Глава 7. Скучная земля

Ларе казалось, будто кто-то неотрывно следит за ней. Не конкретно в этот момент, на протяжении долгого времени. Точнее, с того момента, как они заложили Петропавловку, Ларе все время чудилось, будто кто-то следует за ней, неотрывно следит за ее движением. Лара навскидку могла назвать несколько психических заскоков, которыми грешила: склонность к саморазрушению, компульсивность, но никогда в этом списке не было паранойи. И вот теперь, всюду ее преследовал какой-то леденящий душу призрак. Не то чтобы она и в самом деле видела какого-нибудь духа, но ведь чувствовала! Чувствовала, как кто-то идет за ней, как слендермен, преследующий неразумных детишек в лесу. Нет, просто ощущение чьих-то внимательных глаз. Лара стала плохо спать – не мудрено – в темноте скромненького летнего сарая, называемого домом, ей все чудился чей-то силуэт.

И вот сейчас, разогретая летним северным солнцем, она разлеглась на берегу и задремала. Неподалеку шла работа над крепостью, девушка чувствовала, что окружена приятными ей работягами, которых, по примеру государя, знала по именам. Она вернулась в Петербург раньше Петра и Алексашки не из собственного желания, а по настоянию царя. Сперва, спорить показалось ей занятием глупым: что ей сделается в родном городе? Маленькая она что ли—бояться ночевать в пустом доме? Оказалось, что на все вопросы может твердо ответить «да».

Милице все эти тревоги были неясны. Она с интересом наблюдала за тем, как в новый, еще даже не город, а лишь фундамент, стекаются люди, жаждущие перемен и открытий. Милица чувствовала себя настолько живой, насколько вообще могла почувствовать себя живая здоровая девушка. До конца самой Милице оставалось неясно, кем она здесь оказалась, что от нее хотят. Но казалось, что одного ее присутствия довольно для счастья странной свиты государя.

Девушка сощурилась на солнце и опустила взгляд на спящую благодетельницу. До того, она успела покататься на лодке, заглянуть в чертежи скромно разделить трапезу с предприимчивыми ремесленниками, почуявшими, что нужно в новый город спешить. И вот теперь, в простом платье, она стояла над Ларисой Константиновной, не понимая, стоит ли разбудить ту.

– Ты знаешь, что это жутко? – раздался голос Лары с земли.

– Что? – вздрогнула Милица.

– Стоять над душой спящего.

Лара проворно поднялась на ноги. На этой великой стройке она носила мужские брюки и высокие сапоги. Длинную рубашку не скрывал обычный камзол. Лариса Константиновна не желала мириться с жарой, хотя и от солнца не уходила.

– И что же ты хотела сказать?

Лару одолела тоска. Ей было скучно, а после отъезда Меншикова и Петра стало еще и тоскливо. Она полагала, что Милица сможет развеять ее уныние, но увы. Девушка оказалась молчалива. А может и не в этом было дело? Азарт прошел. Ей сперва льстила возможность воздвигнуть свою же малую родину, но как это часто бывает с Ларой: вроде все то, да что-то не так. К тому же, Лара была вынуждена признать: стройка – не досуг ее мечты.

– Ничего, – повела плечиками Милица, хотя лицо у нее было весьма довольным.

– Тото и оно… – протянула Лара, ложась обратно на теплую траву.

***

Ефимка вздохнула и принялась проверять пуговицы на одном из нарядных сюртуков графа. Только она обрадовалась, что они, наконец, покинут Москву, как нате, уже воротились. Оно может и хорошо, скука в этом новом царском городе. Скука! Но разве здесь лучше? Конкретно против Москвы Ефимка ничего не имела. В конце концов, в ее окрестностях она выросла и пусть семья к Ефимке была несправедлива, Москва здесь совершенно ни при чем.

– Чем ты занята, радость моя?

Ефимка вздрогнула. Когда хозяин не шкрябал своей жуткой тростью, он словно по воздуху летал. И пусть у Ефимки кровь стыла, стоило ей заслышать этот мерный звук, но она хоть знала, где именно ее господин находится. Нет, решительно сегодня тот день, когда ей не угодить.

– У меня дело с тобой.

– Ко мне?

– Я разве так сказал? – зловеще усмехнулся Орвил.

– А разве нет? – Ефимка решила, что лучше уж она будет ему казаться хамкой, чем трусихой.

– К швее пойдем, – решил не вести этот глупый спор Орвил.

Ефимка окинула взглядом комнату, полную красивой одежды, и покосилась на графа.

– Простых вещей не понимаешь? – хмыкнул он. – Государь наш велел всем платья модные на его приемы надевать. Здесь про излишества и речи быть не может.

– Господин, так может я без вас сбегаю? Уверена, всякий, с иглой знакомый, про ваши мерки осведомлен! – она сама от себя подобного не ожидала.

Орвил же расхохотался. Причем, кажется, впервые не этим его жутким хохотом, а искренним смехом.

– Не только мне платья нужны, радость моя, – он развернулся и направился к дверям. – На твой сарафан уже смотреть тошно. Какое у людей обо мне мнение, если ближайшая моя помощница так наряжена?

Ефимка недовольно опустила глаза на юбку. Платье ее может и не по моде иностранной сшито, но вполне себе ладное, опрятное. По меркам ее деревни и вовсе роскошное. Разумеется, никаких сияющих камней и золотых нитей, которыми изобиловали костюмы Орвила, на Ефимке не было, так оно ей и не нужно!

