегда была простой. С утра до вечера она занималась делами: носила воду, помогала матери, готовила пищу. Вечерами они молились, просили богов о защите и спокойствии. Эта рутина была как крепость, за стенами которой она чувствовала себя в безопасности.

Но теперь эта крепость рухнула.

Она вспомнила Сану – их тихие вечера, когда сестра задавала странные вопросы: «Почему лес нас пугает? Почему жрецы никогда не рассказывают о других деревнях?» Астрид тогда смеялась над её словами, говорила, что она слишком много думает. Но теперь эти вопросы звучали в ее собственной голове, и она не могла их прогнать.

«Ты должна помочь нам… Ты была на капище. Ты видела, что они делают.»

Она крепче сжала руки, ощущая, как её ногти впиваются в кожу. Она не хотела думать о капище. О том, как жрецы склонялись перед алтарём, как их слова сливались с шёпотом ветра. О том, как маска Хальдора смотрела на неё, будто видела её насквозь.

«Ты можешь узнать правду. Тебя приняли.»

Но какой ценой?

Астрид резко встала, чувствуя, как её сердце бьётся слишком быстро. Она начала ходить по комнате, её шаги отдавались глухим эхом. Всё в этом доме было знакомым, безопасным: стол, за которым они с Саной рисовали, старая лавка, где мать хранила свои травы. Но теперь ей казалось, что это не дом, а клетка.

– Что я делаю? – прошептала она, чувствуя, как горло сжимается.

Она не хотела ломать свою жизнь. Не хотела лгать, притворяться, приближаться к тем, кого всегда боялась. Но если она этого не сделает, она никогда не узнает, что случилось с Саной.

Ее взгляд упал на кровать сестры. Подушка была взбита, одеяло аккуратно заправлено, но казалось, что здесь не было никого уже целую вечность.

– Если бы ты была здесь… – Астрид с трудом сдерживала слёзы. – Что бы ты сказала мне?

Сана всегда была смелее. Она бы рискнула. Она бы сделала всё, что нужно.

Астрид опустилась на кровать, сжимая в руках одеяло. Оно всё ещё хранило слабый запах сестры, который напоминал ей о доме, о спокойствии. Но этот запах исчезал, становился все слабее.

Она закрыла глаза. Внутри неё разгорался гнев. Не на Эллен, не на жрецов, а на саму себя. Она ненавидела свою слабость, свою нерешительность.

– Я не могу, – прошептала она.

Но голос внутри ответил: «Ты должна.»

Если она откажется, она потеряет Сану навсегда. Если она ничего не сделает, то никогда не узнает, почему её сестра пропала, почему деревня была такой странной.

Астрид медленно поднялась. Ее руки дрожали, но в глазах появился решительный блеск.

– Хорошо, – сказала она, глядя в окно. Тёмный лес за его рамой выглядел мрачным и враждебным, но теперь она видела в нем путь.

Она знала, что это может стоить ей всего. Ее жизни, ее разума, ее веры. Но выбора не было. Она сожмёт зубы и войдёт в этот мир лжи и тайн, чтобы найти ответы. Ради Саны.

– Ради тебя, – добавила она тихо, и её голос растворился в пустоте комнаты.