Глава 3. О богатом прошлом и море

Как ни печально это признавать, и всё-таки наш путь стремительно приближался к концу.

Причем чем ближе к Лорьян-Шоле мы подъезжали, тем богаче становился мой словарный запас. Гетбер решил научить меня некоторым словам как из языка Кан-Амьера, так и из магического словаря. Его отчего-то необычайно восхитило то, с какой легкостью я их запоминаю. А что удивляться? Я всегда была талантлива к языкам, ну и пусть пошла в естественные науки в итоге…

Мне казалось: теперь я во всеоружии, и Лорьян-Шоле не сможет меня победить.

И всё-таки столица Кан-Амьера поразила меня в самое сердце.

Я и не думала, что умею испытывать такой восторг от городского пейзажа. Но прежде я нигде не встречала подобной красоты. Даже Вейзенская академия меркла на фоне Лорьян-Шоле, казалась отголоском, десятикратно отраженным эхом, что влетает в уши не полноценной песней, а невнятными обрывками.

Лорьян-Шоле напоминал композицию из драгоценностей. Здания будто были составлены из перламутровых бусин, окна отливали нежно-сиреневым аметистом, а крыши – всеми оттенками рубина и циркона. Между домами шелестели изумрудной листвой деревья. Дороги, начищенные до блеска, казались стеклянными – так и намеревались ослепить.

Когда наш омнибус совершил последнюю остановку и мы наконец окончательно освободили места, с которыми за эти дни уже успели срастись, я даже не поверила собственным глазам. Повернулась к Гетберу, спросила испуганно:

– Где мы?

– Лорьян-Шоле, приятно познакомиться.

Гетбер рассмеялся. А, может, это сам Лорьян-Шоле смеялся надо мной… В этот момент я в него и влюбилась. Правда, в Гетбера или всё-таки в Лорьян-Шоле, так и не смогла разобрать.

Даже люди здесь были другими. В отличие от суровых вейзенских обитателей, жители Лорьян-Шоле не носили цепи и металлические заклепки – на них была яркая одежда: сочетание цветочных узоров, плиссированной атласной ткани, кружевных рукавов и широкополых шляп. Они чаще улыбались, чем хмурились. И в целом казались самыми счастливыми людьми на земле.

– Слишком много отдыхают, – заметил Гетбер, когда я поделилась с ним этим наблюдением. – Поэтому и счастливы. Посмотрел бы я на них, работай они по двенадцать часов в день. Когда идёшь с одной работы на другую, а вечером тебя ждёт третья, улыбка испаряется с лица сама собой.

Я вспомнила наряды Ирмалинды, моей бывшей соседки, и поразилась: отчего же никто из Вейзена не узнал в ней коренную жительницу Кан-Амьера? Даже её блузки повторяли местные мотивы – сочетание ярких нитей и блестящих бусин. Пока остальные обитатели Вейзена заковывали себя в металл, она проявляла свою южную натуру, даже не пытаясь ничего утаить. Вот уж точно: хочешь что-то спрятать, положи это на самое видное место.

– А ведь я тебя даже не обманула, – продолжила восхищаться я, – здесь и в самом деле, как в санатории. Светло, тепло и радостно. Даже дышится легче.

– Легче дышится по той причине, что здесь очень мало фабрик и заводов. Кан-Амьер предпочитает закупать уже произведенный товар, а не пыхтеть над ним самостоятельно. И угадай, где эти фабрики и заводы стоят и кто их обслуживает.

– Если отбросить в сторону конфликт между империями… почему ты так не любишь Кан-Амьер?

Как только мы отошли от стоянки омнибусов и я смогла наконец мыслить хотя бы отдельными фразами, а не только «вау», «красота» и «как так?», Гетбер сообщил, что знает здесь один неплохой постоялый двор. И сам постоянно останавливается в нём, когда вынужден приезжать в Лорьян-Шоле (само собой, по работе, а не из личных интересов – его личные интересы вполне удовлетворяет Анжон). Поскольку для меня в Лорьян-Шоле всё было непривычным, даже на окна, двери и крыши я смотрела новым взглядом, то я позволила Гетберу вести меня, куда он только пожелает. Новый уровень доверия.

Сегодняшний день выдался жарким до невозможности. Мало того что тёмная одежда мгновенно выдавала нашу не местность – так она ещё и концентрировала на себе солнечные лучи, припекало так, что будь здоров.

