Мы вновь попали в самое красивое время – золотое, предзакатное. И если в Вейзене это золото впитывалось в стены, лишь на трубах бликовало, то здесь воссияло во всей своей красоте, оставляя на стенах домов невесомые акварельные рисунки. Удивительное ощущение: будто я наконец оказалась в путешествии после длительного перерыва, во время которого я успела даже мир поменять…
Экскурсии по ресторанам продолжаются, выходит… Вот какой Гетбер, однако, молодец: столько ресторанов посетил, лишь чтобы было, куда меня потом водить.
– Откуда ты знаешь все эти места? – всё-таки поинтересовалась я. – Даже в чужой империи. Так часто приходится ходить на ужины?
– К сожалению, человек должен питаться хотя бы трижды в день. Только ты об этом забываешь почему-то постоянно… Или ты надеялась услышать какую-нибудь занимательную историю?
Подумав, я кивнула, и тогда Гетбер продолжил:
– В таком случае я тебя разочарую. С этим местом никакие истории не связаны. Я просто несколько раз встречался в нём с женщинами. Не слишком полезно, зато приятно проводил время.
– С разными женщинами?
– С разными, – не стал спорить со мной Гетбер. – Что именно тебя возмутило?
Совершенно ничего, господин Йенс. Вы, как взрослый мужчина, имеете право проводить время в своё удовольствие.
Ничего меня не смущало и не возмущало.
Возмущаться в таком чудесном месте в принципе не хотелось: когда вокруг тебя царит гармония, то и в твоей душе ей легче отыскать себе место. Думаю, Кан-Амьер населяют в большинстве своём вполне миролюбивые люди… Но объяснить свою позицию я всё-таки попыталась:
– Чужая империя. Маленький город. Даже не столица. И при этом – разные женщины…
– Я долго живу в Вейзене. Около десяти лет, со времен открытия академии. Обосновался в нём после весьма долгих скитаний… Когда долго пребываешь в одном городе, выучиваешь наизусть лица всех его обитателей. А Анжон… весьма близок к границе и выглядит достаточно романтичным. Настраивает на нужный лад.
Навстречу нам как раз прошла весьма симпатичная девушка лет тридцати, одетая в лёгкое платье привлекающего взгляд красного цвета. Она идеально вписалась в обстановку: белые стены, жёлтое сияние, алое платье…
А я только теперь поняла, что мне и об отношениях Гетбера ничего не известно. Как можно вообще отправляться в путешествие с человеком, о котором ты знаешь, в лучшем случае, щепотку фактов?
– А ты был женат?
Однажды он уже задал похожий вопрос мне, в самом начале нашего знакомства. Пришло время платить по счетам.
– Был. Единожды, – ответил Гетбер. Голос его оставался равнодушным, но я заметила – между бровей пролегла морщина, лицо стало хмурым. Значит, хотя бы редко, но вспоминает. Не может отпустить.
– Давно?
– Ещё до того, как поселился в Вейзене.
– И какой она была?
Возможно, мои вопросы перешли все границы приличия, но очень уж заинтересовала меня новая тема разговора… Пока Гетбер отвечает, нужно спрашивать. Следующего раза может и не быть. Очень уж он любит уходить от ответов.
– Твоя полная противоположность. – Гетбер, видимо, мою наглость тоже оценил. – Не такая честная и далеко не невинная… И уж точно куда более скромная в вопросах. А мы, к слову, уже пришли. Нужно посмотреть чуть-чуть выше… Да, именно туда.
А ведь Феранта, заведующая Вейзенской академией, мне так и сказала: мы привыкли не смотреть наверх. Вот и я разглядела ту самую легендарную веранду, лишь когда мне указали на неё напрямую.
