На жизнь Тревел не жаловался. Здесь, знаете, быть живым всегда лучше, чем мертвым. Тревел это понимал, как никто иной. К тому же, еще никогда у него не было человека, который бы не шпынял его, а, напротив, старался заботиться, позволял спать на груди, исправно кормил, а при переезде с места на место следил, чтобы Тревелу было очень удобно ездить. Вот и сейчас, расположившись в специальном гамачке за спиной Лары, он мирно спал, разморенный долгим плаванием на лодке.
– Отчего это место? – Меншиков поморщился, глядя на болотистые берега.
– Займем эту местность, сможем легче гонять шведов! – отозвался Петр, внимательно следивший за продвижением по широкой реке.
Александр не стал комментировать, что им нужно не легче, а хоть как-нибудь гнать шведов. Лара просто молчала всю дорогу, чем нервировала Меншикова неописуемо. Она все задумчиво глядела вдаль, погруженная в свои мысли. Александр не выдержал и спросил:
– И о чем призадумались вы, Лариса Константиновна?
Девушка рассеянно подняла на него взгляд и пожала плечами:
– Ярко представляю гранитные набережные и дворцы.
Меншиков вновь вздохнул, оставив при себе мысли о том, что Петр, наконец, отыскал мечтательную безумицу под стать себе. А Лара все всматривалась в лес и видела там родной город, видела там свою жизнь.
– Ниже по течению крепость, ее сперва взять нужно, а уже потом помышлять о дворцах, – неожиданно серьезно заметил Петр.
Лара посмотрела на государя, точно хотела что-то сказать, но передумала и вновь отвернулась в сторону берега.
– Разобьем лагерь здесь, – Петр указал куда-то на сушу. Лара не смотрела. – Если возьмем крепость, заложу здесь столицу.
– Вы, я погляжу, совсем не обеспокоены происходящим, – сойдя на берег, Меншиков поравнялся с Ларой.
– К чему мне тревожиться?
– Хотя бы тому, что имеете странное намерение участвовать в битве.
Ему не нравилась эта спокойная отчаянность Ларисы Константиновны. Такое спокойствие присуще людям, ни разу в бои не ввязывавшимся. Она не знает, что такое бежать с поля боя, спасаться, презрев всякое понятие о чести.
– Вы ведь тоже кругами с криками не бегаете, – Лара улыбнулась. – А в бой, полагаю пойдете. Вы ведь всегда подле государя.
– Я не баба, – отчего-то обиделся Александр.
– Александр Данилович, вы все меня понять пытаетесь, не утруждайтесь, у вас это не выйдет. Я сама себя понять не могу, куда уж вам. – она ускорила шаг, чтобы нагнать Петра.
Меншиков еще немного посмотрел ей вслед, а затем и сам вернулся к делам. Лариса Константиновна права. Он все старается понять ее умом и постоянно терпит неудачи. Саша мнил себя знатоком женщин, полагал, что всякую бабу раскусить способен, а раскусив, сумеет ею управлять. Так было всегда, так было с Мартой. И тут появилась она, Лара Вовк, без девичьей наивности, без страхов и требований. Она просто была всегда там, где нужно. И, самое ужасное,. Лариса Константиновна никогда ни в чьих советах не нуждалась.
Александр должен найти что-то, что позволит ему контролировать Вовк, что позволит, если не понять ее, то хотя бы обуздать. Страшная опасность кроется в человеке, не скованном секретами и страхами. Как только они разберутся с вражеской крепостью, он озадачится тем, чтобы подчинить себе Лару, пока та не стала влиятельной фавориткой государя. Если Петру и иметь любовный интерес, то только к той, кого может контролировать Меншиков, а иначе… Та, кто может предложить тепло ночью, всегда будет обходить верного друга.
Лара внимательно смотрела в глаза Тревела, кот так же недвижно гипнотизировал своего человека. «Дурная. Точно с этой животиной мыслями общается» – подумал Меншиков, между делом посматривавший в сторону Вовк. Ларе же было совершенно плевать, что там о ней думает какой-то Алексашка. Завтра утром они начинают штурмовать крепость. Завтра на рассвете Лара Вовк впервые примет участие в битве. Но это будет завтра.
Сегодня настало время серьезно поговорить с котом о том, как он смог пробраться через века за ней. Всматриваясь в зеленоватые кошачьи глаза, Лара и в самом деле пыталась выяснить у него секреты, ведь если кот смог пройти сквозь время, значит и человек сможет. Эта мысль робко стучала в висках с того момента, как Ларе сказали, что у нее есть кот.