К счастью, Гетбер, по его собственному признанию, знал местные модные дома. И пообещал, что мы прогуляемся до них сразу же, как заселимся. Вне всякого сомнения, прежде чем идти на рабочие встречи, нужно принарядиться, ведь так, Гетбер?

– Почему я не люблю Кан-Амьер? – уточнил Гетбер. – Отбросить в сторону этот многовековой конфликт тяжело – не хватит сил, теряю всё-таки физическую подготовку, – он вздохнул. – Но я постараюсь закрыть на него глаза. Итак. Вспомним о Лейпгарте – понимаю, после всего увиденного сделать это сложно, и всё-таки мы постараемся. Серые дома, промышленные предприятия, научные города. Смотрите все: мы построили академию в Вейзене, мы будем прогрессивно изучать магию. Слушайте все: мы начали изучать… – Он посмотрел по сторонам и только потом шепнул мне на ухо: – Камни, усиливающие магию в тысячи раз. И будем рассказывать вам о малейшем продвижении…

– За малейшее продвижение спасибо, – я сложила руки на груди и посмотрела на Гетбера с лёгким осуждением.

В ответ он лишь пожал плечами и напомнил:

– Я идею твоих открытых лекций никогда не одобрял. Что же, теперь посмотрим на Кан-Амьер. Который прямо-таки кричит: я безобидная империя, глянцевая карамельная конфетка с примесью улыбчивых людей. Все свои разработки я запрячу глубоко под землю, чтобы вы не узнали о них раньше времени, и буду тихонько хихикать, наслаждаясь вашими угрюмыми лицами. При всём этом – я отправлю к вам тайных агентов, которые будут следить за вами десятилетиями и докладывать любую мельчайшую деталь.

– Почему бы тогда Лейпгарту тоже не скрывать свои разработки? – поинтересовалась я.

– Потому что нашей империи известно такое понятие, как честность по отношению к окружающим, – заявил Гетбер. Не хватило только гордо поднятого подборка.

– Ещё скажи, что у Лейпгарта тайных агентов нет.

Он ничего не ответил. Лишь посмотрел на меня так, будто мне ещё многое, очень многое предстоит узнать. Но я понимала: большего от Гетбера всё равно не добьюсь. Уж точно не сейчас.

Наше место обитания на ближайшие несколько ночей возникло перед нами внезапно.

Правда, этот постоялый двор назвать таким обывательским словом не поворачивался язык. Больше подходили «хоромы» из той же старомодной оперы. Поскольку напоминал он скорее миниатюрный дворец. Насчёт Гетбера не знаю, но вот я никогда не видела постоялых дворов с башнями, балкончиками, цветущим садом и дворецким в ярко-алом фраке.

– Такое ощущение, будто за ночь здесь попросят столько, сколько не заработать даже за месяц работы по двенадцать часов в день без выходных, – пробормотала я, когда Гетбер уверенной походкой направился внутрь.

– Это напускное, – заметил он. – Считай, обязанность каждого архитектурного объекта в Лорьян-Шоле – поражать воображение своим внешним видом. А иначе этот город не вызывал бы столько восторгов, согласись? – И пообещал: – Внутри будет попроще.

– Я потом с тобой не расплачусь.

Для меня вопрос денег всегда стоял остро. Все студенческие годы я совмещала учёбу и подработки. Впрочем, сколько бы денег я ни зарабатывала, их всегда оказывалось мало. Я быстро научилась экономить и расставлять приоритеты. Ну и что, что куртке уже пять лет – выглядит она пока вполне сносно, буду ходить в ней ещё одну зиму. Ну и что, что очень хочется купить сладость, лучше на эти деньги возьму килограмм моркови, хватит на две недели и пользы будет больше.

А теперь меня приводят к такой красоте и говорят – мы будем здесь жить.

Не верю, что такие чудеса достаются даром. За всё нужно платить, а за мгновения хорошей жизни – тем более.

– Я столько лет работаю ради того, чтобы иметь деньги, но так и не научился их тратить, – Гетбер вздохнул. – Поверь, Варя, я не обеднею, если оплачу неделю жизни здесь для нас двоих. И даже месяц мне по карману. Позволь себе просто… радоваться?

– Я не для радости сюда ехала…

– Позволь себе грустить, – смилостивился Гетбер, – но в такой весьма приятной обстановке.