Веранда стояла на четырех белых колоннах, слегка потрепанных временем и оплетенных жёлтыми ветвями лозы, которые сохранились, скорее всего, с прошлого года. А уж какая в разгар лета здесь красота… Наверное, дух захватывает. Сама веранда была огорожена невысоким резным заборчиком, и по периметру этого заборчика проходили круглые стеклянные столы, окруженные стеклянными же стульями. На каждом столе устроилось по белой вазе с цветами. Скорее всего, живыми, но снизу не удавалось разглядеть подробнее: веранда расположилась на высоте третьего этажа.
Народу на веранде было немного. Что удивляло – вечер, суббота, такое красивое время…
– Кто-то боится замёрзнуть, – будто бы прочитав мои мысли, заметил Гетбер. – Кто-то просто не может себе позволить…
– Так вот, зачем ты так стремишься заработать много денег. Чтобы водить по дорогим ресторанам всяких-разных женщин.
– И ещё она не была настолько язвительной, – как бы между прочим сказал Гетбер. – Точнее даже, так. Она не скрывала свою язвительность за таким ясным и открытым взглядом, а хамила напрямую. А ты действуешь исподтишка. Впрочем, в твоей любви к скрытности я уже неоднократно убедился…
Прежде чем Гетбер привёл очередную, пусть и весьма сомнительную, женщину в ресторан, нам пришлось довольно долго подниматься по винтовой лестнице. Ступени в ней, как назло, построили до смехотворного низкими, так что, сделав десяток шагов, мы продвигались в лучшем случае на метр.
Управляющая, элегантная женщина лет пятидесяти, встретила нас радушно, как самых долгожданных гостей. Гетбер расплылся в улыбке и охарактеризовал столик, который хотел бы занять: с видом на город, не большой и не маленький… Гетберу сообщили, что подходящий столик в данный момент как раз совершенно свободен. И проводили нас к самому углу веранды. А максимум через минуту мне ещё и плед принесли, молочно-белый.
Я проследила за спиной хостес взглядом и только потом осознала:
– Я до сих пор прекрасно понимаю речь. Да и твоя не изменилась.
– Жители Анжона прекрасно говорят на двух языках – как на родном, так и на языке соседней империи. Они ждут, пока ты первым начнёшь разговор. И отвечают тебе на том языке, на каком ты начнёшь с ними говорить. Посмотри, меню здесь тоже написано на двух языках.
Я послушно распахнула весьма тяжёлую книжицу в бежевой обложке. И не сдержала тяжелого вздоха:
– Зато цены в местной валюте.
– Не беспокойся, у меня есть с самой кое-какой запас. Когда прибудем в Лорьян-Шоле, нужно будет поменять рубионы на либбы.
– Это всё понятно. Но выбирать-то как?
Сложно было не понять, что именно я имею в виду. Но Гетбер, в предках которого явно имелись изворотливые ужи, в очередной раз нашёл способ исхитриться и вывернуться:
– Согласен, легко потеряться в таком большом ассортименте. Тогда доверься мне. Я уже примерно понимаю твои вкусы…
На нашем столе тоже была ваза, и в ней стояли три нежно-розовых, не до конца ещё распустившихся пиона. Они распространяли тонкий, сладкий до опьянения аромат, который манил ничуть не хуже ароматов с кухни… Так что, ожидая заказ, я предпочла немного помолчать и насладиться цветами.
На первое у нас был крем-суп – судя по всему, сырный, хотя я уловила ещё пару нот, которые не смогла распознать.
На второе – овощи и (как признался сам Гетбер) рыба в поджаристом кляре. Обернутая в хрустящую корочку, внутри она осталась сочной и мягкой. Я оценила.
А вот десерт обернулся для нашего столика неожиданным приключением. И вовсе, что ли, стоит отказаться от десертов?.. Сплошные плюсы: никаких сюрпризов, да и фигуру поможет сохранить.