– Не дуй губы, а пойдем скорее. Впервые вижу девицу, не прыгающую от восторга в предвкушении обновок.

Они вышли на улицу. Ефимка старательно поспевала за графом, хотя тот, постукивая тростью, двигался с какой-то пугающей скоростью, словно шел с попутным ветром. Он не любил извозчиков, предпочитая всюду оказываться своими силами.

– И кстати, будет к тебе еще одно дело. Ты у нас девица расторопная, сообразительная, набери нам слуг. Да таких, чтобы без семей были, готовые на две столицы жить.

– Набрать слуг? – удивилась Ефимка. – Мне?

– Я уже набрал тебя, – не оборачиваясь размышлял граф. – Не кажется, что для аристократа, я и так потрудился на славу?

Ефимка фыркнула.

– Откуда мне знать, кто вам надобен?

– А мне почем знать? – он, наконец, обернулся на служанку. – Не я хозяйство веду, а ты. Набирай тех, кем сможешь командовать. Делов-то! К примеру тех, кто будет по поручениям бегать.

Ефимка совсем уж растерялась. Она бы наверняка спросила еще какую глупость, но граф Орвил остановился у красивой резной двери и, придержав створку, пропустил Ефимку вперед. Она уже ничего не понимала, а потому предпочла покончить с удивлениями, хотя бы на сегодня. Ей нравилось полагать, что у кого-то столь жуткого и умного, к тому же, старого, есть четкое понимание того, что он делает.

***

– Это ужасная затея, – лишь единожды произнесла Милица и больше ничего не говорила.

Лариса Константиновна, в свою очередь, назвала ее скучной и сказала, что до Москвы чуть больше шестисот километров ходу. Милица хотела уточнить у благодетельницы, что это за странная величина, отчего не мерить все в верстах, но, побоявшись прослыть не только трусихой, но еще и дурехой, промолчала. Здесь ведь все просто: если она наскучит Ларисе Константиновне, вернется в родной Псков (в лучшем случае) и Арина будет лишь злорадствовать.

Потому сквозь лес, по одинокой дороге две путницы двигались одни. Лариса Константиновна прекрасно держалась в седле, хотя то и дело жаловалась на ужасы плохой дороги. Облаченные в мужские бедные платья, они двигались без сопровождения, что, признаться, будоражило Милицу. Лара же просто не представляла, какие опасности может хранить реальный мир. Несмотря на то, что уже который год она гуляла по времени, остерегаться худшего, увы, не научилась. А может ей и не нужно было. В груди Лары Вовк пылала вера в собственную неуязвимость. С такими, как она, беды не случаются, но быстро разрешаются, точно по волшебству.

– Вы разве не боитесь гнева государя за неповиновение? – наконец не выдержала Милица.

– Не вижу особого смысла теперь прозябать в Петербурге, – она повела белого черными яблоками коня за узду, чтобы поравняться с Милицей.

– Вам же был приказ дан! – отчего-то недовольно, если не гневливо воскликнула девушка.

– Боже правый! Коли уж ты такая правильная, отчего сама не осталась на этой шумной стройке?

Милица замялась.

– То-то! – самодовольно кивнула Лара.

Без глупостей Лариса Константиновна могла жить недолго. Как гортензия при неверном хранении, Лара загибалась без авантюр. Ей тошно было под чужим началом.

– К тому же, – она внимательно посмотрела на компаньонку, – мне глупым видится, что мной, взрослой женщиной, распоряжается мужчина.

Милица промолчала. Ей глупым виделось, что две хрупкие женщины пустились в такой опасный путь одни. Милице не пришлось проговаривать это вслух, потому что раздался оглушительный крик и на них, как в лучших сказках, набежали разбойники. Не было в них ничего прекрасного: немытые, явно больные дикари, живущие в лесах. Лара попыталась ударить коня по бокам и сбежать, но не сумела. Также как выхватить короткий клинок.

Несмотря на затруднительное положение, на то, что раньше, чем девушки поняли, что происходит, их уже скинули с коней, Лариса Константиновна довольно проворно поднялась на ноги и совершенно спокойно сообщила:

– Боюсь, наши кони – единственное, чем вы можете довольствоваться.

У Милицы, которую окружили эти омерзительные головорезы, сердце пропускало удары всякий раз, как Лариса Константиновна открывала рот.

– Ну, прелестница, не только конями вы и богаты, – сально заявил наиболее расторопный из банды, приподнимая край длинной рубахи Лары. – Вторая девка еще моложе, стало быть, куда свежее.

– Мы женщины, а не огурцы на рынке, чтобы срок годности наш учитывать, – все также спокойно продолжила она.

– Языкастая смотрю…

– Моя вам рекомендация, берите коней и ступайте с миром.

Милица старалась взять пример с Ларисы Константиновны, которая выглядела, как человек, у которого есть план. У Лары же плана не было. Битва была недолгой. Даже битвой это не назвать. Просто позорное пленение. Лара все говорила какой-то бред, судорожно прикидывая, что делать. Ладно она и ее честь… Но Милица. Лара всегда брала на себя ответственность за тех, кого себе в спутники выбирала, пусть порой и сама совершала безрассудства.

Конец ознакомительного фрагмента.