Он решил придерживаться легенды до последнего. Пока я рассматривала антураж главного входа (если он и был скромнее внешнего фасада, то лишь процентов на пять), Гетбер завёл беседу с кем-то вроде хостеса – девушкой в лазурном платье и с аккуратным пучком. И во всеуслышание заявил: мне и моей невесте нужен свободный номер. Причём сделал это на языке Лейпгарта.

– Кровать совместная или раздельные? – поинтересовалась хостес не растерявшись.

Меня мгновенно перестали интересовать светильнички в зеленом кружевном абажуре. Я вся обратилась в слух, но головы не повернула. Зато, более чем уверена, Гетбер скользнул по мне взглядом. А как иначе объяснить пробежавшую между лопаток дрожь?

– Раздельные, – ответил наконец Гетбер. – Мы с невестой сохраняем верность традициям.

Надеюсь, мой выдох прозвучал не слишком громко. И не слишком сильно распрямилась спина, поскольку напряжение меня покинуло. Обидится ведь. Передумать и взять одну кровать на двоих вряд ли передумает, всё-таки Гетбер – человек чести, пусть и со всей тщательностью это скрывает. Но обидится запросто.

Хостес прощебетала что-то ещё. Потом нажала на золотистый звоночек, и будто из ниоткуда появился юноша, брат-близнец дворецкого, который встречал нас на входе. Он осторожно, но настойчиво высвободил сумку из моих рук и кивком пригласил нас идти следом.

Да уж, такое красивое местечко, а лифты до сих пор не придумали. Повезло, что на мне удобные ботинки, а не что-нибудь более вычурное. На седьмой этаж, на своих двоих! Дыхание приказало долго жить и сбилось. Надо срочно заняться своей физической формой. Как только вернёмся из Кан-Амьера, так сразу же и возьмусь.

Зато Гетберу – хоть бы что. Идёт, улыбается, дышит ровно и непринужденно.

– Гетбер, а ты всю жизнь занимался наукой? – поинтересовалась я полушёпотом-полухрипом, когда мы уже шли по коридору нужного этажа.

– Почему тебя это вдруг заинтересовало? – И очередная улыбка досталась мне. Оказалось, это весьма приятно.

– Слишком уж бодрый…

– Когда-то я ходил на кораблях. Вот эти все безделушки в моей квартиры, которые ты наверняка успела заметить – это память о тех временах.

Я не успела узнать подробности, хотя вовсе не отказалась бы от них. Гетбер? На кораблях? Как будто бы это очень многое не то объясняет, не то, напротив, меняет. То, что сейчас он такой прилежный работник, как оказалось, совсем не означает, что он был таким всю жизнь. Сюда же подтягивается знакомство с Каспаром Зупером, знание местного языка…

Интересно, есть ли в Кан-Амьере море?

Я посмотрела на Гетбера совершенно иначе. Но совсем не успела его оценить. Поскольку наш сопровождающий тут же остановился возле одной из множества дверей и провернул ключ на длинной ножке. Дверь распахнулась бесшумно, открывая нашему взору вид на комнату.

Весьма скромную по мнению Гетбера и восхитительную – по моему мнению. Две кровати, на которые накинуты лоснящиеся шёлковые накидки. Люстра, увешанная капельками хрусталя, что каждый солнечный луч делят на множество цветных всполохов. Шкаф с прозрачными дверцами. Стеклянный графин.

А вот и море обнаружено.

Притаилось по ту сторону окна и думает, что сможет спрятаться от моих восторженных глаз… Увы. Пока Гетбер обсуждал что-то с нашим сопровождающим (уже на местном языке, всё равно мало что пойму), я аккуратно обогнула кровати и приблизилась к окну вплотную, едва ли не лбом в него врезалась.

Вот так живёшь столько лет с огненным именем, а потом стоит разглядеть море – и всё, превращаешься в неуклюжий пшик.

Сопровождающий вскоре оставил нас наедине. Стоило нам оказаться вдвоём, как Гетбер тут же приблизился ко мне. И я сразу накинулась на него с претензиями:

– Почему ты не сказал, что здесь есть море?

– Напомню: направление нашего путешествия выбирала ты. А потому мои слова вряд ли имели бы хоть какой-нибудь вес.

– Я бы подготовилась, – продолжила стоять на своём.

– Приобрела купальный костюм? – Гетбер хмыкнул. – Их тут целое множество. Проще приобретать на месте.

– В море уже купаться можно?