Сначала на стол опустились два блюдца – пирожные с заварным кремом. А следом отодвинулся свободный стул, и к нашему столику присоединился мужчина. Весьма взрослый мужчина – лет семидесяти. У него был высокий лоб, который плавно переходил в идеально гладкую, лишенную шевелюры, голову. Аккуратно подстриженные борода и усы ловили солнечные лучи и сами будто бы светились изнутри. Очки приплюснутой прямоугольной формы сползли на середину носа. И ещё я оценила рубашку: плотная фиолетовая ткань, ряд заклепок на правом плече, цепи у левой манжеты. Это была по-вейзенски оригинальная рубашка…
Я бросила взгляд на зал – все столики, за исключением двух-трёх, всё ещё оставались пустыми. Но мужчина предпочёл сесть именно к нам.
– Не удивляйтесь, юная госпожа, – произнёс мужчина. Голос у него оказался весьма бодрым или, я бы даже сказала, бойким. – Не люблю ужинать в одиночестве, но, к счастью, смог заприметить себе такую прекрасную компанию. Надеюсь, вы не имеете ничего против?
Я пожала плечами, силясь осознать, чем именно мы так его привлекли. А мужчина, меж тем, посмотрел на Гетбера и слегка кивнул:
– Приветствую вас, Гетбер Йенс. – И добавил с мягким укором: – Не припомню, чтобы видел вас на моём последнем спектакле. Хотя припоминаю, что взял с вас слово быть…
На спектакле? А это уже интереснее.
– Зато вас припоминаю, – покивал наш неожиданный собеседник, взглянув на меня. – Хотя и не могу обратиться к вам по имени.
– Варвара, – представилась я. – Варвара Ксанд.
– Ух! – Мужчина взмахнул руками. – Какое огненное имя! Мне нравится! Да, да, я видел вас на премьере моего спектакля в компании с прелестным мальчиком, Вилсоном Гиленом, славным сыном чудесной актрисы Оттолайн, главной исполнительницы женских ролей в моих спектаклях. Вы сидели на балконе, рядом с Вилсоном, и очень внимательно наблюдали за действием на сцене. Это внимание поразило меня в самое сердце.
Лицо Гетбера стало очень уж хмурым, так что я постаралась не смотреть в его сторону и сосредоточила всё внимание на внезапном собеседнике, так легко выдающем маленькие чужие секреты. Его светло-голубые глаза, в свою очередь, внимательно и слегка насмешливо смотрели на меня.
Имя само собой всплыло в моей голове.
– Вы – Каспар Зупер.
– Именно так! Я виделся после премьеры с Вилсоном. И, конечно, я не мог не поинтересоваться, что думает по поводу моего спектакля его спутница. Всё-таки нечасто Вилсон посещает спектакли с кем-то вместе, скорее даже очень редко. И уж тем более я не мог не спросить, во что в итоге вылилось ваше внимание. Вилсон сказал, что у вас остались мне вопросы, и даже поделился, что пообещал однажды познакомить вас со мной… Но, как видите, я ждать не стал. И познакомился сам.
И каждое слово – как гвоздь в крышку гроба моих взаимоотношений с Гетбером, которые только-только начали налаживаться… А ведь Каспар прекрасно это понимает, судя по коварству во взгляде. Испытывает, что ли, Гетбера на прочность, или меня решил проучить за то, что сначала с одним хожу, потом с другим… Впрочем, Вилсон в этом плане ничуть не лучше меня.
– Да, у меня остались вопросы, – согласилась я. – Один точно остался. – И тут же опомнилась: – Взяли слово быть?
На Гетбера всё-таки пришлось взглянуть. Чтобы увидеть, как он неловко, по-мальчишески, пожимает плечами.
– Вы внимательны к каждой детали, Варвара, – кажется, это всё-таки был комплимент, а не обвинение в дотошности. – Гетбер дал мне это слово достаточно давно, около двадцати лет назад. Я в те годы, конечно, был уже мужчиной перезрелого возраста, но Гетбер – юнцом, только постигающим жизнь. Он пришёл на спектакль… скажем так, не столько ради спектакля… И всё же оказался достаточно им увлечён, чтобы я приметил этого юношу среди прочих зрителей. Тогда он и дал мне то слово – заглядывать на премьеры. Согласны, Гетбер? Припоминаете этот день?
