Звонок городского телефона разбудил задремавшего на диване Исайчева. Ночь была суматошной, попасть домой не получилось, и теперь, заказав в буфете Следственного комитета два бутерброда, он решил, дожидаясь доставки, прилечь на диван и уснул. Звонок был требовательный, резкий, по внутренней связи.
– Да, – дотянувшись до трубки, прохрипел непроснувшимся голосом Исайчев. Закашлялся и повторил уже звонче:
– Исайчев. Слушаю вас.
– Разбудила, что ли? – услышал Михаил вопрос эксперта Галины Николаевны Долженко. – Ночь была карнавальная или домой не пускают?
– Галя, ты? Когда меня моя Копилка домой не пускала? Бог с тобой… Что хотела?
– Я-а-а… – растягивая местоимение, проговорила Долженко. – Вчера ко мне забегал майор Васенко, мы пообщались, и я кое-что вспомнила. А именно: он упомянул дело, где женщина над входом в свой дом повесилась. Роман назвал необычную для нашего слуха фамилию, с подвыпердом, – Тодуа. Она в мозгу засела и пошевеливалась. Я и так и этак свою голову мучила и все же решила: не проходила никакая Тодуа в экспертизах. Зуб даю! Почему? Как так? Самоубивица ведь? Недовольство во мне возникло и всю меня разволновало. Решила память свою заплесневелую освежить и в это дело нос сунуть.
– Там самоубийство без отягчающих, чистое, – уточнил Исайчев.
– Ты впереди бабушки козлом не скачи. Дослушай и не перебивай! Едрит твою картошка! У меня по этому поводу другое мнение, – резко оборвала Михаила эксперт. – Зайди, кое-что покажу…
– Галь, можно я поем? – жалобно пискнул Исайчев. – Вчера с обеда не жравши. Заказал два бутерброда в буфете, жду, когда принесут. Через полчасика заскочу, пойдёт?
– Нет! – гаркнула в трубку Галина Николаевна. – Иди сейчас, через буфет, и мне пару бутербродов захвати. Я пока кофею погрею!
– Хорошо! – согласился Исайчев.
В кабинете эксперта вкусно пахло миндальным кофе. Долженко приняла из рук Исайчева тарелку с бутербродами, приподняла покрывавшую их салфетку, вставила в щёлочку нос, вдохнула:
– Чур, мои с рыбой, твои с котлетами!
– Чёй-то! – удивился Исайчев. – Каждому по одному брал…
– Не перечь, – нахмурилась Галина Николаевна. – Для моих старых костей фосфор нужен, а мясной белок при подагре вовсе не гуд.
– Где ты в котлетах мясо унюхала? Там его отродясь не было, – попытался воспротивиться Исайчев.
– Тогда тем более тебе с котлетами. Давай уже садись. Кофей стынет.
Выпив горячего напитка и съев бутерброды, Галина Николаевна кокетливо промокнула салфеткой губы и, как в прошлый раз с Васенко, вынула из ящика стола уже не зелёную, а красную папку с надписью: «Копии экспертиз».
– Может, тебе это что-то даст. – Долженко нажала пальцами на увлажняющую подушечку, перебрала листочки, извлекла один. – Давай с начала… Майор Васенко доложил, будто у вас в производстве дело неких КЕКСов. Фамилию назвал – Тодуа. Она-то меня и торкнула. Майор мне историю её рассказал. Оказалось, историю помню, а фамилию нет. Как так? Вроде склероз меня пока не посещал. Подтянула я это дело, листочки послюнявила и поняла почему. Фамилия Тодуа никогда не проходила ни по экспертизе, ни по ориентировкам. Это всё я тебе в телефонном разговоре уже доложила, главного, правда, не сказала. А главное: Тодуа нет, а Светлана Кобзарь есть. По Светлане Кобзарь в деле лежит заключение патологоанатома. Вывод: чистый, не отягощённый чьим-либо вмешательством суицид. Я это заключение тогда ещё читала. Сразу после самоубийства. Меня оно не устроило. Приказала экспертной службе провести контрольное сканирование трупа. Его сделали и положили результаты в архив. Почему? Кто такая Светлана Кобзарь? Папа-генерал? Так когда это было? Да и помер он, кажись, года три назад. По-моему, следаки заключение врача лучевой диагностики даже не смотрели – посчитали проформой. У меня в тот момент на работе завал был, и заключение легло в архив, мною не читанное. Каюсь, мой грех! В общем, следователи отписались и успокоились. После разговора с Романом Васенко я, старая грымза, откопала заключение и ой-ё-ёй как много любопытного увидела…
– Например? – заинтересовался Исайчев.
