Глава 2

Максим открыл глаза и обнаружил себя лежащим на странной, какой-то допотопной кровати. Металлические дужки, густо закрашенные белой краской, хрустящие звуки панцирной сетки при каждом, даже лёгком движении… Вот уж не думал, что подобные раритеты ещё где-то сохранились. В музее, разве что, но было бы странно проснуться в музее. Есть подозрение, что там уже не просыпаются.

Огляделся. Белые стены, белый потолок, высокий, тощий штатив с капельницей, омерзительный, сладковато-приторный запах каких-то микстур. По всему выходит – больница. Поёрзал голой спиной по белой простынке и облегчённо выдохнул – очнуться на металлическом столе с биркой на ноге было бы… Да, было бы.

Прислушался к молодому, крепкому организму, который до сего дня жалоб не подавал, и с неудовольствием поморщился. Состояние отвратное, страшно подумать, чтобы набок повернуться; попытаться встать и вовсе верная смерть. Поднатужился, выудил из памяти воспоминания о происшествии на работе и даже такое лёгкое напряжение мозга отозвалось вспышкой дикой, физической боли – точно кто-то пнул с разбегу по дурной башке. Хотя, может и пнул. Поди знай, коли не помнишь ни черта.

Долгое, бесконечно-долгое время провёл в мечтах о болеутоляющем. Вторая попытка оказалась удачнее, даже получилось встать. Осторожно, стараясь не дёргать без нужды головой, огляделся. Понятно, что больничная палата: типовая мебель, занавесочки из разряда лишь бы были… Единственная особенность – кровать в палате одна, а значит не городская больница и не районная. В тех так роскошествовать не станут, как минимум ещё три койки впихали бы. Благо и место есть, и соответствующий опыт имеется. Мельком глянул в окно – парк. Старый. Именно старый, а не старинный: неухоженные деревья с ветками во все стороны едва ли не до земли, толстый слой листьев на земле, пожалуй, не один год тут копятся. Куда это меня занесло? – удивился Максим, но задумываться не стал, намерился до двери прогуляться.

Тут же обнаружилось, что из одежды на Максимовом теле имеется лишь то, что досталось при рождении. Правда в роддоме, когда мать родила, такой вид не смущал, но с тех пор времени изрядно минуло. Глянул вниз и смущённо хмыкнул. Повзрослел, чего уж там. Не грех бы и накинуть что-нибудь. Пошарил пытливым взглядом по небольшой, чистенькой палате, но своей одежды не нашёл. Да и вообще никакой одежды, хоть бы халатик застиранный подложили. Пришлось содрать с кровати простыню и обернуться ею на манер римской тоги. При этом синий, больничный штамп с расплывающимися буквами оказался аккурат на груди и свёл на нет всю торжественность одеяния. Максим сконфуженно попытался затолкать его под складку, озадачился, разобрав огрызок слова «…хранения», и совсем уж было решил плюнуть, но не успел.

В палате бесшумно, точно соткались из воздуха, появились два посетителя. Один, высокий, крепкий мужчина с выдающимся, орлиным носом и недобрым взглядом холодных, серых глаз, Максиму хорошо знаком. Руководитель Службы безопасности Корпорации. Даже если и есть, что к этому добавить – уже не требуется. Должности достаточно.

Второй, толстячок с маленькими глазками за толстыми стёклами очков, заведует какой-то лабораторией и до сегодняшнего дня Максима не интересовал. Один из тех, кто ходит по специальному пропуску, через специальную дверь и с охраной даже здороваться не обязан. Впрочем, не очень-то и хотелось.

Максим покачнулся и, чтобы не упасть, крепко ухватился за дужку кровати. Голова гудит, словно с добротного перепою, во рту появился кислый, противный привкус – как будто там со вчерашнего ужина какой-то фрукт протух. Помотал головой, точно очумелый, молодой бычок на лугу, и наконец разогнал белёсую, мутную пелену перед глазами.

