13

Ольга стояла у окна и смотрела, как в свете уличного фонаря летят, чуть взвихряясь, крупные снежинки.

– Мишка, оторвись на минутку, пойди посмотри, какие хлопья. Первый снег! Как ты думаешь, он ляжет или растает?

Михаил, не поднимая головы от бумаг, ответил вопросом на вопрос:

– Ты колёса переобула или опять не успела?

– Записалась на завтра. – Ольга подошла к столу, положила ладонь на документ, занимавший внимание Исайчева. Михаил вскинул голову. – Кира вчера помогала укрывать клематисы. Меня, как назло, вызвал клиент, попал в ДТП. Я уехала в срочном порядке, она осталась копаться в саду до самого вечера. Простыла. Температура. Ей бы врача.

Исайчев поморщился:

– Какого врача, Копилка? У медиков, как и у ментов, все друг друга знают. Сейчас медицинская общественность уверена – хирург Сибукова в отъезде. А после? Кирка сама врач, пусть самолечится, какая-никакая практика…

Ольга с грустью посмотрела на Михаила и уныло вымолвила:

– Она тоскует здесь. Хорошо хоть бояться перестала. Загрустила. Отец навещает редко – ты не позволяешь. Звонить ему сюда тоже запрещаешь. Киру надо чем-то занять.

Исайчев положил карандаш на стол, зацепил Ольгу за руку, подтянул ближе и, развернувшись, усадил к себе на колени.

– Оль, мне кажется или у Кирки действительно с Романом шуры-муры?

Ольга стряхнула со лба Михаила непослушную прядь волос, осторожно сняла очки, поцеловала во вдруг ставшие беззащитными дальнозоркие глаза мужа и тихонько сказала:

– Шуры-муры идут полным ходом.

Михаил зажмурился и, как давно его учила Копилка, втянул обеими ноздрями воздух – так он нюхал эмоции. Вокруг Ольги витал и сгущался запах новорождённого ребёнка. Распознавать по запаху эмоции была их семейная затея. Началось это однажды: Ольга для Михаила была неожиданной находкой. Она возникла в его жизни случайно, во время расследования одного необычного дела. Появилась не как известный в городе адвокат, а как свидетель⁸. Ему исполнилось тридцать, а свою половинку Исайчев к тому времени ещё не встретил. Михаил, конечно, знакомился с девушками – среди них были красавицы разных мастей. Чаще длинноволосые блондинки, попадались брюнетки и рыжие солнышки. Они радовали глаз, но не трогали сердце, а уж про душу и говорить нечего. Всё было мимо, мимо. Исайчев почти смирился со своей холостяцкой жизнью. Потихоньку начал вымерзать душой – и тут встретил Ольгу. Встретил и понял: именно её он ждал все эти годы. Михаил не мог объяснить, что за тихие радостные чувства бродили в нём тогда, но был уверен: нашёл, наконец нашёл давным-давно ожидаемое, без чего жизнь кособочилась и её надо было удерживать, как оползень.

Тогда Михаил больше не отпустил Ольгу. Она, к счастью, не противилась. Из них получилась хорошая, крепкая пара, но главное – они любили и доверяли друг другу. Обычно говорят, хорошая семья – это когда на место влюблённости с годами встаёт уважение. В их семье любовь и уважение сразу стояли рядом. Ольга не лезла в дела мужа, но, если Исайчев посвящал её в возникшие сложности, помогала с удовольствием. Её подсказки всегда были разумны, обдуманны и чаще всего попадали в цель.

Однажды, когда Михаил, расслабившись, лежал на диване и обдумывал неприятный поворот в очередном деле, Ольга присела рядом на краешек дивана. По её лицу Исайчев понял: она хочет что-то сказать, но не решается.

– Выкладывай, не томи. Чистосердечное признание облегчит вину. Ну-у-у…

Ольга погладила мужа по щеке и начала исподволь:

– Хочу поведать тебе, муж, о своём давнем увлечении… Дай слово, что не будешь смеяться.

Исайчев встревоженно взглянул на жену.

– Ой, да не бойся! – засмеялась Ольга. – Ничего преступного! Я всего лишь, помимо монет, стала коллекционировать запахи… И не просто запахи, а запахи эмоций…

Михаил привстал и уже с интересом спросил:

– Ну и?! Ну и?!

