Глава 10 Павла

Сжимаю кулаки, а внутри все закипает. Ленивое спокойствие Марка выбешивает. Он сидит, чуть склонив голову, и смотрит так, будто я просто часть интерьера. Мне хочется, чтобы Марк сам сказал, чего от меня хочет. Но он упрямо молчит.

– Так сколько? – мой голос звучит резко, почти с вызовом. Я готовлюсь к бою, но противник не торопится нападать. – Когда ты наконец скажешь сумму?

Марк не отвечает сразу. Он тянет этот момент, словно кошка, играющая с мышью. Смотрит, изучает, будто проверяет, как далеко может зайти. В этом взгляде что-то опасное, не терпящее возражений, но я не отвожу глаз. Все это бесит еще больше. И в то же время разрывает изнутри непонятным волнением.

– Нет никакого долга, – Марк говорит холодно и отстраненно. Но в уголке губ мелькает почти незаметная усмешка, и от этого мне становится не по себе. – Ты можешь уйти прямо сейчас и никогда не возвращаться. Искать и принуждать тебя я не собираюсь.

Я замираю. Внутри будто что-то ломается. Грудь сжимается, дыхание сбивается. Он рушит сценарий, который я для себя прописала. Но я знаю, что так не бывает. Это какой-то розыгрыш. Марк должен требовать, угрожать, ставить условия. А он просто отпускает меня?

В голове мгновенно включается паника. Это ловушка? Новый способ унизить меня? Или он просто проверяет, как далеко я готова зайти?

– Что?.. – вырывается у меня почти шепотом.

– Ты свободна, – повторяет он все так же спокойно, без эмоций.

Свободна?

Я не понимаю. В голове все путается, мысли скачут, а слова словно застряли в горле. Это какая-то игра? Сердце бешено колотится, а воздух в кабинете становится густым.

Где-то подвох. Марк провоцирует меня. Я знаю это. Но в то же время мы оба осторожно балансируем на краю пропасти – шаг вперед, шаг назад. Кто первым сорвется? Он играет. Мы оба играем. Только я не знаю, кто в этой игре ведет, а кто ведомый.

Марк чуть склоняет голову, изучая мою реакцию. Он ждет. Наблюдает. Развлекается?

– Если хочешь – можешь остаться. Работаешь за зарплату, на общих условиях. Если нет – можешь вернуться в свой убогий район. Продолжать промышлять воровством… или проституцией.

Я вспыхиваю. Ладони моментально сжимаются в кулаки.

– Я не торгую собой! – выплевываю я, чувствуя, как все внутри пылает.

Марк лишь лениво усмехается. Его глаза цепляются за меня, как будто он уже знает, что я скажу дальше.

– У всех есть цена. Рано или поздно тебе придется озвучить свою. Таковы законы места, где ты живешь.

Он медленно усмехается и чуть откидывается назад. Его взгляд в этот момент особенно раздражает – уверенный, будто он уже выиграл. Его тон меня бесит. Спокойствие бесит еще больше. Я киплю, ощущая, как в груди разгорается ярость.

– Откуда ты знаешь? – выпаливаю я, почти шипя.

Марк хмыкает, но не отвечает. Как будто мои слова не заслуживают реакции. Он просто берет виски, наливает в стакан и делает небольшой глоток, все так же невозмутимо глядя на меня. Не собирается объяснять. Не собирается спорить. Он уже все сказал.

– Думай до утра, – бросает Марк, поднимая на меня темные глаза. В них что-то скользит – насмешка? Ожидание? Интерес? Я не могу понять. – Переночевать можешь во флигеле.

Я на грани, чтобы взорваться, но каким-то чудом все еще контролирую себя. Последнюю его фразу оставляю без ответа. Умышленно. Пусть я проиграла этот бой, но вся война еще впереди.

– Мне нужно съездить к матери, – сухо констатирую я и складываю руки на груди.

Марк кивает и отпивает из своего бокала.

