И Мухоргин, презрев все возможные смертельные опасности, красочно и подробно описанные одаренным стилистом и рассказчиком Виноградовым, ранним утром следующего дня отправился в далекое село Паровиха, в окрестностях которого, по слухам, среди дремучего Калинового Бора и располагались искомые развалины. Сначала за помощью он обратился в местную сельскую администрацию, но там на него посмотрели, как на сумасшедшего и достаточно индифферентно посоветовали «походить по селу и там поспрашивать». По селу он походил и поспрашивал, но всюду встречал твердый отказ сопровождать его под сень Калинова Бора в поисках мифических заводских развалин, несмотря на то, что к полудню гонорар предполагаемому проводнику он поднял до десяти бутылок водки. Внезапно вспомнив Мертвоконево, Сергей Алексеевич наобум пошел по направлению к околице Паровихи, вплотную примыкавшую к темной кромке Калинова Бора. Там внимание его привлекла избушка, внешним видом почти аналогичная той, в которой жила мертвоконевская Екатерина Алексеевна. В избушке этой тоже оказалась одинокая старушка, но, пожалуй, намного древнее Екатерины Алексеевны и гораздо менее приветливей – Сергей Алексеевич ей никого не напомнил из ее далекого счастливого прошлого, если, конечно, таковое имело место быть. С хмурым выражением лица, молча выслушав просьбу явно ненормального незнакомца, старая карга прошамкала беззубым ртом, указав пальцем на заросшую подорожником узкую проселочную дорогу, по змеиному извивавшуюся мимо ее домишки прямиком под своды Калинова Бора:

– Пойдешь вот по этой дороге, никуда не сворачивая, если, конечно, не боишься волков, бандикутов и «пьяных рысей». Километров через восемь приведет она тебя к твоим Развалинам. Да только, касатик, ты до туда запросто можешь не дойти… Тебе жить, что ли надоело?! Так это же проще можно сделать, зачем до Развалин-то переться, да там и смерть тебя поджидает лютая-прелютая… Ты знаешь хоть, что за Развалины то ищешь – чьи они?!

– Чьи?! – Сергей Алексеевич, признаться, несколько опешил.

– Там давно когда-то стоял дворец. А жил в нем Полосатый Черт – Король Шершней! А сейчас там его могила и охраняют ее целые стаи шершней-убийц. Так что тебе еще, можно сказать, повезет, если тебе до туда дойти не дадут волки или бандикуты, или «пьяные рыси»! Вот так-то, касатик!

– Слушай, бабка – ты меня попусту не пугай, пуганый уже, а честно скажи – эта дорога точно до Развалин ведет?! – неожиданно разозлился Мухоргин.

– Точно – точнее некуда! Только я тебе ничего не говорила! – старуха обиженно поджала губы и хмуро насупилась.

– Да ладно, не обижайся, бабка! На вот тебе за помощь! – и Мухоргин, достав из дорожного баула две бутылки водки, протянул их старухе.

Она с жадностью схватила бутылки, заметно подобрев и даже перекрестила уходившего навстречу неизбежной жуткой гибели Мухоргина (в чем она нисколько не сомневалась) в спину.

Шел он часа полтора, сопровождаемый таинственными шорохами и криками неизвестных птиц и животных, доносившихся из глубин леса, густой зеленой стеной стоявшего вдоль узкой дороги. А по дороге, заросшей сочными огромными листьями подорожника, неброскими лесными цветами и россыпями молодых маслят, идти было легко и приятно. Ноздри щекотали терпкие испарения сосновой смолы, перемешанные с пряными и мятными ароматами, разогретых жарким августовским солнцем, лесных трав и кустарников. Помимо криков птиц, слышалось радостное стрекотанье кузнечиков, справлявших свои маленькие праздники в траве, и почему-то именно стрекотание кузнечиков наглядно доказывало, что тот странный мир, куда таким неожиданным и непостижимым способом попал Мухоргин, вполне реален и способен приносить живущему на его скрижалях человеку много плотских и духовных радостей. Совершенно не вспоминались зловещие предупреждения старухи-алкоголички, и на душе у Мухоргина было легко и радостно. Даже предпринятые им бесплодные попытки восстановить в памяти ТОТ мир, который он покинул на Бешеной Электричке, не вызвали привычных приступов бессильной мучительной злобы на самого себя, на собственную беспросветную амнезию. Почему-то именно сейчас, когда он бодро шагал, невольно весело насвистывая, сквозь совсем не страшный, а напротив – светлый, добрый, почти сказочный Калинов Бор, у него возникло стойкое убеждение, что рано или поздно он обязательно вспомнит во всех подробностях о ТОЙ жизни. Как ему говорила тогда, в самый первый, во всех отношениях совершенно ужасный, день пребывания ЗДЕСЬ, добрейшей души, золотая женщина, Екатерина Алексеевна из гадкого села Мертвоконево: « …ты не отчаивайся, сынок, это – еще не смерть, все еще можно поправить, можно еще вернуться ТУДА, ОТКУДА ты приехал!». Сергей Алексеевич невольно улыбнулся, вспомнив лучезарный образ своей спасительницы и невольно повторил вслух вслед за нею: «Да, это – еще не смерть!» и добавил уже от себя, даже, можно сказать, крикнул на весь Калинов Бор: «Мы еще поборемся с этими чертями-шершнями!!! Мы еще посмотрим – кто кого?!?!?!».

