Отзывы на книги автора «Андрей Белый»

Честно скажу вам, читался роман уж очень тяжело. Несколько раз прерывалась, то бросала, то снова принималась за чтение. И вот уже спустя некоторое время заметила, что мысленно возвращаюсь к книге. Не исключено , что спустя какое-то время я вернусь к нему. Может это будет выражаться не в перечитывании. просто предложу почитать его своим детям. Конфликт детей и родителей , переплетающийся в исторических параллелях , происходящее в Питере, да и приправлено мистикой , или скорее всего чем -то бредовым, дает пищу для задумок нашему мозгу. Повторюсь , читать тяжело, но притягивает чем-то книга, это однозначно.

Не прозаик, а скорее поэт, не поэт, а скорее композитор: Белый начинал с новоизобретенного им же самим жанра "симфоний", и эти симфонии легли в основу его прозы. Его проза - скорее не ритмическая даже, но именно музыкальная: текст всегда строится на лейтмотивах, превращающихся иногда в так раздражающие многих частные повторы, которыми изобилуют описания, насыщены повествования и перегружены рассуждения. Так примерно написан и "Серебряный голубь", сравнивать который с "Петербургом" мы не будем, поскольку до "Петербурга" еще далеко и не носится еще в исступлении по набережным красное домино, зато промеж сел гуляет по-хозяйски красный петух.

Часть трилогии, но трилогии потенциальной - не люблю слово "незаконченной", к тому же Ларс Фон Триер как-то сказал о своей трилогии "Америка", которую он так и не доснял, что это новаторская трилогия из двух частей; Белый опередил его, написав такую же трилогию из двух частей, да еще и несвязанных ("Петербург" к "Голубю" примыкает, но примыкает условно). Есть такая привычка у авторов - мыслить трилогиями; будь то кино или литература, всегда найдутся те, кому даже большой формы мало, кому нужна форма монументальная. Таков Ларс Фон Триер, таков и Белый. Но по крайней мере в отличии от Триера, Белый не страдает излишним словоблудием. Пусть кому-то повторы Белого кажутся таковым, пусть многих именно это в творчестве Белого отпугнет; Белый не потому повторяется, что сказать ему нечего, а потому только, что пишет не прозу и не стихи - музыку.

Читал ли "Голубя" Хармс? Задаю вопрос скорее себе, потому что вся первая глава романа потрясающе в некоторых местах похожа на прозу Хармса; другое дело, что круг чтения Хармса - не самый исследованный аспект его биографии, и потому сложно на этот вопрос ответить. Впрочем, на другого мрачного певца ужасов Петербурга похожа первая глава романа - на Достоевского она похожа, причем на позднего: "Бесы", "Карамазовы", вот это вот все. Но чаще всего вспоминается Гоголь, о котором (как впрочем и о Достоевском) Белый писал очерки. Фамильярность рассказчика в этой части "Голубя" как-то расслабляющим образом действует, создает ощущение, схожее с тем, которое получаешь при прочтении злой хармсовской прозы, однако длится это не так уж долго, точнее длится долго, но постепенно к этому насмешливому голосу прибавляется голос второй, на протяжении большей части романа создающий с первым странную, построенную на диссонансах полифонию, пока под конец начисто не заглушает второй голос первый, и тогда первый голос исчезает и остается только второй - не насмешливый, а хтонически непонятный.

Именно описания духовной жизни секты потрясают в романе более всего: их совместные моления, перешептывания, исступленные религиозные экстазы галлюцинаторного толка создают это непонятное ощущение, и непонятным оно становится из-за того, что не ясно до конца - пугает оно или очаровывает. Будто сам ловишь на себе пристальный взгляд столяра, от которого, поговаривают, падали куры, и будто тебе самому кто-то на ухо нашептывает о голубях, делится сокровенным экстатическим опытом и обволакивает твой разум сладостными обещаниями. И гуляет по полю красный петух, от избы к избе гуляет красный петух по дороге, и издалека виднеется фигурка; неясно только до конца, есть ли у этой фигурки рога, черт это или все-таки не черт, непонятна эта далекая фигурка.