– Например, – с явным вызовом бросила Долженко, – рёбра у неё в пяти местах поломаны. Поломаны в разное время. Селезёнка, печень, почки травмированы. Нос сломан. Малые кости ступней перебиты во многих местах. На ногах сильнейший травматический варикоз. Её последние полгода били! Причём регулярно и жестоко. Миша, она повесилась потому, что не могла этого терпеть. Её довели до этого. Здесь явная статья 110 УК РФ12. Едрит твою картошка!
– Галя, давай ещё по кофейку, – попросил Исайчев, содрогнувшись, будто замёрз. – Что-то жутко стало…
Ставя перед Михаилом новую чашку с напитком, Долженко вздохнула:
– Возвращай, начальник, дело на доследование.
– Её по желанию мужа кремировали! – ощерился Исайчев. – В деле лежит заключение патологоанатома, а там всё чики-пуки. Интересно, сколько этому анатому деньжат отвалили? Прямо сейчас поеду и морду набью стервецу…
– Ты своим мерзавцам морды бей! – разозлилась Долженко. – Моим сама исполню… Я, Миша, всё это сказала не для того, чтобы ты ручищи распускал, а для того, чтобы по новой возбуждался. Я справочки навела, у неё муж знаешь кто? Константин Тодуа! Без пяти минут депутат Федерального собрания. Кабы не ускользнул!
– Ты думаешь, это муж? Погоди… Кира рассказывала, что последний год он с женой не жил. Лечился за границей. Вроде у мужика онкология предстательной железы. Если так, то ему не до жены было. У тебя заключение врача лучевой диагностики здесь?
Долженко согласно кивнула.
– Давай! – рявкнул Исайчев. – Буду навещать без пяти минут депутата Федерального собрания. Пусть прояснит ситуацию. Он, полагаю, не всё время отсутствовал. Выходит, его супругу кто-то регулярно избивал, а муженёк вроде не в курсе? Во всяком случае, во время следствия Тодуа об этом ни разу не обмолвился. Странно!
Галина Николаевна покопалась в красной папке, но прежде чем протянуть подполковнику бумагу, добавила:
– Твоя жиличка Кира Светлане Кобзарь близкой подругой была. Так?
– Так!
– Прежде поговори с ней и с Ольгой. Жена у тебя психолог, а психолог в этом деле значимая фигура. Не гони коней, Михаил, потихонечку… потихонечку… поспешай не торопясь… Едрит твою картошка!
Михаил в раздумье снял очки и, как всегда в эти минуты, машинально вынул из кармана носовой платок, протёр им стёкла, водрузил на место.
– Вся предварительная версия летит к чёртовой матери. Самоубийство Светланы в неё никак не лезет. Мы полагали, это месть. Звягинцеву, Строганову убивали, Киру тоже пытались убить, причём не являя лица, а тут вон чего! Если Светлану избивали долго, получается, она знала своего мучителя. Хотя погоди… Васенко считает, что Строганова тоже знала своего убийцу.
Долженко усмехнулась:
– Считает? Дошло, наконец… Если тебе, Михал Юрич, интересно моё мнение, тогда скажу так: в этом деле хозяйничает один человек, и вы правильно завязали их в общую версию.
– Завязать-то завязали, – вздохнул Исайчев, – да только за какой узелок ни потянешь, новый появляется…
– Ничего, Мишаня, – ласково промурлыкала Галина Николаевна, – наступит тот день, когда и ты поймёшь, что всё это совершил дворецкий! Едрит твою картошка!
Кира услышала, как кто-то тихонько поскрёбся в дверь её комнаты. Она предполагала кто и очень не хотела, чтобы именно он увидел её больной, с опухшим от бесконечных соплей носом, с красными веками. Хотя она ждала, скучала, поэтому кое-как, расчесав пятернёй волосы, прохрипела: «Войдите!» – и быстро натянула одеяло до самых глаз.
– Привет, Мышка-норушка! Болеешь? – Роман присел на край кровати, попытался стянуть с лица Киры одеяло. – Не упирайся, задохнёшься…
– А ты заразишься. – Кира изо всех сил обеими руками держалась за одеяло. – Я больная, с температурой и некрасивая.
Роман наклонился, прикоснулся губами к её лбу. Кира зажмурилась, а он усмехнулся и с ещё большим усилием потянул одеяло на себя:
– Гюльчатай, покажи личико? Должен же я увидеть девушку в натуральном виде. Пусть больную, а то как на тебе жениться?
Кира резко открыла глаза и отпустила одеяло:
– А ты собираешься?
– Я столько времени гроблю на вас, барышня, – даром, что ли? – Роман, собрав счастливые морщинки вокруг глаз и обхватив голову Киры ладонями, поцеловал её в губы. – Ты не устала хворать здесь? Может, поедешь недужиться ко мне?
