Небо над селением было высоким и светлым, согретым ласковым солнцем. Лёгкий ветерок играючи коснулся волос Алины, принеся запах костров и свежих трав. У большого костра собрались все – мужчины, женщины, дети – чтобы услышать слова вождя.
Вождь стоял прямо, словно гора – высокий, с загорелой кожей и длинными чёрными волосами, в которых серебристая проседь играла, словно первые зимние лучи. Его серьёзное, но доброе лицо излучало мудрость прожитых лет. Глубокие глаза, светившиеся мягким огнём, смотрели на мир с терпением и пониманием.
На нём была простая льняная туника, струящаяся мягкими складками, и чёрные свободные штаны, словно тени леса. Пояс из вытертой кожи подчёркивал его силу, а красная налобная повязка из змеиной кожи сверкала на солнце, будто оберег древних духов.
Сандалии надёжно держали его на земле, и, подняв руки к небу, он казался мостом между землёй и небом – хранителем племени и его вечной силы. Его голос был глубоким и почтительным:
– О великая богиня Эриба, – его слова разнеслись над селением, словно тёплый ветер, проникая в самое сердце каждого, – мы молим тебя о твоей благосклонности. Пусть твоя доброта и сострадание снизойдут к нашему племени. Ты – великая дарительница жизни. Даруй нам пищу и воду, даруй тепло и защиту.
– О великая Эриба, – в унисон вторил ему хор голосов. Сотни губ повторили священные слова, наполняя пространство живой мелодией преданности. Весь лагерь поклонился, сидя на своих местах, склоняя головы в знак уважения. Даже старый вождь, сидя в своём плетёном кресле, преклонил голову, подняв руки к небу.
Алина затаила дыхание, наблюдая за этим моментом – величественным и трогательным. Единство людей, их искренность и глубокая вера, в которой здесь не было места формальностям и холодности. В её мире религия давно стала лишь "так принято", а здесь она была живой, наполненной доверием и благодарностью.
Алина осторожно наклонилась к Нуле и прошептала:
– Вы приносите жертвы Эрибе?
Нула нахмурилась, слегка наклонив голову набок:
– Жертвы? Что это?
Алина глубоко вдохнула, подбирая слова:
– Это когда убивают человека или животное, чтобы задобрить бога…
На лице Нулы застыло искреннее изумление, словно Алина сказала что-то невозможное. Её карие глаза широко раскрылись, и в них промелькнуло лёгкое потрясение.
– Зачем Эрибе жертвы? – её голос звучал с непониманием. – Она же наша Мать. Она любит нас и заботится. Мы благодарим её и поступаем так, как она учит.
Алина задумалась, вглядываясь в добрые лица вокруг. Здесь вера учила не страху и крови, а заботе и любви.
Какая чудесная религия, – подумала она, – она рождает закон доброты.
Запах горячего мяса с пряными травами, дымок костров, аромат запечённых корнеплодов – всё сливалось в воздухе, окутывая селение теплом и уютом. Люди садились группами, без суеты – словно это не просто еда, а важный ритуал, объединяющий сердца. Весь лагерь дышал одним ритмом, где не было места вражде и сомнениям.
Женщины в лёгких туниках, вышитых узорами, разносили еду. Их длинные косы украшали плетёные нити и бусины, тихо звенящие при движении. Мужчины, в просторных рубахах, подпоясанных кожаными ремнями, улыбались, общаясь между собой. На шеях и запястьях многих блестели ожерелья и браслеты из костяных бусин и гладких камешков.
Старики, седые и согбенные, сидели ближе к центру, окружённые молодёжью и детьми. Кто-то рассказывал истории, кто-то с нежностью гладил кудряшки малыша, прижавшегося к ногам. Дети с восторгом угощали старейшин мягким хлебом, смеялись, когда те принимали их заботу. В этих простых жестах жила любовь, переходящая через поколения.
Алина взглянула на Гуламу и почувствовала его настороженность. Его взгляд был цепким, изучающим, полным недоверия.
Она подняла глаза и встретилась с его тёмными глазами.
Гулама – высокий, сухощавый юноша, стоял рядом со старым вождём, напряжённый, словно хищник, готовый к прыжку. Его сильные руки чуть сжаты, тело выдавало скрытое напряжение, но внешне он оставался спокойным.
Алина невольно сглотнула, не отводя взгляда: "Он не доверяет мне. Он боится за своего вождя."