Белый - певец помутненного рассудка, состояние постепенного погружения в сумасшествие (исступление, помешательство) Белый рисует лучше многих других. И непонятно, в какой момент состояние это наступает (и вообще - быть может, было оно с самого начала и только казалось, что его не было), спохватываешься только тогда, когда весь текст уже утопает в этом безумии и выхода уже нет, потому как оторваться от текста невозможно, текст пугает, но завораживает. Быть может, это могут уловить только люди, впадавшие в подобное или близкое подобному состояние ума; может быть, что человек, всю жизнь сохраняющий ясность рассудка, не способен до конца прочувствовать эту странную атональную музыку. Хотя речь Белого в целом напоминает о той дремотной бездне, в которую проваливаешься, находясь между сном и явью, и непонятно еще до конца - спишь, не спишь... Слышно только, как шелестит перьями красный петух за окном.

Спросите: о чем роман? Отвечаю: о путях России. Будто бы настоящие русские писатели писали когда-либо о чем-либо другом. Потому и называется трилогия Белого из двух частей "Восток или Запад", не дается только в ней окончательного ответа на поставленный в заглавии трилогии вопрос; но, кажется, пожирает Россию Восток. Непонятно только, страшно это или нет. Да вообще ничего непонятно.

Казалось бы, так много великих имён, о каждом из которых можно написать тома, под такой не очень толстой книжкой, что от повествования ждешь какой-то поверхностности. Но на самом деле все представленные истории любви не поверхностны, благодаря добавлению воспоминаний и писем самих главных героев. Вообще по стилю изложения истории больше похожи на очерки, и во многом характеризуют личности самих главных героев.

Нет среди русских поэтов спокойных лиц. Кто умер от разрыва сердца, кто от пули.

Понятно, что столь неспокойные люди, вряд ли умеют спокойно любить. Тем более в такое нелёгкое для страны время. Как писал в своей книге Ходасевич:

Любовь открывала для символистов и декадентов прямой и кратчайший доступ к неиссякаемому кладезю эмоций. Достаточно было быть влюбленным - и человек становился обеспеченным всеми предметами лирической необходимости: Страстью, Отчаянием, Ликованием, Безумием, Пороком, Грехом, Ненавистью... Поэтому все и всегда были влюблены, если не в самом деле, то хоть уверяли себя, что влюблены. Малейшую искорку, того, что похоже на любовь, раздували изо всех сил.

Только это было справедливо не только к символистам и декадентам, но к поэтам того времени в целом. Любовь была увлечением и игрой, без которой невозможно было писать. Только и сами поэты в этой любви были детьми - непостоянными, эгоистичными, капризными, но не от того ли более других, нуждающимися в защите. Не каждый человек может вынести рядом с собой такого вечного ребёнка, поэтому союзы двух поэтов, например Гиппиус - Мережковский кажется наиболее благоприятными, хотя и там были свои «подводные камни», и этот случай скорее исключение из правил.
В представлении Нины Щербак, благодаря отрывкам из воспоминаний современников поэты видятся более живыми, не такими как в различных сборниках с сухими справочными материалами. В Сергее Есенине, например, за маской всем знакомого простого рязанского парня, на мой взгляд, скрывался расчётливый человек, который прекрасно знал цену деньгам и не хотел их упускать, из его письма Илье Шнейдеру:
Если бы Изадора не была сумасбродной и дала бы мне возможность где-нибудь присесть, я очень много заработал бы денег. Пока получил только сто тысяч марок, между тем в перспективе около 400 ...
В ином свете для меня предстал Владимир Набоков - (к которому после прочтения Лолиты я отношусь с подозрением) - в своей любви, в отличие от многих представителей серебряного века он был заботливым отцом и хорошим семьянином.
Любовь поэта Михаила Кузьмина продемонстрировала состоятельность долгих гомосексуальных отношений - с 1913 года и до конца своих дней (1936) он жил вместе с Юрием Юркуном.
По-другому, благодаря этой книге, мне открылся треугольник Блок-Менделеева-Белый. Вообще все истории своими героями связанны между собой, иногда складывается чувство, что ты разматываешь клубочек судеб, и ниточек в том клубке великое множество. Кстати, почти в каждом очерке повествуется не только о самих поэтах, но и об их произведениях. Иногда даже даётся ключ к пониманию некоторых творений.
Во всем этом чувствуется любовь и неподдельный интерес автора к данной теме. Хотя и он иногда пишет странные вещи. Например, в истории любви Софии Парнок и Марины Цветаевой, автор указывает, что когда эта пара гостит в Коктебеле, в Цветаеву влюбляется Максим Волошин, но в других источниках я читала, что это все-таки был Осип Мандельштам, ведь Волошин и до Коктебеля знал Цветаеву и относился к ней, как друг и учитель. Возможно, это просто описка, даже в жизни такое бывает - думаешь об одном человеке, а произносишь имя другого. Но все-таки и других опечаток в книге много, такая небрежная работа редактора, тем более в книге, посвященной судьбам, чьи имена неразрывно связанны с литературой, может оттолкнуть внимательного читателя. И ещё, что лично мне кажется упущением - отсутствие списка источников и литературных произведений, на которые опирается автор, в самих статьях он, конечно, говорит, откуда взял ту или иную цитату, но все-таки хотелось бы иметь упорядоченный список, а не искать каждый раз по статье.
В остальном же, с точки зрения человека, интересующегося судьбами поэтов серебряного века, книга, на мой взгляд, заслуживает пристального внимания, ведь, по словам Ирины Одоевцевой, приведённым в книге:

Любовь помогает узнать человека до конца - и внешне и внутренне. Увидеть в нем то, чего не могут разглядеть равнодушные глаза. Когда любишь человека, видишь его таким, каким его задумал Бог.

Честно скажу вам, читался роман уж очень тяжело. Несколько раз прерывалась, то бросала, то снова принималась за чтение. И вот уже спустя некоторое время заметила, что мысленно возвращаюсь к книге. Не исключено , что спустя какое-то время я вернусь к нему. Может это будет выражаться не в перечитывании. просто предложу почитать его своим детям. Конфликт детей и родителей , переплетающийся в исторических параллелях , происходящее в Питере, да и приправлено мистикой , или скорее всего чем -то бредовым, дает пищу для задумок нашему мозгу. Повторюсь , читать тяжело, но притягивает чем-то книга, это однозначно.

Честно скажу вам, читался роман уж очень тяжело. Несколько раз прерывалась, то бросала, то снова принималась за чтение. И вот уже спустя некоторое время заметила, что мысленно возвращаюсь к книге. Не исключено , что спустя какое-то время я вернусь к нему. Может это будет выражаться не в перечитывании. просто предложу почитать его своим детям. Конфликт детей и родителей , переплетающийся в исторических параллелях , происходящее в Питере, да и приправлено мистикой , или скорее всего чем -то бредовым, дает пищу для задумок нашему мозгу. Повторюсь , читать тяжело, но притягивает чем-то книга, это однозначно.

Честно скажу вам, читался роман уж очень тяжело. Несколько раз прерывалась, то бросала, то снова принималась за чтение. И вот уже спустя некоторое время заметила, что мысленно возвращаюсь к книге. Не исключено , что спустя какое-то время я вернусь к нему. Может это будет выражаться не в перечитывании. просто предложу почитать его своим детям. Конфликт детей и родителей , переплетающийся в исторических параллелях , происходящее в Питере, да и приправлено мистикой , или скорее всего чем -то бредовым, дает пищу для задумок нашему мозгу. Повторюсь , читать тяжело, но притягивает чем-то книга, это однозначно.

Знакомство с Андреем Белым продолжается. После «Северной симфонии» «Симфония» показалась мне более упорядоченной, хотя и мистики и символизма осталось достаточно. Жизнь в России в начале XX века даже через призму этих литературных течений проглядывает вполне реалистично,причем не только в Москве и Петербурге, но и в провинции. Не перестает удивлять умение автора подбирать слова и выражения , создающие такие живые и реалистичные образы. Действительно мастер слова. По словам самого автора «произведение это имеет три смысла: музыкальный, сатирический и, кроме того, идейно-символический.» И по мере чтения они все ощущаются как в структуре, так и в содержании произведения, которое связываю две мистические женские фигуры: Сказки с рыжими волосами и Вечности — женского облика в черных одеждах.

Что там должно меня растрогать, настругать или трогать себя не дам - это точно. В общем, здесь за редким исключением одна бессмысленная беспонтовая слезливая муть. Пушкина и Есенина стихи подобраны такие, что завязли давно на зубах. Выделил по одному стихотворению Лермонтова, Сологуба и Фета. Плещеев и Надсон - выше всяких похвал. Но для сборника этого очень мало. Стихи Саши Черного выбраны очень неудачно, чего попало налепили. В основном же, как и предполагалось, - серебряный век. Полный набор вздыхающе-истерящих неизвестно по чему. Стихи Ахматовой и Цветаевой можно было найти не такие безликие. В качестве какофонии добавлены даже маяковский и хлевников. За каким-то лешим под конец несколько переводных строчек Бодлера, Байрона, даже Оскара Уайльда.

