– Ну, партнер, – укоризненно вздохнул Ханко, – как ты сам только что говорил «неужели ты и впрямь считаешь?». Открой любую древнюю эльфийскую сагу – и что мы там видим?

– Красоту, – мечтательно отозвался Уин, затем с подозрением покосился на своего собеседника и добавил: – Для тех, кто взял на себя труд познать древний язык.

– Вообще-то, на мой взгляд, там куда больше занудства, – заметил проводник. – Хотя, признаюсь, у меня так и не хватило силы воли пнуть себя под зад и освоить квенья. Но дело даже не в этом. Пусть в переводах и пропадает все эта невыразимая гармония «плетеного» стиха, пусть английский язык не в силах передать и десятой доли оттенков всей игры – я имею в виду другое. Предположим, ты возьмешь любую сагу… скажем, «Песню о Камнях» и выбросишь из неё все многочасовые монологи терзающихся главных героев, все бесконечные описания красот и особенностей местности, которые с успехом могла бы заменить одна-единственная карта, всю эту высокую патетику, что останется, по-твоему, в итоге?

– Ничего, – твердо сказал гном. – То, что ты перечислил, как раз и составляет саму суть, становую жилу любой из саг. Их смысл. Это все равно, что вынуть из живого существа кости и кровь – что останется в итоге?

– Смотря из какого существа, – ехидно возразил Крис. – Скажем, если ты попытаешься проделать подобную операцию над червяком, он этого даже не заметит. Но я имел в виду несколько другое. Тот, у кого хватит терпения и упорства проделать эту операцию, с удивлением обнаружит, что на самом деле знаменитый шедевр – всего лишь история внутриэльфийских дрязг давно минувшей эпохи. Слегка припорошенная любовными страстями, не спорю. Но опять же – кто сейчас поручится, что принцесса, чье имя стало нарицательным, и впрямь была самой прекрасной девой королевства, или все же она затмевала прочих не только блеском красоты, но и сиянием короны? Изображений-то, вот досада, не сохранилось. А так – кровавая и грязная история, которую потомки заботливо отмыли, отлакировали и выставили на видное место в дворцовом парке.

Малыш задумался. С одной стороны, ему крайне не нравилось то, что говорил его партнер. Несмотря на сказанные им недавно слова о длинноухих зазнайках, в глубине души Уин, как и большинство его соплеменников, испытывал к эльфам чувство, колеблющееся между почтением и благоговением – оборотная сторона официально декларируемого презрения к «лесным эстетствующим бездельникам», по определению одного из великих подгорных философов. С другой стороны, присущая гномам обстоятельность не позволяла ему с ходу «отшить» нахального большенога, осмелившегося походя пнуть грязным сапогом одну из святынь. Для начала следовало хотя бы вспомнить, точнее, попытаться вспомнить текст «Песни», затем попробовать произвести над ним предложенное Ханко надругательство, вдумчиво проанализировать результат. Проблема… и она заставила полукровку внимательно посмотреть на породившего её.

– Слушай, партнер, – после долгой паузы произнес Малыш. – Кто ты такой?

– Не понял, – озадаченно отозвался Ханко. – Поясни.

– Я расспрашивал о тебе мистера Хинброкла, – медленно сказал Уин. – Точнее, я присутствовал при том, как его расспрашивал о тебе Крипп, но и сам вставил пару важных для меня вопросов.

– О, – приподнял бровь проводник. – Достопочтенный Корнелиус Крипп соизволил поинтересоваться моей скромной персоной. Надо же… и что же поведал обо мне старина Хренброкл?

– Интерес Криппа вполне объясним, ибо от успеха или провала нашей миссии зависит очень много. Если пользоваться привычными мне человеческими аналогиями… не скажу, что он поставил на эту карту все – Крипп слишком опытен, чтобы складывать все яйца в одну корзину, но игра идет по очень высоким ставкам. И его противники в Совете не упустят шанса, если он им представится.

– Ты хочешь сказать, что они скорее помогут кому-нибудь другому получить наш приз, чем согласятся оставить его в цепких лапках милого дядюшки Корни?

– В одной из ваших священных книг, – сказал Малыш, – есть притча. О том, как одному человеку предложили исполнить любое его желание, но с условием, что его сосед получит вдвое больше. Ты помнишь, каким был его выбор?

