Цитаты из книги «Мой хулиган»

– Остаться и составить мне компанию на поздний завтрак. Я сегодня еще ничего не ел… На секунду у меня перехватывает дыхание. То есть Макс не хочет, чтобы я уходила. От этой мысли и страшно приятно, и страшно. Это значит, что мы опять одни в квартире. И вчера мы как бы не в шахматы играли, оставшись наедине… – Или ты куда-то спешишь? – Макс подозрительно прищуривается в ответ на мое затянувшееся молчание. Я тут же отрицательно мотаю головой, а он лишь сильнее впивается в меня взглядом. – Тогда ничего не мешает тебе остаться. Да, Лесь?

– А ты куда? – обеспокоенно выпаливает Макс. Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь. Мое сердце совершает предательский кувырок. Макс, такой же мило взъерошенный и заспанный, так искренне и удивленно смотрит на меня карими глазами. – Я? Домой, – как-то слишком неуверенно мямлю. – Бросишь меня больного на произвол судьбы? – Сидя на кровати, Максим обиженно хмурится и снова шмыгает заложенным носом.

– Не понимаю, – шепчу обескураженно, медленно перелистывая один рисунок за другим, – что ты делаешь в нашем университете с такими способностями… – Иногда учусь, иногда списываю, – чувствую я усмешку Макса.

Да и как не гордиться. От того, что я вижу, у меня пропадает дар речи. Это уже не просто черно-белые эскизы. Это целые картины и миры на них. На одних изображены супергерои, на других – герои апокалипсиса, а еще очень много фантастического и космического: причудливые корабли, незнакомые планеты и их обитатели. Все такое яркое и живое… Это неожиданно. Максим Ольховский вот так рисует! Этот шалопай и балагур, оказывается, не побоюсь этого слова, талант. Нет, талантище! Я вспоминаю Нину. Кажется, рисование – это семейное дело Ольховских.

Поколебавшись несколько секунд, он решает послушаться. Максим окончательно сбрасывает с себя одеяло, а заодно и лишние вещи. Схватившись за край своей толстовки, он тянет ее вверх, а за ней тянется и надетая под нее футболка. И я оказываюсь в каком-то сладостно-горячем тумане, потому что реакция моего тела и всех моих гормонов подобна атомному взрыву. Мой взгляд прилипает к торсу Макса. Рельефные мышцы живота и выразительная дорожка темных волос, исчезающая под резинкой штанов, не оставляют мне выбора. Я как завороженная пялюсь на тело Макса, пока низ моего живота настойчиво ноет. И не от боли, а от какой-то дурной теплоты в нем. Одновременно мне хочется и сгореть со стыда, и сбежать, и продолжать смотреть на то, как от каждого движения напрягаются крепкие мышцы на мужском теле. Ощущаю себя во всех смыслах не в себе. Не знаю, какими силами, но заставляю себя отвернуться. Лучше буду смотреть на бардак на письменном столе Макса, чем… о боги… думать о том, куда ведет эта дорожка волос на его прессе.

«А целовать придешь?» – с трудом сдерживаю себя, чтоб не ляпнуть это вслух.

– Если такая же высокая, то будем вызывать врача. – Не хочу врача, – шмыгает носом Макс, покорно забирая градусник. – Говорю сразу: я в больницу не хочу и не поеду. – Тебя никто туда еще не забирает, – снисходительно вздыхаю я, закатывая глаза. Вроде мальчик большой, а рассуждения как у ребенка. – Если ты вызовешь врача, а он придет с уколами, то я с тобой больше дружить не буду, Синичкина, – бубнит он из-под одеяла. – Я серьезно. Писать и звонить не буду. И спасать от потопа тоже больше не приду…

– Макс, ты хоть лечишься? Дома есть кто? Врачу звонил? Лекарства пьешь? А… – Воу-воу, Лесь, – сипло усмехается Ольховский, прерывая мою тираду. – Вопросов много, а я один. Никакому врачу звонить не буду. Попью витамин С, и норм будет. – Ну какой витамин С! – Я чуть не ору на почти опустевший коридор. – Максим, живо пей нормальные лекарства! – Так у меня их нет. Я даже не размышляю над своим решением, а просто четко и грозно говорю недовольно сопящему Максу в трубку: – Будут. Пиши мне свой адрес.

– Время видел? – И что? Я заболел, – сипло говорит он. Мое сердце еще раз подпрыгивает в груди. Только уже от жуткого беспокойства. Это ведь я виновата! Это все из-за вчерашних холодных ванн. Помог, называется! – Сильно? Что болит? – Нос заложен, температура…

– Алло. – Привет, Синичкина. Переживаешь, куда я делся? Осиплый, слегка заспанный голос в динамике творит с моим пульсом, да и просто со мной, невообразимые вещи. Пульс становится неуправляемым, а ноги ватными. У меня самой даже пропадает голос. – Ольхов… – нервно прочищаю горло, – Ольховский, ты еще спишь, что ли?