Заключительная книга из трилогии Анны Берсеневой о сестрах Луговских. По сравнению с первыми двумя она проигрывает как-то.(Хотя просто может сюжет оказался "не мой").
Прекрасный литературный язык, но книга для меня осталась не понятна. Может надо дорасти?
Последние десять лет держу в поле зрения прозу Анны Берсеневой, приберегая очередной ее роман к отпуску, когда могу позволить себе освободить голову от «рабочего» чтения и почитать то, что хочется, и без спешки. Недавно дочитала цикл «Луговские»: прекрасный язык, фирменный берсеневский стиль, самобытные характеры.
Так же, как существуют, например, «тургеневские девушки», можно, мне кажется, говорить о берсеневских героинях, которых, при всем многообразии личностей и судеб, объединяет утонченность души и стремление не складывать жизнь по усредненному образцу, а искать свой единственно верный, единичный путь.
На сей раз это три сестры. А еще их родные и близкие. Несколько поколений. Это отдельное мастерство — сделать живыми и достоверными героев разных возрастов, от стариков до подростков. Меня в трилогии покорили восемнадцатилетняя Нинка, «неправильная» и своенравная, и «правильная», уравновешенная Ольга, выясняющая, а есть ли жизнь после сорока. Мама и дочка, кстати. Луговские — семья контрастов.
Еще один герой не только этого цикла, а всех книг АБ, герой сквозной и откровенно автором любимый — это Москва, где, как правило, разворачиваются события. Недаром сама писательница определяет свой жанр как «городской роман». Обаяние московской географии, знакомых улиц, какие-нибудь необычные дома или квартиры, вроде чердачной мастерской Нелли, где просто не могут не происходить разные интересные вещи, — также элементы узнаваемого авторского стиля.
Как и судьбы героев в контексте истории — или двадцатый век в истории семьи. Время — еще один герой берсеневской прозы, и его приметы, его отражение и воздействие на людей — под постоянным пристальным вниманием автора. Причем не только ушедшие эпохи с налетом романтики, вызывающие ностальгический интерес. В произведениях АБ при желании можно увидеть летопись 90-х, а затем и «нулевых» годов, со всеми жесткими и порой неприглядными деталями, с новыми богатыми и новой нищетой. Значимость этого портрета современности только теперь начинает для меня вырисовываться и, как мне кажется, выводит эту прозу за рамки жанровой и тем более «дамской» литературы.