Гетбер, пожалуй, припоминал что-то своё, о чём я даже понятия не имею. Но и мне представилась картина: Гетбер, который по возрасту моложе моих учеников, ещё не хмурится и не подпирает стены, а улыбается постоянно. Девушка рядом с ним – обязательно худенькая и миловидная. Они смотрят спектакль, девушка между репликами пытается поделиться собственными соображениями о происходящем, а Гетбер следит за сценой неотрывно…
– Впрочем, думаю, успех той пьесы, «Лилии на ветру», мне уже никогда не переплюнуть. – Каспар Зупер вздохнул.
К нашему столику приблизилась девушка, которая уже принимала у нас заказ. Присутствие Каспара Зупера за нашим столиком нисколько её не смутило. Заказ Каспар Зупер делал долго, обсуждая каждое представленное блюдо. Зато наконец выпала возможность насладиться заварными пирожными, а не только разговорами…
Наш ужин закончился, а ужин Каспара Зупера ещё не начался. И это значило, что беседу можно продолжать.
– Вернёмся к вашему по меньшей мере одному вопросу, – предложил Каспар Зупер, вновь позабыв о Гетбере.
Теперь уже мне пришлось вспоминать вечер, который я посвятила созерцанию спектакля. Вспомнился этот вечер легко, будто произошёл вчера. Сюжет «Лезвия, устланного лепестками» тоже ещё не успел выветриться из памяти. Что удивительно – обычно имена героев и сюжетные повороты я забываю просто и легко.
Вспомнилист возмущения, которые вынужден был выслушивать Вилсон. Сердце едва ощутимо кольнуло сожаление… А потом я спросила:
– Почему вы закончили эту историю так печально?
– Потому что счастливых концов не бывает, – ответил Каспар Зупер и покачал головой. – Счастье для одного значит несчастье для другого. Мы наблюдали за этой историей, погрузившись в голову моей маленькой наивной Сиджи. И поэтому, конечно, нам показалось, что история закончилась невесело. Однако, если бы мы следили за происходящим от лица, скажем, тех, кто пострадал из-за действий Сиджи, мы бы посчитали конец хорошим. Ведь зло в её лице всё-таки оказалось бы искоренено. Гетбер, я надеюсь, своими разговорами мы не слишком испортим вам впечатления от просмотра?
– Боюсь, что ни на один показ я уже не успею, – заметил Гетбер, отпивая чай из маленькой фарфоровой чашечки, что, на удивление, весьма гармонично смотрелась в его крепких руках.
– Не бойтесь! – Каспар Зупер помотал головой. – Спектакль имеет успех. В одном только Вейзене мы будем играть его до середины лета. А потом поедем с ним прямиком в столицу, по пути останавливаясь в крупных городах, чтобы у всех была возможность насладиться моим новым творением. Гетбер, я настоятельно советую вам посетить этот спектакль. – И вновь взгляд переметнулся на меня: – Но что это я всё о себе… Давайте о вас, Варвара. Вы выглядите молодо, особенно для того, чтобы преподавать в таком месте, как Вейзенская академия… Не в обиду Гетберу… Однако наблюдается у этой академии брать к себе более зрелые, более закостенелые умы… лишенные пластичности. Так вот, о чём это я.
О чём он, мы в то же мгновение и не услышали. Каспару Зуперу подали первое блюдо – суп, очень уж похожий на тот, каким ужинали мы с Гетбером. Но мужчина категорично отодвинул тарелку в сторону. Разговор оказался важнее ужина.
– Вы, Варвара, на преподавательницу Вейзенской академии не похожи, но Вилсон клятвенно заверил меня, что именно ей вы и являетесь. А я о том, что в данный момент задумка у меня следующая: продолжать преподавательский цикл. Быть может, вы можете рассказать мне что-нибудь эдакое, интересное, что легко бы в основу моей новой пьесы? Мне кажется, любопытных историй у вас достаточно.
Я едва чаем не поперхнулась. Вот так внимание к моей скромной персоне.