– Ну а кто запретит? – Он пожал плечами. – Конечно, сейчас вода не самая теплая – начало лето. Однако, по моим наблюдениям, купальный период здесь не заканчивается никогда. Особенности жизни в городе вечной теплоты.

Передо мной… Хорошо, перед нами – то есть, мной и таинственным добровольцем – стоит, вообще говоря, задача межимперской важности: найти виноватых, спасти невиновных… Значит это вот что: мы должны оставаться собранными и внимательными, чтобы не упустить ни единого слова, которое должно дать нам подсказку.

И всё-таки: разве мы не можем отдохнуть? Немного прийти в себя после долгой дороги? И уже завтра с новыми силами ринуться в бой?..

В общем, вечер этого дня обещал стать чудесным – в лучших традициях наших с Гетбером вечеров. Неважно, что они всегда заканчиваются недопониманиями и взаимной обидой.

Сначала мы немного полежали, приходя в себя: пусть ноги оставались на месте, но голова всё ещё покачивалась в такт движению. Мы распахнули настежь окно, и даже сюда, на высоту седьмого этажа, долетал шум морских волн – самая умиротворяющая музыка.

Потом мы отправились на прогулку по местному рынку. Но восприняли мы с Гетбером её по-разному. Предположим, что и Гетбер, и я – это рыбы, чтобы больше подходило под морскую тематику. Так вот: Гетбер лавировал между торговых рядов ловко, со знанием, как будто следовал по известному вдоль и поперёк коралловому рифу. А я чувствовала себя рыбкой, брошенной приливом на песчаном берегу, и ни слова не могла сказать, лишь открывала и закрывала рот.

Сложно сказать, что продавалось на этом рынке. Проще назвать то, чего я не успела заметить (и означать это будет, весьма вероятно, лишь то, что я невнимательно смотрела). Ряды пестрели от количества товаров, манили экстравагантными сочетаниями цветов, умоляли опустить руку в карман и вынуть из него местную монетку, ничуть не менее живописную. Повезло, что все деньги были у Гетбера.

Наш поход по рынку напоминал смерч: едва зацепившись за одну деталь, взгляд тут же перемещается на другую, а следом на третью. Ты видишь всё – и ничего. А потому мало что успеваешь осмыслить и преимущественно соглашаешься. На отказ надо решиться. Кивнуть в знак согласия куда проще.

Так что я обзавелась кучей новых вещиц, оплаченных щедрой рукой Гетбера. Ярких и пёстрых – подтянуть знание языка, и сойду за местную. Зато себе Гетбер прикупил лишь самое необходимое и не слишком-то уж красочное.

Сколько, интересно, ему пришлось на меня потратить? В прошлый раз Гетбер взял с меня неприлично много за одну лишь возможность переночевать.

Страшно представить, что он потребует от меня в этот раз.

После рынка мы ненадолго заглянули в номер, чтобы оставить лишние вещи, пока они не оттянули Гетберу плечо. Переоделись в нечто лёгкое и невесомое – как радостно было наконец избавиться от плотного тёмного платья! И устремились к морю: две такие разные рыбки, одинаковые в своей любви к водной стихии, пусть Гетберу и пришлось однажды вернуться на сушу, а я ношу в своём имени огонь.

Местные купальники здесь состояли преимущественно из топа на широких лямках и короткой пышной юбки, к которой были присоединены обтягивающие шорты. Примерно такой же купальник был у меня классе во втором… Ладно, чуть более открытый. И всё-таки смотрелось это весьма симпатично: будто мы собрались не купаться, а выступать в цирке.

Людей на пляже оказалось достаточно, и все в точных копиях моего купальника, отличались мы лишь окраской. Девушки и юноши собирались в компании, эмоционально о чем-то разговаривая. Люди постарше сидели парами или поодиночке, читая книги. Лица у всех были смуглыми, загорелыми, и я поняла, что попала впросак: сейчас и сгорю со своей светлой кожей.

Море шумело.

Нельзя назвать шум моря мелодией, в нём вряд ли получится выявить ряд строго организованных звуков, поскольку море хаотично. И всё-таки звучит оно так искренне, дарит такую душевную гармонию, что ты хочешь слушать и слушать, не можешь отвлечься ни на что другое.