Итак, Лару волновали два вопроса: во-первых, как она протащила за собой лодку, во-вторых, кота. Лариса Константиновна, наконец, отвела взгляд от кота, покосилась на синяк на запястье. Доктор фон Штейн сказал, что рана на руке осталась у нее от каната, который обвился вокруг ее запястья и надежно приковал к лодке. Одежду и украшения Лара также переносила на себе. Выходит, все то, что она держит в момент перехода из времени во время – остается с ней. Это логично: в XIX веке она же протащила свою огромную сумку с конспектами по французскому и лекарством от простуды. Это казалось чем-то интуитивно понятным, но, если задуматься, невероятно важным.
Возвращаясь к Тревелу. По свидетельствам все того же доктора, кот запутался в ее юбках и крепко вцепился в ногу. Он в нее не просто вцепился, он вгрызся, борясь за жизнь. В таком случае, достаточно ли взять просто человека за руку, чтобы утащить за собой? Наверняка да! И это чудесно. Если бы она знала наверняка, что еще хоть раз встретит своего инженера, не отпустила бы его руку никогда!
Но у кого спросить? Наверняка Кириллушка знает… Кириллушка… Лара помрачнела: где тот Кириллушка. Да даже будь он здесь, едва ли Лара может вновь доверять брату. Она закрыла лицо руками, припоминая то, как ужасно они разошлись.
– Лара, прошу, не совершай глупостей – Сирилл спешил за сестрой по лестнице.
– Я не могу не совершать глупостей! – огрызалась Лара. – У меня нет времени! Нет времени на вдумчивость! Ты пытался жизнь мою украсть! Не понимаешь? – она бы непременно расплакалась, но слез уже не было.
– Лара, прошу, подожди хоть немного, подумай! Неужели ты еще ни разу не задумывалась над тем, что это блажь? Неужели ты так зла на меня и не способна признать, что жизнь твоя здесь была хороша? Неужели?
Он был в еще большем отчаянии, чем сама Лара. Это невыносимо терять самого дорогого человека. А Сирилл именно что терял Лару. Он это знал и был в ужасе. Никто не хочет ощутить полного одиночества. А без Лары он обречен. Потому что нет в мире человека, способного понять, каково это не иметь цельного полотна жизни, довольствуясь лишь клочками.
Лара резко остановилась в центре просторного холла их дворца. Припоминая, как жестоко Кириллушка отчитывал ее в день своей смерти. Она вздохнула, стараясь привести мысли в порядок, не впадать в истерику, но не смогла. Ярость вновь захлестнула. Она приблизилась к нему вплотную и изо всей силы ткнула пальцем в грудь:
– Не ты ли мне говорил, что я ненормальная, пытающаяся вершить судьбы людей?! – она сделала еще один шаг, вынуждая Сирилла пятиться. – Не ты ли обвинял меня в том, что я жить нормально не умею и все в непонятные истории влажу, ни о ком не думая?
Ему было нечего ответить. Он и в самом деле думал о чем-то подобном, но еще не обвинял Лару. Кириллушка бы не посмел. Он верил в мудрость вечной спутницы. Верил, что они будут связаны.
– Пожалуйста, не обвиняй меня в том, чего я еще не успел сделать…
Лара на миг замерла: ведь она сама говорила ему что-то подобное. Ужасно сложно жить не равномерно. Ужасно сложно расплачиваться за слова, которых еще не произнес, но произнесешь, даже если сейчас не веришь, что можешь их сказать.
– Не могу, – уже не с яростью, а с тоской произнесла Лара и внезапно показалась маленькой и незащищенной.
В огромном дворце ей уже не было места. Белгравия могла удержать Лару Кроун, но не Ларису Константиновну Вовк.
– Прости меня, – в очередной раз повторил Кириллушка.
– Пока не могу, – тихо, но так честно призналась Лара.
– Пожалуйста, не уходи. Мы слишком давно в этом мире, что если ты перенесешься в другое время прямо посреди моря? – его глаза наполнились слезами тревоги.
– Я не могу остаться… Ты разве не понимаешь? Если у меня есть хоть один шанс оказаться снова рядом с ним, я этого шанса не упущу. Даже если я увижу его только издалека. Только мельком, мне и этого будет довольно…
– Не уходи…
– Кира, ты разве не видишь? Я не могу с тобой остаться. Не сейчас. Я тебе пока больше не доверяю…
И слишком быстро она ушла.
– Лариска! – громкий звучный голос Петра обрушился на Лару. – Что ты голову повесила?
Лара вздрогнула, возвращаясь в настоящее, и печально посмотрела на Петра.
– Я брата вспоминала…
Царь подсел к ней на упавшее бревно.
– Он погиб? – странное слово, отчего-то Петру показались неподходящими прочие.
– Не знаю, – призналась Лара. – По всем законам мы должны быть вместе, но отчего-то теперь разлетелись…
– Если он жив, его всегда можно отыскать, – Петру нравилось поддерживать его Лариску. – Хуже тосковать по умершим… – царь погрустнел, вспоминая своих братьев.