На него никто не напал – ни волки, ни бандикуты, ни «пьяные рыси». По большому счету, он так и не увидел за все время чудесной лесной прогулки зверя, крупнее ежа и белки. Правда, один раз почти у него над самой головой перелетела дорогу, тяжело взмахивая крыльями, огромная ярко-желтая птица, честно говоря, поразившая воображение Сергея Алексеевича размерами и необычностью внешних очертаний. В длинном ярко-оранжевом клюве птицы бешено извивался, видимо, тот самый, упомянутый бабкой, причудливо и жутко выглядевший, «бандикут». Изумленный Сергей Алексеевич проводил полет настоящей «жар-птицы» из русских народных сказок и ее нелепо смотревшейся жертвы, гипертрофированно выпученными глазами и с открытым ртом. Затем он плотно зажмурил глаза и потряс головой. Банальное, наиболее широко распространенное упражнение против галлюцинаций помогло – ни невозможной шафрановой птицы, размером в полтора павлина, ни злобного, но невезучего бандикута, среди теплой хвойной синевы августовского полдня больше не наблюдалось. Общее впечатление, равно как и настроение, эти две твари Мухоргину не испортили, разве что заставили слегка насторожиться и взглянуть на окружающую действительность качественно несколько изменившимся взглядом. Но как бы там ни было, вскоре сосны вместе с густым подлеском разом расступились в стороны, и Сергей Алексеевич увидел Развалины удивительно, хотя и смутно, знакомых очертаний, испытав при этом волнение не меньшее, чем то, какое испытал в середине девятнадцатого века американский археолог Джон Стеффенсон, впервые открывший для цивилизованного мира каменные города майя в самом сердце джунглей Юкатана.

«Это он!» – торжественно и гулко ухнуло в большой умной лысоватой голове Мухоргина, и он без тени сомнения вошел на территорию бывшего Воскозавода сквозь, уже вот несколько лет, широко распахнутые, покосившиеся ворота.

На территории завода-призрака царила глубокая целомудренная тишина, характерная для образцовых респектабельных кладбищ и крупных государственных музеев. Множество черных причудливых трещин избороздили древний асфальт обширного заводского двора. Не было видно ни души – ни человеческой, ни животной. Не жужжали даже твердо обещанные неприветливой бабкой-алкоголичкой шершни-убийцы. Сергей Алексеевич остановился точнехонько на середине двора и не без глубокого благоговения принялся лицезреть наиболее сохранившееся здание – административный корпус, где, как ему стало противоестественно казаться, он уже бывал не один раз. На потрескавшихся стенах кое-где еще сохранилась желтая краска, а в некоторых оконных проемах виднелись остатки стекол. Внимание Сергея Алексеевича привлекло одно из крайних окон на втором этаже. «Это будет окно моего кабинета!» – уверенно подумал он, но тут же какое-то странное смятение овладело им, и чей-то несуществующий голос шуршаще прошептал: «Или оно уже им было когда-то…». А в следующую секунду прилетело ощущение присутствия стороннего наблюдателя. Мухоргин резко повернул голову влево – на скрипучий протяжный звук открываемой металлической двери в стене корпуса цеха по разливу готовой продукции. Оттуда вышел высокий седой бородатый человек с горящими пронзительными глазами, одетый в какое-то ветхое рубище до пят, подпоясанное простой веревкой.

«Вечный Пасечник – он ждал меня!» – мелькнула радостная мысль, а вслух Мухоргин воскликнул:

– Здравствуйте, уважаемый! – и гулкое удивленное эхо разнесло, впервые прозвучавший за много-много лет, человеческий голос среди стен пустых разворованных заводских корпусов.

– Кто ты?! – строго и подозрительно послышалось в ответ.

– Когда-то я был директором Этого Завода! Я хочу вдохнуть в него новую жизнь, я хочу вернуть пчел обратно в покинутые ульи и спасти Пикирующий Район!