Море, я так скучала…

Оказывается, нужно было умереть в своём мире и воскреснуть в чужом, чтобы наконец с тобой встретиться. Сколько лет прошло? Кажется, около двенадцати. Закрыть глаза, вспомнить нашу последнюю встречу. Мне тринадцать, я закончила восьмой класс. Ира уже совсем взрослая, ей весь следующий учебный год предстоит готовиться к поступлению. Деньги, которые папа откладывал на новую машину, мама решила потратить на путешествие. Поскольку у неё нет уже никаких сил сидеть в четырёх стенах, белкой в колесе проживать день за днём.

И мы летим. Оформляем загранпаспорта и визу, собираем огромный чемодан – больше всего в нём оказывается почему-то Ириных вещей. Всё путешествие мама старается держать под контролем каждый шаг нас троих: отчитывает папу за любую потраченную копейку, Иру за слишком открытые наряды, а меня за вечно недовольный взгляд. Конечно же, не все проходит гладко. Но море… Море сглаживает все углы. Смотришь на его волны, на пролетающих серебристых чаек, и сразу перестаёшь обижаться на несправедливые замечания.

Как они, интересно, без меня? Скучают хотя бы немного? Вспоминают ли вообще?..

Мы с Гетбером заняли нечто вроде шезлонга. Выполнен он был, впрочем, весьма топорно, так что я практически сразу провалилась в отверстия между деревяшек. Мы посидели немного, завороженные пульсацией волн. Наконец, Гетбер стянул с себя сначала синюю рубашку, а потом брюки, оставшись в купальном костюме.

Этот костюм тоже был куда более закрытым, чем привычные земному человеку трусы для плавания. Напоминал, скорее, футболку, соединенную с короткими шортами. И всё-таки он вполне неплохо обтягивал тело Гетбера, вечно скрытое за просторной одеждой. Широкая грудь, весьма рельефные плечи, никакого лишнего веса…

– Что именно тебя так заинтересовало, Варя? – поинтересовался Гетбер, словив мой взгляд.

– Фасон интересный, – я пожала плечами, но всё-таки отвернулась.

Сама я не спешила избавляться от своего нового платья – пёстрого, летящего, открывающего ключицы. То ли потому, что боялась приблизиться к морю – вдруг оно окажется иллюзией и рассыплется на множество пикселей, как только я прикоснусь к нему? То ли потому, что не спешила раскрываться перед Гетбером ещё больше.

– Ты идёшь? – спросил он, заглянув мне в глаза.

– Проверь, тёплая ли вода. Если холодная, тогда я лучше здесь посижу.

Гетбер не стал со мной спорить – лишь кивнул. Оставил вещи, прошёлся по песку до самой кромки воды. И вдруг исчез с глаз, стоило мне лишь на мгновение отвлечься. Будто море в самом деле было лишь иллюзией, стеной, за которой скрывается пустота. Я даже поднялась с шезлонга, пытаясь его рассмотреть. И все-таки увидела. Гетбер слился с волной, стал с ней единым целым. Море подхватило его ласковыми ладонями, как будто всё это время жаждало встречи с ним…

Море долго не желало его отпускать – к тому моменту, как Гетбер вернулся, небо уже слегка выкрасилось в оранжевый цвет: близился закат.

– Вода тёплая, – заметил Гетбер улыбаясь. Капли воды стекали по потемневшим волосам и лицу, скользили по телу и утопали в песке.

Что ж, значит, судьба.

Если я побегу быстро, он ведь не успеет разглядеть ничего лишнего, правда? Я стянула платье без всяких предупреждений и помчалась к морю. Искупаться, прежде чем стемнеет. Словить закатные лучи, впитать их в себя, чтобы на щеках остался лёгкий румянец.

Правда, одного я не учла: того, что Гетбер может побежать за мной следом.

За мгновение до того, как море подхватило меня, я обернулась. И оказалось, что Гетбер совсем рядом – прямо за моей спиной. Мы не рассчитали расстояние, столкнулись – и упали в воду вдвоём: он спиной ко дну, а я сверху, вплотную к его телу.

Вряд ли можно было придумать более подходящий момент… чем вспомнить о навыках плавания, к которым я давно уже не обращалась. Перекатившись набок, я ухватилась за волну и поплыла. Но, быть может, и полетела, подхваченная водяным потоком.

Всё слилось: акварель неба, закатные солнечные лучи, блики на поверхности моря, песчаное дно, пряди волос… В какой-то момент Гетбер вновь оказывался рядом. А потом исчезал. Мы и сами, кажется, были не больше, чем бликами на водной поверхности…