Я сидела на табуретке и горько рыдала. Баба на чайнике! Да сама она на чайнике! Хотя даже «на чайнике» было не так обидно, как «баба». Ну что она вообще такое придумала!
Бабушка зашла в комнату:
– Юлечка, что ты заливаешься белугой? Что случилось? Болит что-то?
Я потрясла головой.
Ну как вот бабушка не понимает, что, если бы у меня что-то болело, я бы лежала и ругалась, злилась, но точно бы не рыдала. Нет. Но меня назвали «бабой на чайнике»! И кто! Я заревела ещё громче.
– Юль, ну, пойди на улицу сходи, чего в домике с утра сидишь, –
бабушка не знала, как подступиться ко мне такой – красной и ревущей.
– Не пойду, баааа. Я тут буду сидеть.
Бабушка начала терять терпение:
– Ну наревёшься – выходи, небось, Люся тебя потеряла уже.
При имени вредины Люськи я бросилась на кровать рыдать в подушку.
Бабушка вышла из дома, и я постепенно умолкла. Ещё пару раз всхлипнула и пошла за полотенцем – вытирать опухшую физиономию.
Бабушка просто не знала, что Люська сегодня ко мне уже заходила. Поэтому мы и поругались. А всё из-за юбки.
Бабушка сшила мне юбку – синюю в мелкий цветочек и с мелкими кружавчиками по низу. Я этой юбкой вчера весь вечер любовалась. К ней отлично подходила футболка с салатовой полоской. Правда, бабушка хмыкнула и пробормотала что-то вроде «а не было ли у нас в роду цыган», но мне наряд нравился. И длина у юбки была не то, что у остальных моих юбок и платьев. Все они были, в основном, короткие, детские. А эта юбка была чуть ниже колен. Это, кстати, было очень кстати. Потому что ещё две недели назад мы играли в «казаки-разбойники», и, догоняя Иринку, я так шлёпнулась, что колени до сих пор были украшены коричневой коркой. А ещё я недавно пропалывала свёклу, поэтому, кроме корочки, на коленях красовались свежие царапины. Ну ведь, стоя на коленках, пропалывать было удобнее. Короче, замечательная юбка очень удачно прикрывала подбитые коленки и делала меня минимум на пару лет старше.
Очень мне нравилась моя новая юбка. Ровно до сегодняшнего утра, когда заявилась Люська.
– Ой, какая юбочка, – сначала воскликнула она. Но потом поджала губы и разглядывала меня с непроницаемым видом.
– Нравится, Люсь? – гордо спросила я. – Мне её бабушка сшила!
– Ну, не очень, – сказала наконец Люська. – Ты в ней, как баба на чайнике!
Я просто задохнулась.
– Да ты что! Такая юбка красивая, смотри!
Я покружилась, и юбка встала вокруг меня колокольчиком.
– Не очень, – повторила Люська, не глядя на меня. – Гулять в ней не ходи лучше.
А потом она вдруг засобиралась домой, будто бы бабушка попросила её набрать ягод на компот.
Мне даже не хотелось уговаривать подругу остаться.
Когда Люська ушла, я пододвинула стул, залезла на него и стала смотреться в маленькое зеркало на стене. Я показалась себе неуклюжей в этой длинной синей юбке, и чего я тут развоображалась. Я сняла её и заплакала. Идти гулять в юбке совершенно расхотелось. Но и все остальные юбки и штаны стали казаться ужасно старыми и некрасивыми.
Баба на чайнике. Я всё примеряла и примеряла к себе эти слова. Пока мне не начало казаться, что я и правда сижу тут на стуле, как на чайнике, и вокруг меня расстилается пухлая пышная юбка, и лет мне под пятьдесят, и никому и никогда я уже не понравлюсь. На этих мыслях меня и застала бабушка.
Вытерев лицо и ощутив, что слезы закончились, я натянула штаны и выползла в огород.
– Ба, чего помочь?
Бабушка раскрывала огурцы. Она посмотрела на меня удивлённо, но вопросов задавать не стала.
– На-ка, подержи вот тут, я плёнку поправлю.
Мы раскрыли грядки с огурцами, потом пошли в теплицу пасынковать помидоры. От помидоров руки быстро стали жёлтыми, но бабушка всё отрывала и отрывала лишние отростки, наполняя ведро. Я выносила ведро на компостную кучу и снова приносила его бабушке, по пути выискивая свежие листочки щавеля вдоль тропинок.