А вокруг всё продолжало жить – запах трав и тёплой похлёбки, смех детей, разговоры племени – но теперь в этом единстве было чувство невысказанной тревоги.
Слева от Алины сидела Нула – её задорная подруга, как солнечный лучик, что легко играет на поверхности ручья и греет сердце. Она смеялась так звонко и душевно, что улыбка невольно появлялась на лицах даже самых суровых охотников. Рядом с ней расселись подростки, юные, с ясными глазами. Один из них, смущённо рассказывал, как сегодня поймал большую рыбу.
– Вот такую, – он развёл руки, как лодочник, что описывает бурю.
– Да ну! – воскликнула девушка с косой, переброшенной через плечо. – Ты всегда всё преувеличиваешь.
– А вот и нет! – засмеялся он. – Она меня сбила! Прямо на берегу! Сначала прыгала в траве, потом – бац! – и я лежу! А она – буль! – и обратно в реку!
Смех разлетелся над хижинами, как лёгкий ветерок, прокатившийся по листве. Нула рассмеялась особенно заразительно – до слёз, до тонких морщинок у глаз. Она хлопнула себя по коленке и, повернувшись к Алине, с сияющими глазами прошептала:
– Почти как в тот раз с Тонилой… Но тогда мы успели её поймать!
Алина улыбнулась в ответ, не зная, кто такая Тонила, но чувствуя, как в этой фразе звучит нежность к прошлому, доверие к настоящему и лёгкая, искренняя радость от того, что можно делиться воспоминаниями. Словно имя, впервые услышанное, стало ей знакомым только потому, что его произнесла Нула.
– Это так весело! – робко вставила Алина, не смея слишком громко выразить своё мнение.
– Ох, как мы тогда смеялись! – рассмеялась Нула, и в её голосе звенела радость. – Ты обязательно должна попробовать!
– Да-да, я могу взять Алину с собой завтра на рыбалку, – вдруг предложил один из подростков с копной чёрных вьющихся волос на голове и тёмным загаром на лице. Его глаза сверкнули озорством, а улыбка была широкой, как утреннее небо.
Алина удивлённо взглянула на него. Но не успела даже подумать, как Нула с напускной строгостью погрозила юноше пальцем:
– Нет уж. Завтра Алина идёт со мной – на охоту за змеями.
У Алины расширились глаза. Ужас и растерянность вспыхнули в них, как искры. Она не ожидала, что её знакомство с этими скользкими тварями произойдёт так скоро… и так близко.
Увидев её выражение, Нула засмеялась ещё звонче:
– Та не бойся ты, – сказала она, отмахиваясь. – Я рядом буду. Я тебя всему научу.
Рассказы о былых выходках сыпались один за другим, как горсть ягод в ладонь. Смех племени перекликался с потрескиванием дров, и казалось, что сама земля улыбается вместе с ними. Но в Алине что-то изменилось. Там, где только что билось волнение, выросло решение.
Она посмотрела в огонь. Он плясал, живой и свободный, как сама жизнь. Она вспомнила, как боялась этого мира – а теперь сидит среди людей, которые принимают её. Которые смеются, зовут с собой, хотят научить.
И в этот миг она твёрдо решила: будет учиться. Всему.
Она не отступит. Не убежит.
Это её шанс. Не подарок судьбы, а дверь, которую она сама открывает.
Утро окрашивало окрестности в нежные, переливающиеся цвета, будто мир сам стал картиной. Птицы щебетали, стараясь перекричать друг друга, наполняя лес радостной суетой нового дня. А деревья вздымались ввысь. Их узловатые стволы были покрыты мягким мхом, что светился бледно-зелёным, как дыхание земли. В воздухе кружились крошечные семена, словно звёздная пыль, медленно опускаясь к земле. Они мерцали в редких лучах, пробивавшихся сквозь листву, и казалось, будто сам лес дышит этим светом, будто зовёт и принимает.
Алина шла, затаив дыхание. Её шаги были бесшумны, как у тени, что давно стала частью леса. Она никогда не видела ничего подобного. В её прежнем мире деревья стояли за окнами, как сны за стеклом – недосягаемые, чужие. Серые стены школы, тусклые коридоры института, маршрут "дом – учёба – дом" с редкими окнами в небо. Даже если где-то и были деревья – она их не чувствовала.