– Пикирующий Район спасти невозможно, потому что он – Пикирующий! – более миролюбивым тоном, философски заметил неизвестный и после этого спросил: – Ты недавно прибыл ОТТУДА?!.

– Да – недавно ОТТУДА! Я надеюсь, ТУДА вернуться! Если вы тот, кого называют Вечным Пасечником, вы поможете мне?!

– Да, помогу! – ни секунды не колеблясь, ответил Вечный Пасечник. – Но будет очень трудно и очень опасно!

– Я заранее готов к трудностям и опасностям!

Далее они подошли друг к другу, и у них появилась возможность прекратить орать на весь Калинов Бор, рискуя разбудить сонмы дремавших шершней-убийц. Между ними состоялась конструктивная деловая беседа, чьим главным итогом явилась дальнейшая энергичная и плодотворная деятельность Сергея Алексеевича Мухоргина, вначале, по подбору высококвалифицированной команды помощников, а затем уже – по восстановлению Воскозавода, как основной материальной базы высокорентабельного пчеловодства, сыгравшего бы роль панацеи для всего Пикирующего Района…

…Описываемая Планерка была самой первой после пуска производственных мощностей Завода на полную загрузку, и собравшиеся на проведение Первой Планерки люди особенно остро сознавали, как торжественность, так и ответственность настоящего момента – удивительного и невероятного. Каждый из сидевших за столом для совещаний внес немалый личный вклад в создание того чуда, которое произошло, и испытывал заслуженную гордость. Гордость в их сознании тесно перемешивалась с глубоким уважением к своему руководителю, появившимся самим собой за полтора года совместной работы с Сергеем Алексеевичем Мухоргиным. Уважение вполне заслуженно почти переходило в обожание.

Лично для самого Сергея Алексеевича в забвении далекого прошлого остались отчаяние, страх, неуверенность, приступы мучительных, в своей тщетности, попыток осмысления перевернувшейся с ног на голову действительности. Сейчас он, сам, не ведая об этом, превратился в того, кем и был фактически всю свою жизнь ТАМ – в преуспевающего бизнесмена, талантливого организатора, выдающегося исследователя-фармаколога и неординарного человека, распираемого бешеной созидательной энергией. Появились в нем и отложились на нем определенный лоск, равно, как и шарм. На кожу лица, как пороша на мерзлую землю в самом начале зимы, тончайшим, почти неуловимым, лаковым налетом, легла, что там греха таить, некоторая барская холеность, начавшая выражаться, кстати, непреднамеренно, и в определенных манерах поведения. В общем, Сергей Алексеевич, практически, во всех своих индивидуальных непередаваемых нюансах, обрел прежнего самого себя, окрашенного, естественно, сообразно особенному местному колориту Пикирующего Района. За последний год он заработал много денег (сам, точно, не зная, на чем – они у него, помимо официальной зарплаты, регулярно раз в десять ночей, сами собой появлялись увесистыми «прессами» во внутреннем и боковых карманах пиджака, фантастическим появлением своим постоянно выбивая его из нормальной психической колеи, заставляя глубоко задумываться на несколько часов) и купил неплохой «джип-внедорожник». Поначалу голый, неуютный кабинет Генерального Директора, восстановленного из руин Воскозавода, со временем оброс современной комфортабельной обстановкой, где кое в чем проглядывали элементы настоящей роскоши.

Как-то незаметно и ненавязчиво Мухоргин приобрел весьма солидный вес среди местной финансово-экономической элиты, сделавшись одним из важнейших органических ее элементов. Как уже указывалось выше, в него очень даже верил сам Паркиориц – некоронованный король Пикирующего Района, занимающий официальную должность Командира и имеющий прямую пара-телефонную и пара-телетайпную связь с Верховным Командованием всего Сумрачного Края…

… – Ну-с, господа! – бархатным баритоном звучно произнес Сергей Алексеевич, победно посверкивая стеклами очков на соратников-подчиненных. – Мы не спали всю эту ночь, надеюсь, не зря! Вот-вот позвонит Сергей Львович Паркиориц и поинтересуется: получили ли мы первый в истории Пикирующего Района Настоящий Мед, а – не Пара-Мед! Не мне вам объяснять, что, если внутри гиперпространства сложно устроенного организма Пикирующего Района появится Настоящий Продукт, Пикирующий Район моментально прекратит пикировать и перейдет в ровный планирующий полет, имеющий тенденцию к поступательному набору высоты! Буквально сейчас по селектору, то есть с секунды на секунду, должно поступить сообщение из «Цеха по разливу готовой продукции» от Николая Александровича Ткачука, что именно начало разливаться в означенном цехе – Настоящий Мед или Херня на Постном Масле! И лично я уверен в первом варианте, а вы?!