После огорода я ушла читать. По счастью, мама нашла несколько книг Кира Булычёва, и приключения Алисы захватили меня полностью. Так что, когда бабушка пришла звать меня обедать, я, уже ничуть не расстроенная, рассказывала ей про лиловый шар, забывая зачерпывать ложкой гороховый суп. К Люське я не ходила. Она тоже не пришла ко мне ни в этот день, ни на следующий.
– Юля, а чего ж ты юбку не носишь? Всё в брюках ходишь, жарко же.
– Ба, она мне не нравится.
Бабушка так и охнула:
– Как это не нравится! Ты же такая довольная была!
– А теперь не нравится.
– Юля, что это вдруг разонравилась? И вообще, вчера утром плакала. Что это происходит?
– Ничего, бабуль.
– А Люся почему не приходит?
У меня защипало в носу.
– Потому что она дура. И ей моя юбка тоже не нравится!
– Так вот чего ты, как туча, ходила. А почему ты решила, что ей юбка не нравится?
– Она сказала, – тут я перешла на шёпот, – что я – как баба на чайнике.
Бабушка, вопреки моим ожиданиям, рассмеялась.
– Юль, ну какая баба! Да ещё на чайнике! Может Люся позавидовала твоей юбке?
– Чего ей завидовать, у неё своих обновок полно!
– Не знаю. Но похоже, будто позавидовала, вот и сказала в сердцах обидное слово.
С Люськой мы не общались три дня.
Пока она не пришла ко мне утром, как ни в чём не бывало.
– Юююль! – услышала я знакомый голос на улице. – Пошли в бадминтон играть!
Я вышла на крыльцо. За калиткой стояла Люська. В новой юбке – белой в мелкий цветочек, длиной чуть пониже колена.
Мой папа ездил за границу. Всего один раз, но мне этого было достаточно, чтобы каждый раз при встрече заявлять об этом всем знакомым и просто прохожим.
– Здрасти, я Юля, мне девять лет. А мой папа был во Франции.
Вот примерно так я приветствовала тогда всех, кто ещё не слышал этой новости. Это было так же круто, как сказать «а мой папа был на Марсе», даже круче. Потому что с Марсом меня тут же обозвали бы врушкой, а про Францию у меня были доказательства.
Папа там учил язык, и это называлось «стажировка». А ещё папа из Франции привёз много интереснейших вещей: прозрачный пенал в розовых сердечках, карандаш, в котором грифельки вставляются друг в дружку, огромный набор фломастеров и много других мелочей, от которых радостно билось сердце. Но больше всего я полюбила каталоги.
Да, во Франции тогда были в моде покупки через каталоги. Огромные, толстые, они пахли заграницей. Там было всё. Всё, чего не было в нашем пока ещё советском на последнем издыхании пространстве. Сначала шла женская одежда: платья, блузки, джинсы, красивые брюки для офиса, юбки-карандаши. Там к белой блузке полагались голубые летние брючки и кремовый ремень. А к тёмно-синему платью – ремень широкий и красный. Потом было нижнее бельё – десятки кружевных и просвечивающих лифчиков и даже трусиков, всё это будоражило, заставляло мечтать и фантазировать. Раздел с мужской одеждой безжалостно пролистывался. Дальше шло детское царство: свитера с Микки Маусами и платья с поясками. Туфельки и кроссовки, совсем как взрослые, но для детей. И, наконец, последний раздел – игрушки. Закрываю глаза и даже сейчас легко могу представить игрушечный синтезатор и роскошный микрофон, пупсы Бэби Аннабель и стройные ряды самых разных Барби – на роликах, с собачкой, гитаристка, – над этими страницами можно было зависать целый день.
Я привезла один каталог на дачу, и Люська тоже в него влюбилась. Мы могли часами играть в любимую игру – а давай, как будто можно выбрать себе любую вещь со страницы, но только одну, что ты выберешь? И всё, это же нереальные муки! Что предпочесть: вот этого пупса на горшке с соской и костюмчиком или другого – с коляской и зонтиком?
В тот день шёл дождь. Это был тот противный дождь, который грустно сыплется, ни единым просветом в небе не давая надежду на возможность пойти погулять. Взрослые пользуются такими днями, чтобы съездить в город и пополнить запасы еды. Потому что в солнечные дни все дела откладываются ради огородных работ. И моя бабушка, и Люськины бабушки-дедушки укатили в город. А мы с Люськой валялись на тахте и смотрели каталог.