– Я заметила, то есть учуяла, что в момент эмоционального взрыва человек начинает выделять запахи…

Михаил хохотнул:

– Не только запахи… иногда и кое-что более неприятное…

– Фу, балбес! – нахмурилась Ольга. – Я серьёзно.

– Хорошо, – всё ещё улыбаясь, согласился Исайчев, – предположим. Тогда как, по-твоему, пахнет злость?

– Злость пахнет болотом и металлической стружкой.

Исайчев задумался, переваривая полученную информацию.

– Мне казалось, злость пахнет сероводородом, как в преисподней!

Ольга легонько отмахнулась:

– Ну уж, сероводородом! Сероводородом пахнет мужской грех.

Исайчев от неожиданного сравнения рассмеялся и даже чуть хрюкнул:

– Ну да, конечно! Изменить – всё равно что пукнуть прилюдно, такой же стыд и позор. А женский? С чем сравнишь женский грех?

Ольга ответила сразу, не раздумывая:

– С запахом домашней фиалки. Он такой вкрадчивый, фиолетово-розовый, игриво-глазастый…

Исайчев вспомнил, как однажды ему пришлось выезжать на труп известной распутницы, и действительно, в её жилище пахло фиалками. Потягивало густо, навязчиво. Михаил осмотрел все подоконники в квартире – фиалок не было, а запах был. Поинтересовался у прислуги, какими освежителями воздуха пользовалась их хозяйка. Оказалось, никакими. У неё была аллергия на химические дезодоранты.

Этот эпизод из их жизни Исайчев вспомнил ещё и потому, что сейчас, сидя на коленях Михаила, Ольга пахла по-другому, чем раньше. Исайчев потянул носом и ощутил запах новорождённого ребёнка. «Соскучился, – подумал Исайчев, – я по ней соскучился. Вот закончу это паскудное дело и возьму отпуск. Сломаю телефон… куплю палатку – и на Алтай, в родные места…»

– Мцыри, – встревоженно произнесла Ольга, прерывая благостные мысли Исайчева, – Кира вспомнила Регину Эздрину. Я слышала, как они сегодня с Романом болтали об этом. Сначала решила, пусть сам доложит, и вот не удержалась. Ты ему не говори, что я вперёд паровоза забежала. Ладно?

– Ну? Что разведала, выкладывай. Всё равно уже сболтнула.

– Роман показал фотографию, которую вам прислали из Австралии, и она вспомнила Регину, а Бориса Эздрина Кира не знает. Девушки учились в одном медицинском вузе. Только Регина на три курса старше, и тогда она была не Эздрина, а Гроссман – Регина Леонидовна Гроссман.

– Боже мой, даже отчество вспомнила, – повторил Исайчев, задумавшись. – Регина Леонидовна Гроссман, что-то очень знакомое. Что?

Ольга легонько стукнула мужа ладонью по лбу, улыбнулась:

– Ты, дорогой, каждый день мимо клиники её отца на работу ездишь. Видишь четырёхэтажное здание из тёмного стекла с вывеской «Клиника доктора Леонида Гроссмана».

Исайчев обрадованно присвистнул:

– Ну вот мы и привязали гибель Ксении Звягинцевой к Сартову! Как говорит наша бабушка русской экспертизы: «Ищите, господа следователи, ищите злодея, но на ум мотайте, он ведь мог и свою могилу на имя жены записать». Что Кира о Регине вспоминала?

– Ничего. Они не общались. Лицо знакомо, и всё. Регина заметная: огненно-рыжая и конопатая. Миш, можно я сама к Гроссману поеду поговорю? Не любят медики мужиков с удостоверениями, побаиваются.

Исайчев уткнулся носом в тёплую грудь жены:

– Поезжай поуди. Может, что и выудишь.

Ольга резво спрыгнула с колен мужа, пригласила:

– Пойдём ужинать. Есть не хочу. Жрать хочу! Позови Киру.

Уже на выходе Исайчев обернулся:

– Киру надо занять работой. Пусть полазит в интернете по сетям, поищет что-нибудь о своих бывших одноклассниках. Кто часто за границу ездит? Кто карьеру сделал, разбогател? Особое внимание на тех, кто в школе КЕКСов не любил, завидовал их успеху.

– Про институтских товарищей тоже посмотреть? – спросила Ольга, ложкой перемешивая салат.