– Лично я – да! – быстрее остальных согласился с Генеральным Директором, сидевший к нему ближе остальных своих коллег, генерал-лейтенант от субвибральной ветеринарии, или, говоря проще, Главный Ветеринар воскрешенного Районного Пчеловодства, Кучин Леонид Арсентьевич (совершенно седой, но мускулистый, сухой и крепкий шестидесятипятилетний мужик, которого все на заводе, включая самого последнего рабочего, давно уже называли просто Арсентьич) и характерным жестом передернул плечами, отчего, как бы с согласным шуршанием, несколько раз изогнулись ослепительные золотые погоны, на каждом из которых нескромно, но жизнеутверждающе, сверкали по две великолепно отполированные серебряные пчелы, казавшиеся почти живыми.

– Я – тоже! – согласно кивнул головой, сидевший через стол напротив Кучина Главный Технолог Завода, Гена Якуб (поговаривали, что эти двое не особенно ладят между собой, на почве принципиальных расхождений, сугубо профессионального характера, не имеющего хотя бы самого малейшего привкуса личных мотивов).

Короче, из восьми членов пчеловодческой команды Мухоргина никто не дал отрицательного ответа на его вопрос, кроме одного – Вечного Пасечника, в мире именующегося, как Неживой Василий Павлович. Вернее, Василий Павлович до неприличия долго заставил ждать себя с ответом – вот-вот мог грянуть звонок Командира Района.

– Василий Павлович?… – не выдержав затянувшейся паузы, мягко, едва слышно, с взволнованным придыханием спросил Сергей Алексеевич, тревожно глядя на чудаковатого, слабо предсказуемого, Вечного Пасечника, сидевшего на дальнем конце совещательного стола в своем привычном пыльном рубище и отрешенно глядевшим в окно на чудесное июльское утро, талантливо раскрашенное кистью неведомого людям Создателя Пикирующего района, нежно-золотым, нежно-розовым и нежно-голубым оттенками.

– А что – Василий Павлович?! – не отрывая зачарованного взгляда от раскрытого окна, вопросом на вопрос рассеянно ответил Вечный Пасечник. – Подождем Ткачука – сейчас он все скажет! А на ваш вопрос, Сергей Алексеевич я отвечу отрицательно!

– Почему?! – бешено дернулся вперед всем корпусом Мухоргин, испуганно вытаращив на Вечного Пасечника добрые близорукие глаза.

– А, как может оказаться Мед НАСТОЯЩИМ, если мы сами – НЕ НАСТОЯЩИЕ!!! – с неожиданной яростью рявкнул Павел Васильевич Неживой, оторвав, наконец, взгляд от созерцания прелестей июльской природы и посмотрев прямо на Мухоргина.

Никто из присутствующих на планерке больше не успел произнести ни слова – одновременно загудел аппарат селекторной связи, и требовательно зазвенел телефонный аппарат прямой связи с Командиром Района. Мухоргин нервно нажал кнопку селектора:

– Ну что там у нас, Коля?!

– Херня на Постном Масле, Сергей Алексеевич! – послышался беспощадный, в своей голой правдивости, ответ.

Мухоргин отключил селектор и поднял трубку телефона. Просторный кабинет сразу же заполнил низкий властный голос Командира Района:

– Ну, чем порадуете, Сергей Алексеевич?!

– Настоящим Медом, Сергей Львович – у нас все получилось!!! – правду говорить Мухоргин не имел никакого морального права.

Командир Района долго-долго молчал в ответ, тщательно переваривая услышанное.

– Вашими бы устами, Сергей Алексеевич, да… сами понимаете, что пить! – произнес Командир Района по истечении томительной паузы с непонятной интонацией и положил трубку, оставив Мухоргина и остальных членов правления Воскозавода в полном неведении: что бы это значило?!

В тишине кабинета раздался резкий скрипучий голос Неживого:

– Все выглядит вполне логично, уважаемые товарищи пчеловоды – Настоящий Мед могут дать только Настоящие Пчелы, живущие в Настоящих Ульях! А это все, вы на меня не обижайтесь – одна нежить! И даже Херня, не говоря уже о Постном Масле, и те не являются Настоящими!

– Вы что-нибудь конкретное предлагаете, Василий Павлович?!

– Надо позвонить в газету «Хроника Пикирующего Района» – единственное, кто хоть чем-нибудь сможет нам реально помочь, так это – наши сумасшедшие газетчики. Они – Настоящие!…