– А можно? – взволновалась Кира.
– Можно? Нужно! Иначе арестую!
За спиной Романа кто-то тихонько крякнул, и майор, обернувшись, увидел дочь Ольги – Зосю. Она с подносом и изумлённым лицом стояла подле кровати. На подносе парила чашка с ромашковым отваром.
– Дядя Рома, вы целуетесь? У вас любоф-ф-ф?
Кира вновь потянула одеяло на себя, а Васенко, хитро подмигнув девочке, спросил:
– Зоська, тебе сколько лет?
– Скоро четырнадцать!
– Чего тогда спрашиваешь? Конечно, любоф-ф-ф!
За окном, во дворе дома, послышался шелест колёс. Зося поставила отвар на тумбочку и пошла на выход, у двери обернулась и иронично заметила:
– Чуете? Мама приехала на обед, сейчас войдёт сюда, прячьтесь… Кира, ты ему не верь. Роман Валерьевич обещал, как вырасту, жениться на мне. – Она окинула майора насмешливым взглядом. – Я тогда согласилась, хотя точно знала – за лысого замуж не пойду! Вот!
Зося едва успела заслониться створкой двери от летящей в неё подушки.
– Я тебе задам, маленький чертёнок! – воскликнул Роман и, обращаясь к Кире, спросил: – Может, ты тоже лысых не любишь?
Кира присела на кровати:
– Как раз наоборот. Лысые не будут терять волосы на чужих подушках. Банально, но это так! Иди, Роман, встречай хозяйку. Я пока приведу себя в порядок. Сегодня у меня появилось, что вам рассказать. Копалась в интернете и вспомнила. Была у нас в школе неприятная история…
В кухне царила суматоха: Зося расставляла глубокие тарелки, Роман внимательно наблюдал за закипающей кастрюлей с борщом – было велено не перегреть. Сама хозяйка строгала помидорно-огуречный салат. Увидев Киру, поинтересовалась:
– Ну, ты как? Выглядишь неплохо, температура есть?
Кира махнула рукой:
– Оля, не беспокойтесь! Всё нормально. Чем помочь?
Ольга окинула взглядом стол, скомандовала:
– Нарежь хлеба. Роман любит чёрный. Он говорит, ты что-то вспомнила?
– Вспомнила, – согласилась Кира. – Давайте пообедаем, и я расскажу. – Она указала головой в сторону гостиной: – Там, у камина…
– Кстати, на второе у нас суси13. Купила сегодня в баре рядом с конторой. Кто будет?
Все, кроме Романа, подняли руки. Майор, поморщился, изрёк:
– Мне лучше вторую тарелку борща. Вы знаете, почему японцы не едят борщ? Они думают, что на запах русского борща придут медведи. А вы не боитесь, что на запах суси придут японцы? Зачем нам тут японцы?
Ольга, которая с удовольствием поглощала суси, вдруг остановилась и с удивлением воззрилась на Васенко:
– Действительно, зачем нам здесь японцы? Я как-то об этом раньше не задумывалась. Успокаивает одно: в России японцами притворяются корейцы. Хотя хрен редьки не слаще. – Ольга решительно встала из-за стола: – Зося, пожалуйста, помой посуду, а мы пойдём в гостиную пошушукаемся. Пора.
Гостиная в доме Ольги была особым местом. Хозяйка гордилась ею и называла «комнатой для тёплых бесед». Здесь всё было миниатюрным, кроме огромного окна – шириной в полную стену и высотой в два этажа. Окно выходило в сад. В правом углу рядом с окном рос жасминовый куст. Весной, когда куст зацветал, дом наполнялся дивным запахом земляники, смешанной с запахом раздавленной пальцами вишни и дедовским табаком из заветной жестяной коробочки. Особой любовью хозяйки был удостоен камин. Он, выложенный диким камнем, в радость хозяйке пылал яростным огнём. Кормился очаг исключительно дубовыми дровами с добавлением вишнёвых для запаха и красивого пламени. Дровами в доме занимался Михаил. Низкие полукруглые диваны, пара бескаркасных мягких кресел-груш и в середине низкий журнальный столик создавали славную атмосферу, в ней хотелось делиться приятными впечатлениями, вести, не повышая голос, душевные беседы. Сейчас случай был иной. Но что поделать? В доме Исайчевых не было мест для неприятных разговоров.
Кира с Ольгой расположились рядом с огнём, вытянули ноги, а Роман извлёк из кармана записную книжку, простой карандаш, сел на диван, приготовился слушать и делать пометки.
– Ну? – спросил он нетерпеливо.
О проекте
О подписке