– Помню, – улыбнулся Ханко. – К слову сказать, я как раз недавно перечитывал эту книгу и, дойдя до этого эпизода, подумал, что человечеству в тот раз крупно повезло. Окажись на месте этого мелкого завистника какой-нибудь свихнутый альтруист, искренне жаждущий облагодетельствовать всех…

– И что ужасного, по твоему мнению, произошло бы в этом случае?

– Не знаю. Но всякий раз эти попытки оборачивались таким морем крови. Взгляни хотя бы на историю Французской революции. Какие замечательные слова они писали на своих знаменах: свобода, равенство, братство! А кончилось все гильотиной. И императором.

– Вот опять, Крис, – заметил гном. – Ты упорно выпадаешь из образа. Скажи-ка, много ли из твоих коллег проводников способны рассуждать о Французской революции или эльфийской поэзии? Альие иг льнео Кристофер оль? Кто ты, партнер?

– Я ведь уже сказал тебе, что так и не выучил квенья, – усмехнулся проводник.

– Кто ты?

– А чем я могу, по-твоему, быть? – пожал плечами Ханко. – Назгулом? Я тот, кто я есть, не больше, но и не меньше.

– Это не ответ.

– Этот как раз и есть единственный ответ, на который ты можешь рассчитывать, партнер, – сказал проводник. – Потому как история моей жизни, ты уж прости, останется при мне – равно как и твоя при тебе.

– Ну, погадать-то, – мечтательно произнес гном, – я могу?

– Сколько угодно, – Ханко аккуратно положил карабин обратно на одеяло и принялся закутывать его. – Я даже могу подсказать.

– Подскажи.

– Как наверняка сообщил вам старина Хренброкл, я появился в Пограничье семь лет назад. Как сообщил тебе только что я сам, в моей жизни также имеются четыре года, проведенные на войне. Логично будет предположить, что событие, повлекшее формирование моего, столь озадачивающего тебя облика, находится где-то в промежутке между вышеуказанными периодами? Я достаточно понятно выразился, а, партнер?

– О да, – кивнул Малыш. – Вполне.

Иллика аэн Лёда, познавшая отчаяние

Возвращение в реальный мир было донельзя мучительным. Более того, в первый момент, ощутив навалившуюся на меня тяжесть, я вообразила, что за время беспамятства наши попутчики-люди успели признать бедную эльфийскую принцессу безвременно умершей и позаботиться об её упокоении. К счастью, период панического ужаса был недолог, а потом я с облегчением осознала, что, точнее, кто именно придавливает меня к ковру – и что выбраться из-под обмякшего тела моей спутницы задача хоть и не простая, но все же не в пример более легкая, чем прокапывание из могилы. Другой вопрос, что по весу… я, конечно, предполагала, что моя спутница – существо весьма нелегкое во всех смыслах, но до сего момента не догадывалась насколько именно.

Все же я попыталась пошевелиться, но в этот миг поезд резко дернулся и что-то холодное коснулось моего виска, вновь отправив меня в объятья голубого тумана.

Следующее пробуждение оказалось не в пример приятнее – благодаря исчезновению давящей сверху массы. Открыв глаза, я обнаружила обладательницу оной массы, оглядывающуюся по сторонам с явным намерением кого-нибудь убить… а потом воскресить и убить еще раз… и еще раз… после чего вдосталь поглумиться над трупом.

– Что это было?

– Это, – брезгливо покосилась Юлла на валяющуюся на столике бутылочку, – прогресс в области алхимии.

– Я серьезно!

– И я серьезно, – отозвалась стражница. – Когда меня лет пять назад пытались травануть такой же мерзостью, то просыпаться после неё было как после трехнедельного запоя. Так что прогресс, как говорят люди, налицо. У тебя голова не болит?

– Нет, – неуверенно сказала я. – Но вот какое-то странное чувство… словно чего-то не хватает… и почему в вагоне кроме нас никого нет… мы что, стоим?!

– Похоже, – наклонившись, моя спутница щелкнула стопорами и, опустив окно, прислушалась к доносящимся снаружи негодующим воплям.

– Скреглик, млин!

– Это и в самом деле возможно – украсть локомотив? – севшим голосом переспросила я.