– Тормозишь, Копилка?! КЕКСы учились в одной школе, но в разных институтах. Так что институты здесь ни при чём. Съешь «Сникерс»!

– Иди уже! – махнула ложкой в сторону мужа Ольга. – Юморист-самоучка…

14

В регистратурном зале клиники доктора Леонида Гроссмана звучала музыка арфы. Ольга огляделась и в углу рядом с окном увидела молодую арфистку в голубом концертном платье, перебирающую струны инструмента. Ольга узнала музыку, это была песня «Среди долины ровныя». «Надо же, – подумала она, – как встречают! Интересно, здесь тех, кто первый раз пришёл, шампусиком не угощают?»

Девушка в зоне информирования посетителей, заметив ироническую усмешку Ольги, поспешила объяснить:

– Музыка арфы настраивает потенциальных клиентов на доброжелательный лад. Создаёт ауру обоюдной заинтересованности.

Ольга согласно кивала, рассматривая прейскурант на услуги клиники, дойдя до последней страницы, подумала: «Да-а-а, доброжелательность при таких ценах необходима. Классная, между прочим, идея. Нужно взять на вооружение и в своей адвокатской конторе поставить музыканта со скрипочкой, пусть „Полёт шмеля“ Римского-Корсакова играет. Зверская музыка, сразу наших клиентов на нужный лад настроит».

К Гроссману Ольгу допустили не сразу, а только после предъявления вишнёвого удостоверения сотрудника Следственного комитета. Она давно являлась внештатным сотрудником и имела статус консультанта-психолога, но удостоверением козырять не любила, а здесь пришлось.

Кабинет Леонида Лазаревича показался ей таким же огромным, как и регистратурный зал, только без арфы, зато здесь царствовал массивный стол для конференций человек на сорок. Он стоял в середине комнаты в окружении развешанных по стенам портретов выдающихся медиков. В самой большой, витиеватой раме красовался лик «отца мировой медицины» Гиппократа. Венчало кабинетную композицию рабочее место профессора Гроссмана. Хозяин, увидев Ольгу, указал ей рукой на кресло с противоположной стороны стола. Однако Ольга несогласно покачала головой и двинулась ближе к месту, где в кресле, больше похожем на трон, сидел совершенно рыжий, рыхлый, с жёлтой суточной щетиной на лице владелец клиники профессор Гроссман. Его руки с закатанными до локтей рукавами белого халата тоже были рыжими от конопушек и золотисто-седых волос. От профессора пахло алкоголем.

– Ночь выдалась тяжёлой, – будто оправдываясь, сказал Леонид Лазаревич и, взяв с блюдечка ломтик лимона, сунул его в рот, – с автокатастрофы доставили четырёх человек. Резали до утра.

– Отчего к вам? – полюбопытствовала Ольга. – Есть же клиники скорой помощи?

– Мы оказались ближе всех. А они пребывали слишком близко к смерти. Трёх удалось спасти… – Профессор слегка прищурил глаза и игриво поинтересовался: – Какими ветрами вас занесло ко мне, красавица из Следственного комитета? Где мы провинились? Что нарушили?

– Австралийскими ветрами, Леонид Лазаревич, – вздохнула, чуть улыбнувшись, Ольга.

Гроссман, резко подавшись вперёд, рявкнул:

– Что с Региной?!

– Всё нормально, – поспешила успокоить профессора Ольга, – она жива-здорова.

– У неё неприятности с законом? – всё ещё волнуясь, вопросил Леонид Лазаревич.

– Я здесь, чтобы в этом разобраться.

– Значит, всё-таки влипла во что-то, рыжая бестия, – выдохнул профессор, откидываясь на спинку кресла. – Ну правильно! Отца рядом нет – твори что хочешь!

Ольга дала Гроссману минутную паузу, чтобы успокоиться, затем попросила:

– Леонид Лазаревич, расскажите о здешних знакомых Регины. Меня интересуют те из них, которые по каким-либо причинам могли посещать её в Австралии.

– Её? – удивился Гроссман. – Или его?