– Я скажу водителю, он отвезет тебя.

И так хочется послать к чертям собачьим с его подачками, но благоразумие берет верх, и я не спорю. Водитель – это гораздо лучше, чем общественный транспорт, тем более что я очень устала.

Шумно выдыхаю, разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Внутри все клокочет, будто я проиграла раунд в игре, правила которой даже не знаю, но ничего, придется их изучить.

Сажусь в машину на заднее сидение. Кресло такое удобное, как будто обнимает со всех сторон. Устраиваюсь поудобнее и ощущая, как напряжение в теле постепенно ослабевает.

Всю дорогу я смотрю в окно, наблюдаю, как город сменяется приглушенным светом улиц, как здания остаются позади. В голове крутится тысяча вопросов. Что теперь? Что делать дальше? Но ответов нет. Я не знаю. Какое принять решение тоже.

Поговорив с лечащим врачом, вхожу в палату и внутри сразу становится теплее. Мама выглядит лучше. Глаза ясные, в уголках губ легкая улыбка. Она всегда улыбается, даже если больно.

– Привет, моя хорошая, – ее голос мягкий, теплый, родной, а у меня внутри все сжимается от эмоций. Слезы наворачиваются на глаза, но я не позволяю им пролиться.

Я сажусь рядом, беру маму за руку. Она такая хрупкая. Мне хочется сказать многое, но слова застревают в горле.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю тихо.

– Уже лучше, – отвечает она. – Врачи говорят, что скоро переведут в палату. А ты? Ты выглядишь… усталой.

Я улыбаюсь, пряча волнение.

– Все хорошо. Я устроилась на работу, – все же рассказываю я. Хочется порадовать, точнее приободрить.

– Как на работу? – волнуется мама. – Детка, не делай глупости, тебе учиться надо.

– Я знаю. Все хорошо, мам, – ободряюще сжимаю ее ладонь. – Мне же не пятнадцать.

– Ты всегда для меня будешь маленькой девочкой, – шепчет она устало.

Я не рассказываю подробности. Она слишком быстро догадается, что что-то не так. Что-то в моих глазах выдаст правду. Поэтому я молчу, просто наслаждаюсь ее голосом, ее присутствием.

Но мысли не отпускают. Что теперь? Какой следующий шаг?

Когда выхожу из больницы, небо уже совсем темное. Я сажусь в машину и закрываю глаза. Ответов по-прежнему нет. Только вопросы.

Флигель встречает меня тишиной. Я захожу внутрь, сбрасываю куртку и машинально оглядываюсь. Жить здесь – не лучшая перспектива, но и не худшая. По крайней мере, крыша над головой есть. А еще здесь тепло и чисто, что тоже немаловажно.

Все перевернулось. Я до сих пор не понимаю, что делать дальше. Уйти? Остаться? Кажется, что оба варианта одинаково плохи. Но, где-то в глубине души, поселился маленький червячок, который внушает, что я не хочу уходить…

Анна встречает меня в коридоре. Улыбается тепло, без тени насмешки или любопытства.

– Ты вернулась, – замечает она.

– Ага, – бурчу я, вешая куртку и стягивая кроссовки. Я не знаю, что сказать. В голове шумит, мысли скачут, но от этого легче не становится.

Анна провожает меня в комнату. Мы теперь живем втроем с ней и Оксаной. У меня своя кровать, но это не дает чувства уединения. Оксана спит, отвернувшись к стене. Или делает вид. Впрочем, без разницы.

– Все нормально? – Аня присаживается на свою кровать, пальцами расчесывая влажные после душа волосы.

– Определенно нет, – выдыхаю я. – Голова кругом.

Она тихо смеется.

– Привыкнешь. Здесь хорошо.

Я фыркаю, закатываю глаза, но на душе становится немного легче. Она хотя бы не лезет с расспросами.

– Ты хоть ела сегодня? – вдруг спрашивает Анна.

Я моргаю. Вспоминаю, как с самого утра ничего не попадало в рот. Желудок мгновенно напомнил о себе неприятной пустотой.