– Украсть можно все, – проворчала моя спутница, выглядывая в окно. – Будь то любимый единорог его величества или винты от броненосца. Вопрос лишь в том….

И в этот миг я поняла, что за странное чувство гложет меня… и увидела, чего мне не хватает!

– Юлла-а-а!!!

Кажется, до сегодняшнего дня я не издавала подобных звуков ни разу в жизни – равно как и не слышала их в исполнении какого-нибудь иного Перворожденного. Также глубоко сомневаюсь, что легкие живого существа способны произвести их самостоятельно – скорее, тут была замешана также инстинктивная магия.

Не знаю, как отреагировали на этот вопль остальные пассажиры поезда – так же как и все прочие в радиусе трех миль от нашего вагона. Та же, к кому он был обращен, подпрыгнула, едва не расшибив затылок о верхний край окна, и повернулась ко мне с крайне неодобрительным выражением на лице.

– Боги, принцесса, зачем же так кр… – В этот миг Юлла увидела, на что именно я пялюсь втрое увеличенными по сравнению с обычным глазами, и осеклась.

– Украли…

Небольшая зеленая сумка, достать что-либо из которой могла только я – хитроумнейшее, три дня выплетаемое придворным магом заклятье! – алела небрежно вспоротым боком, а рядом с ней лежала распахнутая шкатулка, без содержимого которой моя Великая Миссия не стоила и ломаного гроша.

Не знаю, сколько я стояла там подобно статуе в дворцовом парке – время потеряло для меня всякое значение, равно как и все иное. В мире осталась лишь продолговатая выемка на белом бархате – и черное, как Вечный Мрак, отчаяние.

Лязг открывающейся вагонной двери вывел меня из ступора, но не до конца – вошедший человек успел пройти почти половину вагона, прежде чем я закончила тупо разглядывать его черный фрак, идеально белую сорочку и черный же, с алой подкладкой шелковый плащ и вспомнила, где видела это бледное лицо прежде.

– Ну и голосок у вас, однако, ваше высочество, – как ни в чем не бывало сказал потомственный вампир и граф Николай Рысьев, подходя к нам. – Вот уж чего не предполагал, так это того, что представительница вашей уточенной расы способна так орать! Бывал я, помнится, на ярмарке в Нижнем, но тамошним торговкам до вас…

– Вы… – с ненавистью выдохнула я. – Вы…

– Я, – подтвердил русский шпион. – Собственной, весьма, должен заметить, довольной собой персоной. А что?

– Вы! – в третий раз повторила я и замолчала, пытаясь облечь в мало-мальски вразумительные аргументы свое мнение о том, что в произошедшей трагедии виновно именно это конкретное мерзкое ничтожное отвратительное… в общем, человеческое существо.

Аргументы, как назло, не находились. Первый шок миновал, и потихоньку возвращающаяся ко мне способность к логическому мышлению принялась неумолимо доказывать, что для поисков главных виновников случившегося вовсе незачем отправляться в далекую Сибирь с её холодными зимами, потому что оных виновников можно разыскать куда ближе. Например, некую принцессу, чьи остренькие ушки оказались в итоге вполне похожи на… кажется, эти собаки именуются спаниелями.

– Нас… обокрали… – нормальный тон все еще давался мне с большим трудом, с куда большей охотой я бы сейчас сорвалась на визг. – Один ваш… коллега по профессии… некий маркиз.

– Д’Тафферф, – понимающе кивнул Рысьев. – Он, к слову сказать, не рассказывал вам, за какие прегрешения его с треском вышибли из венского генштаба и, как говорят у нас на Святой Руси, законопатили в сию заокеанскую глушь? Полагаю, что нет… а история, меж тем, вельми презабавная.

– Граф! Мне сейчас не до забавных историй!

– Понимаю, ваше высочество… – Вампир цепко огляделся по сторонам, нагнувшись, поднял с ковра вазочку – кажется, именно ей я была обязана второму приступу беспамятства – поставил её на столик. Поднес к лицу давешнюю бутылочку с синей этикетой, хищно шевельнул ноздрями и понимающе хмыкнул.

– До боли знакомый аромат. В соответствующих кругах, да будет вам, милые дамы, известно, сия субстанция уже успела обзавестись прозвищем «дубинка тролля» – надо полагать, за схожесть оказываемого действия. Вот, к слову, за что совершенно искренне люблю нашего общего друга маркиза, так это за склонность к прямым действиям. А то иной таких петлей наплетет, такого тумана напустит – до следующей эпохи не разберешься. Не-ет, – закончил шпион, – схема любой хорошей операции должна быть проста, как яблоко в разрезе.