– А давай, будто у меня день рождения, а ты – моя мама, и мы пришли в магазин выбирать мне подарок. И ты сказала: купи из игрушек всё, что хочешь, но только три игрушки, – предложила мне Люська.
– А я тогда буду выбирать себе одежду, я же мама.
–Так день рождения-то у меня!
– И что? Я тоже хочу выбирать что-нибудь, – я надулась и захлопнула каталог.
На обложке была семья – модные мама с папой и дочка лет десяти. Я говорила, что дочке девять лет, как мне. А Люська говорила, что ей одиннадцать, как ей.
– А давай как будто мы – модельеры одежды и придумываем новую коллекцию. А одежду для неё будем выбирать из каталога – ну там, одно платье, одну рубашку.
Люська заинтересовалась:
– Ну давай. Сначала я тебе буду рассказывать, что я выбрала, а потом ты мне.
– А чего это ты сначала? Я придумала, значит, я первая.
Люське, видимо, сегодня неохота было спорить, поэтому она сдалась без боя.
Я встала и сделала вид, что держу микрофон:
– Значит, представляю вам свою новую коллекцию, модельер Юля Старшова. То есть, Юлия Михайловна Старшова. Первая модель – это зелёное платье. К нему очень подходят вот эти голубые туфли и жёлтый жакет. Не забудьте про красный ремень.
Люська покатилась со смеху.
– Что это за попугай такой? У тебя же ничего из вещей не подходит. Так нельзя цвета подбирать.
– Моя модель, что хочу, то и подбираю! Смотри какие туфли красивые и пиджак жёлтый!
– А ремень-то зачем красный?
– А тут нет другого! Мне этот нравится! Сама попробуй подобрать.
– Ну и попробую! Представляю вам модельера Милу Рудлевскую.
– Что ещё за Мила? – не выдержала я.
– Не мешай! Мила – это я, сокращённое от Людмила. Итак, Мила Рудлевская представляет вам коллекцию «Летний полдень». Первая вещь в коллекции – это лёгкое белое платье с золотыми босоножками и шляпой от солнца.
Мне тоже понравилось это платье, и стало обидно, что его забрала себе Люська.
– Да это платье к золотым босоножкам не подходит! А в шляпе вообще пугало будет!
– Сама пугало! Попугая придумала, и мне не даёт нормальные вещи подобрать!
– Нет, не попугай! – закричала я и побежала к шкафчику с одеждой. Я вывалила содержимое на тахту и начала собирать наряд, хоть немного похожий на то, что я придумала. Конечно, у меня и в помине не было зелёного платья, но было голубое. Вместо туфель из каталога я притащила розовые сандалики, зато красный ремень нашёлся в вещах бабушки. За жёлтый жакет сошёл дедушкин пиджак – коричневый в зеленоватую клетку, он жил на даче уже столько лет, что о его первоначальном цвете можно было только догадываться.
Я собирала наряд, а Люська заинтересованно копалась в тряпках, пытаясь найти что-то похожее на белое платье. Единственной подходящей вещью оказалась бабушкина белая ночная рубашка. А ещё у бабушки были бежевые шлёпанцы – а это ведь почти как золотые босоножки из каталога. Люська напялила ночную рубашку и влезла в шлёпанцы.
– Шляпу бы ещё… – протянула она. Я с восторгом посмотрела на её комплект и тоже начала переодеваться:
– Точно! Давай сами моделями будем!
Большого зеркала на даче не было, и мы пытались разглядеть себя в стеклянных дверцах буфета.
– Юля! – Войдя в дом, бабушка уронила сумки, увидев нашу красоту и разбросанную по комнате одежду. – Это что ещё такое?!
– Бабушка, это французская мода. Мы наряды подбираем.
Бабушка всплеснула руками:
– Юля, Люся, это даже на подмосковную моду не тянет! Ну-ка, быстро сняли всё и прибрались.
Мы недовольно заворчали и начали стаскивать с себя наряды. Зато потом бабушка позвала нас к столу, и две известные модельерши, Юлия Старшова и Мила Рудлевская, поскакали пить чай из пиалок с конфетами «Маска». Моими любимыми, между прочим.
О проекте
О подписке
Другие проекты