Город-Кошмар
"Петербург" - один из тех романов, которые хочется читать вечно, настолько великолепно он написан. Блестящая идея, интереснейший и волнующий сюжет, нестандартное его развитие и уникальная форма повествования.
Конечно, к роману, читателю не подготовленному, просто так не подступиться. Но, тем, кто уже привык к эксцентричному синтаксису и общему косноязычию Белого, тем, кто уже прочитал "Серебряного голубя, ( тем более, что Петербург - своеобразное продолжение первого романа писателя) читать этот не самый простой текст будет вовсе не сложно.
Действие книги разворачивается в Петербурге, этом самом нерусском городе России, в течение суток, пока тикают часы бомбы, запущенной довольно слабовольным "террористом", философом и бывшем студентом, Николаем Аблеуховым. Бомбу Коленька обязан метнуть в своего отца, сенатора и без пяти минут министра Российской Империи. Интригующий сюжет! Вечный конфликт "отцов и детей" здесь накален до предела и доведен до абсурда какого-то истерического, хронического непонимания, громадной бездны меж двумя родственными душами, погруженными в мрачные и сюрреалистические, штейнерианские сны. Город-кошмар Белого, это тот же сырой и мрачный град, стоящий на бацильных болотах, зараженный инфлуэнцным бредом, какой мы видим у Гоголя в Петербургских повестях и у Достоевского.

"Смерть извела из ада великую блудницу, чтобы та
брызнула в ночи темь горстями бриллиантов, сапфиров, яхонтов ; Вот начертание "Omega", будто созвездие, мерцает рубиновыми огоньками с высоты пятиэтажного дома. Посмотрите вверх в туманную ночь, и вы подумаете, что в
небе горят небывалые звезды ; Город, извративший землю, создал то, чего нет. Но он же поработил и человека: превратил горожанина в тень. Но тень не подозревала, что она призрачна ; Город убивает землю. Перековывает ее в хаотический кошмар

Замечательный и бредовый роман. В список лучших книг всех времен и народов.

Город-Кошмар
"Петербург" - один из тех романов, которые хочется читать вечно, настолько великолепно он написан. Блестящая идея, интереснейший и волнующий сюжет, нестандартное его развитие и уникальная форма повествования.
Конечно, к роману, читателю не подготовленному, просто так не подступиться. Но, тем, кто уже привык к эксцентричному синтаксису и общему косноязычию Белого, тем, кто уже прочитал "Серебряного голубя, ( тем более, что Петербург - своеобразное продолжение первого романа писателя) читать этот не самый простой текст будет вовсе не сложно.
Действие книги разворачивается в Петербурге, этом самом нерусском городе России, в течение суток, пока тикают часы бомбы, запущенной довольно слабовольным "террористом", философом и бывшем студентом, Николаем Аблеуховым. Бомбу Коленька обязан метнуть в своего отца, сенатора и без пяти минут министра Российской Империи. Интригующий сюжет! Вечный конфликт "отцов и детей" здесь накален до предела и доведен до абсурда какого-то истерического, хронического непонимания, громадной бездны меж двумя родственными душами, погруженными в мрачные и сюрреалистические, штейнерианские сны. Город-кошмар Белого, это тот же сырой и мрачный град, стоящий на бацильных болотах, зараженный инфлуэнцным бредом, какой мы видим у Гоголя в Петербургских повестях и у Достоевского.

"Смерть извела из ада великую блудницу, чтобы та
брызнула в ночи темь горстями бриллиантов, сапфиров, яхонтов ; Вот начертание "Omega", будто созвездие, мерцает рубиновыми огоньками с высоты пятиэтажного дома. Посмотрите вверх в туманную ночь, и вы подумаете, что в
небе горят небывалые звезды ; Город, извративший землю, создал то, чего нет. Но он же поработил и человека: превратил горожанина в тень. Но тень не подозревала, что она призрачна ; Город убивает землю. Перековывает ее в хаотический кошмар

Замечательный и бредовый роман. В список лучших книг всех времен и народов.