– Какие именно истории вас интересуют?
– Ну… – Каспар Зупер улыбнулся так радостно, что для меня эта улыбка не сулила ничего хорошего. – Скажем, о чудесных камнях, которые вы изучаете. Или о том, как с ними связана эта поездка.
Вот и попробуй понять: то ли он слишком много знает, то ли просто умеет делать верные предположения.
– Этой истории точно не надо печального конца, – только и заметила я.
– Обещаю, что с вашей точки зрения он будет хорошим. Варвара… вы себе ещё даже не представляю, а я вот представляю, и весьма отчётливо, афиши моего нового спектакля с каким-нибудь таким слоганом: преподавательница поняла, что её предмет может стать смертельным оружием в руках империи…
Сердце пропустило пару ударов. После недавних событий моя вера в людей пошатнулась и без выслушивания подобных слоганов. Я даже Гетберу не могу довериться полностью, хотя и общалась с ним больше, чем со всеми остальными жителями Вейзена.
А Каспар Зупер меж тем продолжил, не забывая наблюдать за мной:
– Ладно, согласен, звучит, быть может, не так захватывающе, как могло бы звучать. Но мы над этим подумаем ближе к премьере.
– Мы спешим, Каспар. Приятно было встретиться. – Гетбер пришёл на спасение. Уверенно поднялся из-за стола.
– Бегите, – смилостивился Каспар. – Конечно, бегите. Нужно многое успеть, прежде чем вы попадёте в Лорьян-Шоле… Гетбер, я передам ваше приветствие Эрнете, хотя вы и не просили этого. Она частенько вспоминает о вас. Иногда эти воспоминания сопровождаются нелестными отзывами, но всё-таки.
– До свидания, – пискнула я. И подскочила следом. Стол слегка пошатнулся.
– Когда вернётесь в Вейзен, Варвара, обязательно как можно скорее обратитесь к Вилсону Гилену! И пускай он встретит нас с вами. Клянусь честным драматургическим: я воссоздам вашу историю на сцене.
Мы расплатились за ужин на выходе, точнее, платил Гетбер, а я со стороны рассматривала деньги чужой империи, которые нашлись в карманах бессменного плаща. Деньги мне понравились… Как-то странно, наверное, звучит. Однако в Лейпгарте деньги выглядели куда проще: медные монетки с номиналами, лишенные изящества, и бумаги с портретами великих людей, о судьбе которых я все никак не найду времени разузнать.
А здесь даже деньги были изящными. На монетках выгравированы сплетения ветвей, причем чем больше (и, следовательно, дороже) монета, тем красивее ветви. Сначала на них можно различить почки, потом – листья, а после цветы и даже плоды, похожие на вишню.
Бумажные же деньги несут на себе изображения дворцов. Гетбер предложил лишь одну, и на ней дворец был весьма скромным. Однако я успела разглядеть ещё пару бумажек с куда более величественными постройками. И понадеяться, что однажды смогу лицезреть их собственными глазами…
– Варя, не обращай внимания на его слова, – попросил Гетбер, когда мы спускались по лестнице. – Он весьма противн… противоречивый человек, но ничего опасного в себе не несёт.
– Хорошо. Не буду.
Пока мы сидели в ресторане, жёлтый свет успел смениться красным небом. И уж теперь оно предстало перед нами во всей красе. Всполохи алые, карминовые, рыжие слились в смертоносном вихре. Смертельно красиво… Я даже остановилась на мгновение, чтобы впитать в себя всю красоту этого мгновения. И Гетбер, конечно, остановился следом за мной.
Я думала, он мягко, но непреклонно обрушит на меня волну презрения… Из-за подробностей моего общения с Вилсоном, любезно раскрытых Каспаром Зупером. Но вместо этого Гетбер заметил лишь:
– Интересная у тебя фамилия.
– Ксанд? Сокращение от моей настоящей. Полностью так звучит – Александрова. Жутко?
О проекте
О подписке
Другие проекты