Первым делом разглядел, что посетители одеты в серые, одинакового кроя костюмы – своеобразные визитки Корпорации. Но, конечно, костюмчики совсем не те, что у обычных сотрудников. Вроде тот же покрой – ан нет, не тот. И материальчик потоньше, и пошито с душой. Не абы как, лишь бы не развалились. Оба одновременно улыбнулись, словно по команде, или заранее сговорились. Один тонко и хищно, другой маслянисто-приторно, и сердце Максима сжалось в предчувствии надвигающейся беды. Не те люди, чтобы охраннику улыбаться. Их в этой палате и вовсе быть не должно.

Как и предполагал, первым заговорил шеф – начальник, как-никак.

– Ого! – воскликнул бодренько. – Ты уже на ногах? А мне сказали серьёзно нахлобучило, не меньше суток бревном проваляешься. Здоровяк, хвалю.

Опасения Максима усилились многократно, едва из ушей кипятком не выплеснулись; голова закружилась и тело повело в сторону, норовя брякнуть об чистый линолеум на полу. Удержался. Мазнул взглядом по суровому лицу начальника СБ, тут же глаза ресницами прикрыл от греха подальше. Что-то насквозь фальшивое прозвучало в неестественно-добром голосе шефа. Никогда так раньше не разговаривал, да и сейчас не задалось. Через силу с непривычки-то.

– Ну давай ближе к делу, – перестал мучить себя начальник и изобразил деловитость. – Я просмотрел записи видеонаблюдения, всё мне в твоих действиях понятно, кругом красавчик, премию и медаль. Ну, премию-то уж точно. Вот только то, что происходило в блоке Б, а самое главное – в лаборатории 18, нигде не зафиксировано.

– Я не просто так туда полез! – поспешно подхватился Максим и для пущей убедительности прижал к груди ладонь.; кстати, и треклятый штамп рукой прикрыл. – Я должен был войти! Я объясню.

– Не стоит, – легкомысленно отмахнулся шеф. – Я уже во всём разобрался. Просто расскажи, что произошло в лаборатории? Ты видел нарушителя? В кого ты стрелял?

Максим потёр ладонями отчего-то повлажневшее лицо, словно силился вспомнить подробности, а на самом деле мучительно решал задачу: о чём рассказывать? О задумчивой звезде, которая превратилась в мяч и хорошо поставленным, боксёрским ударом отправила его в нокаут? Нет уверенности, что фасон смирительной рубашки придётся по вкусу, да и рукава там, говорят, длинноваты. Для взяточников тюремные робы надо с такими рукавами шить. Чтобы, пока ладошку выпростаешь, пайку уже мимо пронесли.

А если не о звезде, то о чём? Не сегодня, так завтра уж точно, его проверят на детекторе лжи. Всё по закону, есть такой пункт в контракте. У служащего не может быть секретов от родной Корпорации, мы все одна семья!

– Я… – протянул неуверенно, словно нехотя. – Я не очень хорошо помню.

– Ты это брось, – с досадой пресёк шеф его беспомощное блеяние. – До того момента, когда с тобой что-то случилось, ты всё должен помнить хорошо.

И усмехнулся настолько зловеще, что у Максима захолонуло в груди и сердце отчаянно трепыхнулось, словно в последний раз. Самое страшное, что начальник особо и не старался, обычная его усмешка, даже не самая впечатляющая. Максима передёрнуло, точно на сквозняке.

– Когда я вошёл в лабораторию, там был шар на полу, – выпалил решительно и почувствовал, как скатился камень с плеч. Дальше рассказ уже складно пошёл, точно по писаному, да хорошо смазанному.

– Небольшой такой шар, как футбольный мяч, при этом живой и очень самостоятельный. Я как только его увидел, сразу понял, что не было никакого нарушителя, а сканер отреагировал именно на этого… На это.

Что-то с глухим стуком упало на пол, зацепив по пути дужку кровати и пару раз кувыркнувшись в воздухе. Максим дёрнул головой, сам чуть не грохнулся, и увидел, что на полу валяется шикарный, серебряный портсигар, который до этого бесцельно вертел в руках, откровенно скучающий толстяк. Похоже, ничего интересного он от охранника услышать не рассчитывал – и вдруг услышал, аж ручонки свело. Взглянув на лицо пухлого руководителя, Максим подивился, как быстро оно успело измениться: посерело и постарело, хотя мгновение назад розовеньким отсвечивало, как у весёлого младенчика. Щёки дрябло обвисли, словно бока сдувшегося воздушного шарика, а глаза округлились, налились отчаянием и тоской, как у побитого, дворового пса.