– Нет, – Лара зачем-то взяла его за руку, словно в чужих пальцах могла найти спасение от горя.
У Лары были невероятно холодные руки. Петр ответил на ее жест и крепче сжал ее ладонь. Грубые больше руки будущего императора.
– Не все можно простить даже самому дорогому человеку. Правда ведь?
Лара знала, что Петр должен ее понять. Не сейчас, но однажды, когда казнит своего же сына. И все же царь кивнул:
– Вам должно быть известно о моей сестрице.
– Да, – кивнула Лара, – иногда наши siblings делают ужасные вещи. Еще хуже, когда они понимают, сколь губительны их решения для нас с вами…
– Я не знаю, что сделал ваш брат, но надеюсь не организовал бунт стрельцов с попыткой вас убить, – Петр не любил вспоминать эту историю, но сейчас она показалась забавной.
– Нет, он решил переписать мою жизнь, лишил выбора…
Петр не думал прежде о женской свободе, но в общение с Лариской понимал, что ей она необходима. Лара была рождена вольной. Как дикая птица, она создана, чтобы парить в небесах, а клетка сломает ей крылья.
– И все же… Мы с Кириллом многое пережили и сложно сказать, кто в итоге кого сильнее обидел… Я еще не успела начать тосковать по нему, а значит не время нам видеться…
Лара положила голову на плечо Петру. И не было в ней женского кокетства. Государь подумал про Марту, про то, как страшно по ней соскучился. Пора уже скорее заканчивать здесь и возвращаться за ней.
А в Москве Марта подкидывала яблоко. Она занималась этим, кажется, целый день и ужасно вымотала саму же себя. Ах, был бы Петр здесь. Душа бы ее на место воротилась, а не металась беспокойной птицей. Слишком мало они друг друга знают, чтобы так надолго разлучаться! До Петра Марта в сказки не верила. Ей было ясно, что мир жесток, а мужчины злы. Но потом, на приеме в доме Александра Даниловича, Петр увидел ее и жизнь, кажется, стала совсем иной.
Не имело значения царь он или нет. Петр всегда был добр к ней. Марта поняла, что он ее прекрасный рыцарь, посланный господом за все мучения и унижения. Нет, сперва она решила, что он в ней видит доступную ласку, но быстро убедилась в обратном. Марте стоило лишь заглянуть в его светлые глаза и всякие сомнения исчезли.
Петр не спешил овладеть ею, не осуждал за прошлое. Ему нравился ее веселый легкий нрав. Нравилась и молодость, и активность. Марта чувствовала, что у них склад души одинаков. А родственные души просто так не расстаются. Откуда же эти сомнения? Почему так легко поверила словам графа? Нет, Марта видела, как Петр смотрел на нее, как нежно проводил пальцами по коже. Это не страсть. Точнее, страсть, но нечто большее скрыто за ней.
Но что если в самом деле Петр встретит девицу более ему подходящую? Едва ли Марта верила, что царь, сколь сильно бы он не привязался к ней, возьмет в жены кого-то столь безродного… Что если есть в мире аристократка, которая бы также славно подходила Петру?
Если бы ее не окликнула горничная, принесшая письмо, наверняка бы Марта так и блуждала по воспоминаниям, то и дело ударяясь о плачевность своего положения.
– Прочти же! – нетерпеливо велела Марта.
Не часто Петр отправлял письма Марте, оттого каждая весточка становилась праздником. Теплые короткие строки. Она улыбнулась: откуда вообще взялись те сомнения? Это все жуткий граф! Как там его? Орвил?
– Вам также доставили посылку, – сообщила горничная, указывая на большую коробку.
– Что там? Гостинец от Петра?
Настроение у нее явно улучшилось, она буквально порхала по комнате, внезапно захотелось надеть ожерелье и украсить прическу цветами. Марта трепетно сняла крышку и удивленно посмотрела на платье. Темно-красное, с камнями и подвесками, словно с него стекали капли крови. Жуткая вещица. Марта посмотрела на карточку, вложенную внутрь и вновь велела прочесть:
– Вы также прекрасны, как свежее яблоко, но всегда ли хватает одной красоты? Граф, – с выражением продекламировала горничная, немного гордящаяся тем, что, в отличие от хозяйки, грамоте обучена. – Граф вам и фрукты прислал, – припомнила она. Велите подать?
– Нет! – воскликнула Марта. – Выбрось! Выбрось все!
Горничная привыкла не обращать внимание на глупые указы господ, а потому платье забрала и припрятала в шкаф до лучших времен. Нечего такой лепотой разбрасываться. А фрукты, коли уж взбалмошной Скавронской они не по душе, разделила с домовой прислугой. На том историю и позабыли.
О проекте
О подписке