– Нет… – вздыхаю я и по инерции кладу ладони на живот.

– Тогда сходи на кухню, возьми что-нибудь. Никто тебя за это не убьет.

Я с сомнением смотрю в сторону двери, но голод уже давит сильнее. Ну, если никто не убьет…

В доме темно. Не включая свет, я бесшумно крадусь в кухню. Никого нет. Открываю холодильник и замираю в немом изумлении. Боже. Сколько еды. Глаза разбегаются. Я никогда не видела столько выбора. Слюной сейчас захлебнусь. Беру что-то на тарелке и оборачиваюсь…

– Опять воруешь? – совсем рядом звучит ленивый голос. – Не стыдно?

Я взвизгиваю от неожиданности. Тарелка выскальзывает из рук и падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Марк стоит неподвижно, сложив руки на груди, смотрит на меня с той самой хищной усмешкой.

Глава 11 Марк

Сижу в темноте, в своем кабинете, потягиваю виски. Терпеливо жду. Не потому, что мне некуда себя деть, а потому, что хочется посмотреть, какой выбор сделает эта дерзкая девчонка. Останется или вильнет хвостом?

Сложно сказать, чего я хочу больше. Убрать ее с глаз долой, чтобы не мешала? Или, наоборот, заставить остаться и посмотреть, насколько у нее хватит запала?

На телефон падает сообщение. Документы по анализам матери Павлы доставлены куда надо. Осталось выяснить кто и чем накачивал бедную женщину. А главное зачем. Хотя это, как мне кажется, самое простое. Хотели надавить на испуганную дочь. Вынудить прогнуться… Но под кого?

Придется еще раз пообщаться с Рамоном.

Откладываю телефон на стол и снова беру бокал с виски. Кубики льда приятно звенят об стекло. Вдыхаю запах дорогого алкоголя и от удовольствия щурюсь. Когда-то о таком я мог лишь мечтать, а сейчас элитный алкоголь уже не роскошь, а единственно возможный напиток.

Отпиваю виски из бокала и пару секунд держу во рту. Жидким огнем оно прокатывается по пищеводу и приятно согревает изнутри. Слышу, как в ворота въезжает машина. Моя. Подхожу к окну и наблюдаю. Павла выходит, идет к флигелю. Вернулась. Уже неплохо. Наверное…

Делаю глоток виски и шумно выдыхаю. Никакой уверенности нет по этому вопросу.

Прикуриваю сигарету и приоткрываю окно. Тихо, темно, вокруг ни души. Обычно я люблю такие моменты одиночества, но сегодня не судьба. Из флигеля вновь выходит Павла. Просто лечь спать явно не в ее стиле.

Обхватив себя руками, она идет в дом. Выдуваю струю дыма в окно и усмехаюсь. Любопытно, что она еще задумала. Тушу сигарету, доливаю себе виски и иду смотреть.

Павла бесшумно крадется на кухню. В доме темно, но свет она не включает. Находит холодильник, заглядывает в него и что-то ищет. Что, мне не видно. Да я и понятия не имею, что в нем есть.

Она вытаскивает что-то на тарелке. Я улыбаюсь и тяну лениво

– Опять воруешь? Не стыдно?

Павла взвизгивает, тарелка выскальзывает из рук, грохочет о пол, разлетаясь осколками. В свете открытого холодильника вижу, как ее глаза широко распахиваются, но она быстро приходит в себя, как уличный зверек, которого прижали в угол.

Я остаюсь неподвижным, сложив руки на груди, с усмешкой наблюдаю за этой маленькой бестией.

– Ты сдурел что ли?! – взрывается Павла, с грохотом захлопывая дверцу холодильника. – С чего ты взял, что я ворую. Я просто хотела поесть. Или нельзя?

– Ну, что ты, конечно, можно. Только в тишине и темноте обычно орудуют воры, – хмыкаю я, констатируя очевидное.