– Я сразу же хотел выйти и заблокировать выход, – на всякий случай взялся оправдываться Максим, – но шар прыгнул и ударил меня по лицу.

Тихо скрипнула входная дверь, в образовавшуюся щель сунулась здоровенная, лысая голова телохранителя. Он профессионально оценил обстановку, никаких угроз не учуял и вопросительно глянул на шефа. Тот досадливо отмахнулся, и голова исчезла.

– Сильно ударил тебя этот шар? – со странной обречённостью в голосе спросил толстяк.

– Очень, – как можно убедительнее ответил Максим. – Так вдарил, что дух вон. Пришёл в себя уже здесь.

Шеф СБ тяжело вздохнул и покосился на толстяка. Тот уже отошёл от странной новости, даже улыбаться начал, но выходило это как-то натянуто, через силу. Лучше бы уж и не пытался.

– Значит, ты из револьвера в этот шар влупил? – уточнил шеф уже не глядя на Максима – словно что-то понял для себя и совсем потерял интерес к разговору.

– Ну, в общем да, – неуверенно подтвердил Максим, чувствуя, как подкатился к горлу тоскливый ком и замер там, точно пробка. Равнодушие, внезапно появившееся во взгляде начальника, оказалось самым плохим из того, что могло случиться. И не смотрит уже, не улыбается; в окно уставился с таким интересом, точно ему там фокусы показывают.

Вновь скрипнула входная дверь, Максим нервно дёрнулся, но в этот раз зрелище оказалось поприятнее. Спиной вперёд вошла в палату пухленькая медсестра в кургузом халатике, втащила за собой столик на колёсиках, лихо вильнула задницей и развернулась в сторону Максима. Фыркнула недовольно.

– Больной, у вас постельный режим! Вы почему на ногах?

Максим покорно плюхнулся на кровать, как есть замотанный в казённую простыню. Медсестра недовольно покосилась на посетителей, те на её неудовольствие не обратили внимания. Возмущаться не стала, себе дороже.

– Руку давайте, укол будем ставить.

– Куда? – наивно уточнил Максим.

– В руку, – терпеливо повторила медсестра, ловким, отработанным движением перехватила жгутом руку выше локтя и нацелилась хищным, шприцовым жалом в беззащитную Максимову вену.

Через несколько минут подняла симпатичное, пухленькое лицо, кровь под кожу хлынула щедро, щёки загорелись – хоть прикуривай. Ну, или яичницу жарь, тут уж на любителя. Уставилась на Максима несчастными, голубыми глазами.

– Да что ж такое-то? – воскликнула недоуменно и оглядела присутствующих отчего-то виноватым взглядом. – Это ж кожа не человеческая, а… носорожья! Никак проткнуть не могу.

– Приходилось носорогов протыкать? – серьёзным голосом осведомился шеф.

– Не приходилось, – злобно фыркнула девица, враз виноватиться забыла. – А вот такие пациенты попадались, да.

– Вы нашего паренька до смерти не запытайте, пожалуйста, – тихо и ласково попросил толстячок. – У нас к нему ещё вопросы есть. А вот как закончим – он весь ваш. Только дождитесь, пока мы подальше отъедем, я крики очень не люблю.

– Вот зачем вы издеваетесь? – со слезой в голосе воскликнула медсестра. – Я ведь от души стараюсь, как лучше, а вы…

– Действительно, зачем вы так? – мягко укорил коллегу безопасник. – Я вот наоборот, думаю девушке работу предложить.

– Какую работу? – нахохлилась та и зыркнула с подозрением.

– Вы справитесь, – заверил шеф. – Мне пяти минут хватило, вашу квалификацию оценить.

Девушка прищурила красивые, голубые глаза и уставилась на него. Видно, есть что сказать девчонке, да вот жаль нельзя. Начальники кругом, плюнуть не в кого. А в Максима, вроде, не за что.

– У нас ведь люди не всегда добровольно информацией делятся, – доверительно поведал безопасник. – Из кого-то и силой добывать приходится. У вас бы хорошо получилось.

Демонстративно-медленно оглядел поджавшую губы девчонку и покачал коротко стриженой головой в подтверждение своих слов.