А здесь могла даже дотронуться к ним. Лес словно раскрывал ладони, чтобы прижать её к груди. Он принимал её.
Внезапно над головой раздалось лёгкое шуршание. Алина подняла взгляд. Среди ветвей скользнула белка с пушистым, как облако, хвостом. Она замерла, всматриваясь в девушку тёмными, умными глазами. Наклонила смешную головку набок и неслышный, но ясный вопрос отражался в её взгляде: "Кто ты?"
– Это белка, – тихо сказала Нула, не нарушая дыхания леса. – Она наблюдает. Смотрит, кто мы.
Белка издала короткий, почти музыкальный свист и исчезла в листве. Алина моргнула. В её мире не было таких встреч. Она не знала, что животное может смотреть так – как родное существо, которому есть дело до тебя.
– Ты очень внимательно смотришь, – сказала Нула с тёплым одобрением. – Это хорошо. Охотник должен быть наблюдательным.
Алина кивнула. И с этим кивком что-то внутри неё словно включилось. Она начала всматриваться по-настоящему. Замечать, как дрожат листья под ветром, как далеко поёт птица с переливчатым голосом. Там, в её мире, птицы тоже пели… но кто их слышал?
Воспоминание кольнуло – остро, как быль, которую слишком долго не вспоминали. В детстве она мечтала поехать в зоопарк. Увидеть зверей. Настоящих. Но у мамы не было времени, не было сил и не было возможности.
"В другой раз", – говорила она себе. "Мне не обязательно". Так она и жила – как будто всего хорошего было мало, и ей не полагалось хотеть большего.
А здесь – можно было хотеть. Можно было чувствовать. Можно было жить иначе.
– Нула, – вырвалось у неё. – Я… я попробую.
– Попробуешь что? – обернулась та, недоумевая таким внезапным словам.
Алина глубоко вдохнула.
– Попробую жить здесь. Попробую… попробовать…
Слова путались, как листья под ногами, но за ними слышалось настоящее: решимость и дрожь, волнение и первый шаг. Впервые не бегство от неприятного, а стремление к новому.
Нула усмехнулась:
– Хорошее решение.
И лес словно услышал. Шум листвы стал глубже, свет теплее. Как будто сам мир согласился: «Да. Живи».
Они шли по тропе, что вела между деревьями. Земля под ногами была мягкой и живой, как тёплая кожа планеты. Лес не пугал. Он дышал рядом. Он был свидетелем, другом, проводником.
Алина смотрела на Нулу. Та двигалась грациозно, как хищница, знающая свою силу. Но в ней не было угрозы. В этой силе – покой. Власть над собой, не над другими. Уверенность в своих решениях, а не гордое превосходство над другими. С Нулой было комфортно.
Она задумалась: откуда в ней это? Почему она такая?
В её мире всё было иначе. Она боялась, стеснялась, стыдилась – даже жить. Всю жизнь она считала себя слабой. Думала, что сила – это не про неё.
Но сейчас…
Сейчас её кровь разгоняется по венам. Тело отзывалось на каждое движение ветерка, как струна – на прикосновение ветра. Она не просто шла. Она пила жизнь, как чистую воду из горного ручья. "Пила" и наслаждалась.
Вспомнилось: в прошлом всё лучшее казалось случайным. Подарком, который нельзя просить. Мол, раз уж дали – радуйся. И не мечтай о большем. Ей говорили, что выход за пределы – это наглость. Что мир уже и так сделал исключение и дал ей право жить.
Но ведь и у Нулы не было лёгкой жизни. Она не родилась такой. Она не ждала, что ей разрешат быть собой. Она просто была. Сама выбирала быть.
Алина остановилась.
"Вся земля передо мной".
Словно кто-то произнёс это внутри неё, голосом, похожим на её собственный. Не громко, но уверенно.
Она поняла: её мир не заканчивался там, где ей сказали «нельзя». Там он только начинается.
Нула тоже остановилась, оглянулась:
– Что-то случилось?
Алина покачала головой.
– Нет. Просто… – она улыбнулась, как улыбаются после долгой зимы. – Просто я решила.
– Что решила?
Алина посмотрела ввысь туда, где сосны терялись в облаках. Свет пробивался сквозь ветви, и она увидела небо, такое далёкое и близкое одновременно.
– Решила жить.
Нула прищурилась.
– Решила жить? – повторила она, будто пробуя вкус слов.
О проекте
О подписке
Другие проекты