Несколько секунд я старательно раздумывала, засчитывать ли высказанное графом пренебрежение к сложным многоходовым комбинациям за интеррасовое оскорбление, но так и не смогла прийти к окончательному выводу.

– Так что у вас все-таки украли?

– То, – тяжело вздохнула Юлла, – без чего наша дальнейшая миссия теряет всякий смысл.

– Это халцедон-то? – удивленно вскинул бровь вампир. – Ну это же несерьезно, право слово. Госпожа Бриннер… я еще могу понять отчаяние её высочества, которая, будем уж откровенны, не обладает достаточным опытом, но от вас я, признаюсь, ожидал более адекватной оценки ситуации. Как дети, право… «украли», «теряет всякий смысл»… ей-богу же несерьезно!

– Вы считаете, что наше положение еще можно исправить?! – охваченная внезапно вспыхнувшей надеждой, я даже не обратила внимание на то, что меня, принцессу, только что почти впрямую назвали несмышленым ребенком.

– Да и исправлять-то особо нечего, – пожал плечами русский. – Видите ли, ваше высочество, я совершенно искренне не понимаю, почему вы придаете этому камешку столь решающее значение. Любой мало-мальски приличный астролог укажет вам район местонахождения Камня с точностью до дюжины верст… то есть миль. До момента Открытия большая точность вам ни к чему… а к Открытию там наверняка соберется такая уйма соискателей, что проход непосредственно к нужному месту придется в толпе пробивать!

– Но… откуда?

– А вы что, и впрямь полагали себя единственными обладателями древнего знания? – с усмешкой осведомился Рысьев. – И вовсе не рассчитывали на конкуренцию со стороны неполноценных рас?

– Нет, – растерянно сказала я. – Но… амулет… мы считали, что все прочие безвозвратно утеряны.

– Амулетов этих, – медленно произнес граф, – только за последние пять тысяч лет наделали чертову уйму. Их даже у моих собратьев… я имею в виду вампиров, точно не меньше двух.

– То есть, – спросила Юлла, – вы считаете, что мы можем до поры позабыть о нашем общем друге-маркизе?

– Разве я так сказал? – нарочито удивленно переспросил русский. – По-моему, я не говорил ничего подобного. Мое мнение, если оно вам хоть немного интересно, заключается в том, что нашего общего друга надо исключить из игры как можно быстрее, пока он не попытался причинить действительно серьезный вред.

– С большим удовольствием, – огрызнулась Юлла, – занялась бы этим, если бы не одна незначительная помеха – господин маркиз в данный момент удаляется от нас со скоростью двенадцать… впрочем, нет, без вагонов, наверное, и все двадцать миль в час. А следующий поезд по этой линии пройдет лишь завтра. Что вы улыбаетесь, граф? Перестаньте демонстрировать ваши клыки и скажите, в чем я не права?

Рысьев выполнил приказ моей спутницы лишь частично – он втянул клыки, но тонкие бледные губы продолжали кривиться в ухмылке.

– Вы, госпожа Бриннер, правы в том смысле, – сказал он, – что, сидя в этом роскошном вагоне, мы можем дождаться лишь завтрашнего поезда. Или Страшного Суда. Но хочу обратить ваше внимание на тот факт, что рельсы, на которых стоит этот вагон – вовсе не единственные на континенте… и даже не единственные в этих диких местах.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила я.

– Всего лишь то, что, как говорите вы, эльфы, прежде чем рассматривать каждое дерево в отдельности, иногда полезно окинуть взглядом весь лес. Применительно же к нашему случаю это выражается в том, что… – Русский шпион вытянул из жилетного кармашка небольшие золотые часы и щелкнул крышкой. Крохотные молоточки немедленно принялись вызванивать первые такты Сороковой симфонии, – через час и семь минут развилку в пяти милях от этого полустанка будет проходить почтовый экспресс. До своего пони-родственника ему, конечно, далеко, но это все же очень хороший шанс.

– Великолепно, – недобро прищурилась Юлла. – А еще часом позже вы это сказать не могли?