– Тут ведь главное с любовью! Когда человека со злобой мучают – он и сам злобой наливается, вроде как легче ему от этого становится. А когда тебя с любовью пытают… Ох, упаси боже от такой напасти.

Медсестра громко фыркнула; Максиму показалось, что её пухлые губы оторвались и в угол улетели. Ухватила столик и с грохотом удалилась в коридор, а толстячок подвинул к Максимовой койке лёгкий, пластиковый стул, уселся, повертелся, поудобнее устроился.

– Расскажите нам об этом шаре поподробнее, – попросил Максима ласково, не по-начальничьи. – Всё, что сможете вспомнить.

* * *

Высокое начальство смилостивилось минут через сорок выматывающей душу беседы. Да нет, допроса, чего уж там! Максим проводил уходящих начальников тоскливым взглядом, откинулся на подушку и прикрыл глаза. Ну хоть на этом-то всё? В палату заглянула знакомая медсестра, по-дружески подмигнула и с сочувствием, молча покачала светлыми локонами. Максим слабо улыбнулся в ответ – поблагодарил как смог. Сейчас он в полной мере осознал значение фразы – чувствовать себя, как выжатый лимон. А ведь это странно. Времени с момента происшествия в лаборатории прошло изрядно, с каждой минутой должно становиться легче. А не тут-то было! Ощущение такое, словно неведомая, злая сила поворачивает ручку мясорубки, одновременно пропихивая безвольное Максимово тело в приёмную воронку. Проворачивает медленно, с чувством, с расстановкой, с пониманием. Похоже, удовольствие от процесса получает.

Вышагивая по пустым, гулким коридорам больницы, два начальника не проронили ни слова. Здоровенных шкафов-телохранителей, точно бесплотных духов, бесшумно метёт следом, а им говорить и вовсе не полагается. На улице безопасник приглашающе махнул в сторону своей машины, оба, не спеша в неё уселись; охрана, не задавая вопросов, плотненько набилась во второй автомобиль. Есть разговоры, которые лучше даже случайно не слышать, уж им ли не знать.

– Дмитрий, – по-свойски глянул на безопасника учёный. – Ничего, что я к вам по имени? Я всё-таки вдвое старше.

Собеседника покоробило от такой змеиной хитрости. Себе всё разрешил, а ему о возрасте напомнил, чтобы не забывался. Вдвое старше он…

– О чём разговор, Казимир Францевич! – дружелюбно улыбнулся в ответ. – Конечно.

– Вижу, что-то спросить хотите? Уже можно, посторонних нет.

А то я без тебя не вижу, – мрачно подумал начальник СБ, спешить с разговором не стал, закурил и выдохнул клуб сизовато-белого дыма в приоткрытое окно. Дал себе время обдумать вопрос.

– Врёт? – спросил наконец. – Упустил взломщика и теперь надеется отбрехаться, сказку про белого бычка рассказывает?

– Каким образом он мог упустить взломщика? – ненатурально изумился учёный и чуть шевельнул уголками пухлых губ – издевательски, конечно. – Есть же видеозаписи, ни на одной взломщик не зафиксирован. Как же он сбежал? По какому пути? Испарился, что ли?

– Мы не знаем, каким путём он в лабораторию попал, – напомнил Дмитрий и криво усмехнулся. – Вот тем же путём мог и уйти. Повторю вопрос: врёт? Упустил?

– Конечно упустил, – неожиданно спокойно согласился толстяк, однако не удержался, выплеснул всё, что в душе накопилось, перебродило и вызрело. Даже какой-то нездоровой багровостью налился, словно его удар хватил – как нередко с толстяками и случается. Раздражённо хлопнул пухлой ладошкой по пластику перед собой, и собеседник болезненно сморщился, точно оплеуху схлопотал. Чай не служебная машинка-то, своя, родная. Уж сколько раз зарекался на ней на службу ездить!

– Да только не взломщика он упустил, – уточнил учёный, избавившись от груза эмоций, – а нашу новейшую разработку. Единственный экземпляр, между прочим. Хуже того – опытный образец!

Шеф СБ поперхнулся дымом, закашлялся и уставился на толстяка слезящимися глазами.