– И его, – поспешила ухватиться за фразу профессора Ольга. – Вы имеете в виду Бориса Эздрина? Он разве бывал в Сартове? У меня имеются данные, что Эздрин подал документы на выезд в Израиль, когда работал в пермской больнице. Сразу после этого уволился и из города исчез. Нигде более не регистрировался. Выехал из страны через два года из Петербурга. Эти два года убытие откладывал. Хотя получил в консульстве Израиля визу на въезд. Сообщал о задержке лично. Причины указывал разные, но все убедительные. Вы в курсе, где он обретался всё это время?

– Да в курсе! – равнодушно махнул рукой Гроссман. – Здесь он пребывал, в Сартове. Борис с Регинкой жил у меня в доме, без прописки и регистрации. Работал в моей клинике – тоже без оформления. Жадный был, скотина! На вольготное жильё в Израиле копил. Всё, что зарабатывал, перечислял матери. При этом пользовался моей платёжной картой. Его матушка там давно. Полностью до копейки перечислял, даже на здешнее проживание не оставлял. За счёт нас с женой кормились…

Ольга удивилась и спросила:

– Вас его предпринимательская деятельность устраивала?

Гроссман вздохнул:

– Моё еврейское сердце слишком мягко к чадам своим. Потом я всё ждал, когда это закончится. И закончилось… закончилось… Подцепил-таки мой зять жирную рыбу в виде очередного пациента. Выехать-то выехал, а икру из рыбины доил везде, где жил. Расстояния ему, стервецу, не помеха, а может быть, и по сей день доит. К нему за этим делом мужики и в преисподнюю пожаловали бы…

– Фамилия, имя, отчество у рыбы есть? – У Ольги от волнения высохло во рту.

«Эта рыба, побывавшая в Австралии, может быть фигурантом в деле, и не второстепенным. Если, конечно, повезёт», – подумала Ольга, а вслух спросила:

– Списки пациентов доктора Эздрина можете представить?

Гроссман с удивлением посмотрел на гостью:

– Я лиц-то их не видел! Вернее, видел наверняка, но не знаю, что это именно они. Какие в этом случае документы? Каждый пациент имел свой код. Могу представить их медицинские карты. Пациент ХХ1, ХХ2, ХХ3 и так далее… Вы в курсе, чем занимался Борис Эздрин?

Ольга отрицательно покачала головой, разочарованно подумала: «Размечталась, повезёт!»

Гроссман продолжал:

– Он андролог⁹, ко всему прочему филигранный хирург, занимающийся пенэктомией¹⁰ и фаллопластикой¹¹. Вы знакомы с такой специализацией или требуются разъяснения?

– У меня было дело об отсечении ревнивой женой детородного органа у неверного мужа, так что приходилось разбираться.

– Ну и славно, – обрадовался профессор, – приятно иметь дело с осведомлённым человеком. Я так понимаю, теперь вам не надо объяснять, какого качества были у моего зятя пациенты. Не все, конечно, некоторые…

– Не поняла?

Гроссман вскинул обе руки вверх и рассмеялся громко, с хрипотцой:

– Вы, женщины, приходите к пластическому хирургу увеличивать грудь, а богатые, облечённые властью мужики тоже кое-что приумножают. Им льстит приятная тяжесть в штанах, и чем больше и тяжелее долото, тем лучше. Но делают они это секретно, без объявлений и за очень-очень хорошие деньги. Такие операции проходят в несколько этапов и растянуты во времени. Есть незаконченные, поэтому своего хирурга они и на краю света найдут.

Ольга понимающе кивнула и поинтересовалась:

– Леонид Лазаревич, Регина ваша единственная дочь?

Гроссман насупился.

– Во что она вляпалась, Ольга Анатольевна? – с мольбой в голосе спросил Гроссман. – Я уже похудел от переживаний…

– Минуточку. – Ольга набрала номер на сотовом телефоне, спросила: – Могу сказать профессору причину нашего интереса?

Получив ответ, продолжила:

– То, что я скажу, дальше этого кабинета выйти не может. Это вы понимаете, Леонид Лазаревич?

Гроссман приложил указательный палец к губам и прошептал:

– А Иде можно? Это моя жена. Она тоже ни-ни.

– Нет! – резко отрезала Ольга, но потом смягчилась: – Пока нет. Дело в том, что их с Борисом автомобиль был использован как орудие убийства. Правда, ни Регины, ни её мужа в это время в городе не было. Они на три дня уезжали на водопады. Вернее, Регина вывозила Бориса подышать воздухом.

Лицо профессора выразило крайнее удивление: