Глава 4

Я возвращался с утренней охоты, аккуратно обходя по кромке небольшой овражек, поросший густым кустарником. На поясе слегка покачивались три подстреленных кролика и упитанная куропатка. В руке – лук с наложенной на тетиву стрелой, а за спиной – короткий меч.

Этот простенький на вид клинок был подарком Урсулы Хуг. Созданный из теневой стали, он внешне совершенно не отличался от обычного недорогого меча – как раз под стать простому наемнику.

Золотые круды, как и раньше, лежали в кармашках перевязи, а обычные были вшиты в подкладку куртки и бригандины. Лиловые кристаллы были частью скрытой под тканью магической брони, каркас которой был собран из тонких костяных пластин. Это тоже было творением Урсулы.

В воздухе уже не ощущалось той предрассветной сырости, сопровождавшей меня, когда я уходил из лагеря несколько часов назад. Запахи весеннего леса бодрили и наполняли лёгкие свежей прохладой, смешанной с терпким ароматом молодой листвы, сырой земли и душистой хвои.

И пусть движение в этой части имперского тракта не было особо оживлённым, за добычей приходилось уходить подальше в лес, ближе к горам.

Долина Фельвины и Холмы Дравара остались позади, как и Дюренское озеро, где было разбито войско маркиза ди Спинолы. Отец маркиза до сих пор так и не привёз выкуп ни за себя, ни за знамёна своего сына. Но, зная герцога, я был уверен, что он сдержит слово.

По моим расчетам, в Шеране я окажусь примерно через двадцать дней. Это если наш путь пройдёт без происшествий, ведь мы уже находимся на неподконтрольных моим отрядам землях.

Все эти дни я путешествовал вместе с труппой мэтра Бризо, оказавшегося довольно приятным и не злым человеком. Его бродячий театр, по сути, – семейный бизнес. Здоровяк и высокая женщина, которые встретили меня в первый день, это Жан и его жена Микаэла, родная сестра мэтра Бризо.

Две девушки, колдовавшие возле костра, – их дочери. Их мужья в тот момент были на охоте, вернее, пытались охотиться – с этим у них совсем туго. Их отпрыски носились по всему лагерю.

Сперва меня приняли настороженно. Но потом, когда поняли, что я веду себя мирно, не пристаю к их женщинам и не пытаюсь ничего украсть, отношение семейства мэтра Бризо ко мне заметно потеплело.

Особенно я вырос в их глазах, когда на следующий день добыл на охоте косулю. За обедом, лакомясь мясной похлебкой, обрадованный мэтр Бризо, узнав, что я сперва планирую заехать в Эрувиль, предложил мне место в их маленьком караване, так как они, прослышав о празднествах по случаю выздоровления Карла Третьего, тоже спешили в столицу Вестонии. Все остальные члены маленького клана Бризо единогласно поддержали своего предводителя.

Что же касается меня… Я в любом случае планировал впоследствии присоединиться к какому-нибудь каравану, так что вариант с бродячим театром был не так уж и плох. Тем более, компания мне попалась приятная и творческая.

Правда, то, чем они занимались, сложно было назвать высоким сценическим искусством. Увидев одну из репетиций, я понял, почему труппа Бризо обычно вынуждена была довольствоваться выступлениями в кварталах черни или в предместьях, а не на главных площадях городов.

В принципе, все члены семьи Бризо уже давно смирились со своей судьбой, кроме третьей и самой младшей дочери Жана и Микаэлы, Бриджитт, которой в этом году исполнилось восемнадцать. Если кого из всей труппы и можно было назвать актрисой, так это ее.

Бриджитт была настоящим самородком, алмазом среди грубой породы, который в будущем, при должной огранке, мог бы превратиться в настоящий бриллиант. Уверен, только благодаря этой девушке труппу Бризо терпели зрители.

Похоже, об этом знали ее родичи, и об этом знала она сама. Как и любая другая актриса, познавшая силу влияния своего таланта на зрителей, Бриджитт была натурой капризной и амбициозной.

Вспомнив вчерашний разговор у костра, я усмехнулся. Речь шла о будущем. Каждый высказывался о своих мечтах и желаниях. Старшие члены семьи говорили о покупке небольшого дома в каком-нибудь спокойном городке, где они могли бы наконец осесть и оставить кочевую жизнь, которая, как я понял, уже всем порядком надоела, особенно женской половине.

Мэтр Бризо очень надеялся на объявленные Карлом Третьим празднества, обещанные в Эрувиле. Он рассчитывал там заработать недостающую сумму на покупку дома, которую они собирали всей семьей, кочуя из города в город вот уже несколько лет.

Кстати, война в Бергонии существенно поправила материальное положение семейства Бризо, что лишний раз оправдывало народную мудрость: «Кому война – слезы, а кому – золото».

– Вот купим домик где-нибудь на юге герцогства Гонди и заживем спокойно. Да, Черныш? – с улыбкой произнес мэтр Бризо и потрепал по загривку большого пса, лежавшего у его ног. Пес широко зевнул и положил голову на ногу своего хозяина.

– Ах, дядя! – с горящим взором воскликнула Бриджитт. – А я верю, что в столице нас обязательно ждет успех! Нас заметит кто-нибудь из влиятельных вельмож, и наша труппа обретет богатого покровителя! Перед нами откроются двери лучших театров Вестонии.

– А если этого не произойдет? – усмехнулся мэтр Бризо.

– Тогда мы обязательно должны направиться в Нортланд и выступить перед его высочеством принцем Луи! Вот кто истинный ценитель искусства!

Мэтр Бризо и остальные лишь покачали головами.

– Дочь, помнится, ты уже предрекала нам успех в Гондервиле, – с насмешкой в голосе произнесла Микаэла, при этом занимаясь перекладыванием трав. – Ты убеждала нас, что маркграф де Валье обязательно оценит наше выступление и примет деятельное участие в нашей судьбе. Ты говорила, что после твоего соло его сиятельство лично преподнесет тебе букет самых дорогих цветов. И где сейчас маркграф де Валье и его огромный букет?

– Милая матушка, – сузив свои большие голубые глаза, произнесла Бриджитт, – я не виновата в том, что его сиятельство не соизволил посетить грязный, провонявший помоями переулок в предместье Гондервиля, где мы имели честь давать свое грандиозное представление, в котором, кстати, Клер снова перепутала свой текст. Трижды! А Гастон почему-то решил, что ужасная импровизация – лучшая альтернатива отличному сценарию. Матушка! Это чудо, что нас не забросали гнилыми овощами!

Клер и Гастон никак не отреагировали на слова Бриджитт. Видимо, эти упреки они уже слышали не единожды.

– И я искренне рада, что в тот день его сиятельство маркграф де Валье не был свидетелем нашего позора… – почти шепотом добавила Бриджитт. Ее щеки порозовели, а взгляд немного потеплел. Блики костра отражались в ее широко раскрытых глазах.

– Я видела его сиятельство на открытии монумента. Такой высокий, утонченный и блистательный. Его лицо словно было высечено из мрамора. А глаза… О, боги! Я бы не пережила этого позора.

– Детка, – покачал головой мэтр Бризо. – Мы же стояли в самых последних рядах. Ты не могла видеть его лица. Скажу больше, ты должна избавиться от этих иллюзий. Они опасны и безрассудны. Помни, что мы не ровня таким, как он. Уверен, твоя игра, твой голос и твой талант способны заставить рукоплескать любого, даже принца или короля. Возможно, в будущем какой-нибудь барон или граф осыплет тебя цветами и подарками, но ты никогда не станешь частью их круга. Если ты не хочешь стать игрушкой в чужих руках, которую, когда та наскучит, выбросят или сломают, задумайся о более приемлемых для тебя целях.

– О каких целях вы говорите, дядюшка? – Бриджитт повернула голову. В уголках ее больших глаз застыли слезы.

– Выйти замуж, – пожал плечами мэтр Бризо. – Создать семью. Родить детей.

– И за кого же мне выйти? – Глаза Бриджитт слегка прищурились. – Какому мужчине я буду ровней?

– Да вот хотя бы Джеку, – усмехнулся мэтр Бризо и кивнул в мою сторону. Я даже вздрогнул от неожиданности. – Ты не смотри на то, что он слегка сутуловат и его лицо не из мрамора. Да и хромота его скоро пройдет. Зато он еще ни разу не оставил наш котел без мяса. Он силен и сможет защитить свою жену и семью. За таким мужем ты будешь как за каменной стеной.

Бриджитт бросила в мою сторону презрительный взгляд, быстро поднялась в полный рост и гордо удалилась под негромкие смешки.

– Брат, полегче бы ты с ней, – хмыкнула Микаэла, но в ее голосе не было упрека.

– Ничего, она девочка умная, – отмахнулся Бризо и шутливо мне подмигнул, мол, не обращай внимания на наши разборки. – Перебесится и потом еще поблагодарит за науку.

Жан, от которого за все дни нашего совместного путешествия я услышал лишь десяток слов, молча кивнул. Похоже, в воспитании молодых девушек эти двое были солидарны…

Внезапно я остановился как вкопанный.

– Что случилось? – Селина замерла рядом со мной.

– Звуки, – негромко произнес я. – Слишком тихо.

Находясь уже довольно близко к нашей стоянке, я ожидал услышать привычный шум: крики детей, переругивания между взрослыми, лай Черныша и ржание лошадей. Ничего этого не было. Лишь привычные звуки леса.

В следующее мгновение ветер подул в мою сторону, и нос уловил отчетливый запах смерти. Я тут же сорвался с места, на бегу сканируя пространство вокруг себя. Добежав до кромки леса, я остановился и выглянул из-за дерева. Льюнари замерла рядом.

Первое, что бросилось в глаза, это бездыханное тело Черныша, лежавшее рядом с потухшим костром в центре пустой поляны, где еще этим утром был наш лагерь. Сканирование показало, что вокруг не было ни души. Выйдя из-за дерева, я быстрым шагом двинулся к мертвому псу. Быстрый осмотр трупа показал, что Чернышу размозжили голову чем-то тяжелым. Видимо, пес пытался защищать своих хозяев.

Я встал и медленно обошел стоянку. Здесь было много следов от сапог и копыт. Хм… Четырнадцать… Нет, пятнадцать всадников.

– Макс! – послышался приглушенный голос Селины на другом конце поляны у опушки леса. – Сюда!

Когда я подбежал, Льюнари кивнула в сторону кустов. Там, словно безвольная кукла, лежал Гастон, муж Клер. Его мертвые, остекленевшие глаза дико таращились в небо. На его льняной рубахе в районе сердца проступало кроваво-бурое пятно.

Я покачал головой и обернулся, снова внимательно осматривая поляну.

– Что дальше? – тихо спросила Льюнари.

– Следы ведут на северо-запад, – кивнул я.

Мы не стали терять времени и сразу двинулись по следу. Спустя примерно полчаса быстрой погони по лесной тропе, на обочине, среди спутанных веток и придавленных трав я обнаружил Жана.

Он лежал на животе, а на его спине чернела глубокая рубленая рана. Здоровяк был без сознания. Его руки и ноги были неловко раскинуты, словно он до последнего пытался цепляться за корни и камни, сперва стараясь удержаться на ногах, а затем, истекая кровью, ползти вперед, пока силы окончательно не оставили его.

Я аккуратно перевернул Жана, приподнимая за плечи и стараясь не задеть рану. Его лицо посерело от потери крови и боли, глаза закрыты, дыхание едва ощутимо. На руках и ладонях комья влажной земли и старой листвы. Похоже, он упал уже давно, но упрямо пытался двигаться дальше, пока не лишился чувств.

Перейдя на истинное зрение, я прищурился. Внутри энергоструктуры Жана еще теплились слабые искорки жизни, готовые угаснуть в любой момент. Сердце билось редко, но ровно. Здоровяк был на волосок от смерти, но, если действовать немедленно, у него есть шанс выжить.

Зачерпнув из источника сгусток маны средних размеров, я создал плетение лечения и аккуратно вплел его в энергосистему Жана. Золотая мана начала действовать мгновенно. Понаблюдав немного за процессом, я облегченно выдохнул. Здоровяк будет жить.

Вытащив из рюкзака чистые бинты и флягу с травяным настоем, я аккуратно разрезал рубаху Жана и промыл рану, а затем перевязал его. Кровотечение почти остановилось – золотая мана сделала свое дело.

Оглядевшись, я заметил неподалеку раскидистое дерево с толстыми, низкими ветвями. Следующие полчаса я потратил на то, чтобы затащить здоровяка на дерево и привязать его к ветвям. Теперь он не рухнет на землю, и дикие звери вряд ли до него доберутся.

Я еще раз проверил повязку, тихо ругаясь сквозь зубы, не туго ли затянул, не пропустил ли где кровь. Внезапно Жан вздохнул и открыл глаза. Сначала его затуманенный и ничего не понимающий взгляд блуждал по моему лицу, но потом в его глазах появилось узнавание. Его губы чуть дрогнули:

– Джек…

– Да, это я, – тихо ответил я, пригибаясь ближе, чтобы он меня слышал. – Что случилось, Жан? Кто на вас напал?

Здоровяк моргнул, с трудом сглотнул и прошептал:

– Патруль… патруль маркграфа де Валье…

– Ты ничего не путаешь? – нахмурился я, внутренне холодея.

– Нет… Их командир так сказал. А еще его знамя… Я видел его знамя…

Вдруг Жан резко схватил меня за руку и крепко сжал ее. Явно результат воздействия золотого плетения.

– Со мной все кончено! Спаси их, прошу…

– Я найду их и верну тебе, – аккуратно высвободив руку, произнес я. – А потом Микаэла подлатает тебя. А теперь спи.

Наговор на раненного подействовал быстро. Его голова упала на грудь, и он мерно засопел.

Привязав к ветке рядом с его рукой флягу с отваром, я спрыгнул с дерева и побежал дальше.

* * *

Когда солнце уже скрылось за кронами деревьев, след вывел меня к небольшому хутору, в центре которого бандиты, назвавшиеся моими людьми, устроили себе праздник.

Откровенно говоря, от сердца отлегло, когда я понял, что эти уроды – ряженые. У меня прямо руки зачесались узнать, кто заказчик всего этого беспредела.

Перейдя в режим невидимости, я медленно обошел лагерь по дуге. Трое часовых. Стоят не слишком бдительно, их внимание приковано к веселью в центре лагеря.

Экипировка не из дешевых, но позиции заняли бестолково: один у поваленной изгороди, другой между домом и сараем, третий за углом стены, где тянется полоса кустарника.

Пестрые фургоны артистов стояли рядом с бревенчатым домом. Сканирование показало, что он пуст. Там же я заметил мою лошадку. Тихоня, как всегда, что-то меланхолично жевала. Ни седла, ни моих переметных сум я не увидел. Не беда, все важное я всегда ношу с собой в рюкзаке.

Самый большой фургон уже успели переоборудовать в подобие сцены, на которой под пьяный гогот и выкрики, при свете факелов бедняги-артисты вынужденно разыгрывали жалкое представление.

Я видел Клер, жену Гастона, которая превратилась в тень самой себя. Она стояла с остекленевшим взглядом в углу сцены, не откликаясь и не реагируя на звуки. Детишки сбились в угол и тихо поскуливали, сжавшись, словно стая перепуганных зайчат. Мсье Бризо, пытаясь играть на старой лютне, фальшивил из-за дрожи в руках. Микаэла, сжав челюсти так, что даже скулы побелели, держалась рядом с детьми, шепча им что-то успокаивающее.

Катрин, вторая дочь Микаэлы, и ее муж Пьер неуклюже танцевали под сбивающуюся музыку.

А Бриджитт… Она замерла в центре сцены. С пылающими от отчаяния глазами девушка пыталась декламировать стихи, но голос ее дрожал, слова путались, что еще больше радовало собравшихся вокруг сцены бандитов. Они рычали, улюлюкали и орали всякую похабщину. Все присутствующие уже понимали, чем закончится представление.

– Песню! – заорал рыжебородый гигант и вздернул вверх руку с кружкой, расплескав часть пойла на головы своих дружков.

– Да-а! – поддакнул ему белобрысый коротышка.

– Меч-бастард! – выкрикнул кто-то. – Спой о нашем маркграфе!

– Да-а-а! – чуть ли не хором заорали остальные.

Бриджитт, дрожа всем телом, приблизилась к мсье Бризо и взяла из его рук лютню, а потом на негнущихся ногах снова вернулась в центр сцены.

Ее тонкие пальчики пробежались по струнам, и над хутором поплыл звонкий девичий голос. Бандиты от неожиданности даже немного притихли. Девушка смогла привлечь их внимание.

Хм… В этой песне, кажется, четыре или пять куплетов. Надо успеть.

Я сорвался с места и бесшумной тенью приблизился к первому часовому, что замер у поваленной изгороди. Он тянул шею, пытаясь разглядеть происходящее на сцене.

Подобравшись сзади, я закрыл ему рот ладонью и потянул на себя. И в то же мгновение коротким золотым импульсом остановил его сердце.

Аккуратно оттащив труп в тень, ударил кинжалом в мертвое сердце, чтобы потом не возникло вопросов.

Труп второго часового я оставил в кустах. На его мертвом лице замерла кривая улыбка. Он так заслушался голосом Бриджитт, что даже не понял, как умер. На его правой щеке красовалось клеймо каторжника.

Начало второго куплета…

Последний дозорный, засевший между сараем и домом, уже лежал на земле, а на его груди сидела усыпившая его льюнари. Пронзив ему сердце кинжалом, я подмигнул Селине и двинулся к сидевшим на телеге бойцам.

Они обнялись и, покачиваясь в такт музыке, пытались пьяными голосами подпевать Бриджитт. Никто не заметил, как эти двое одновременно опрокинулись в нутро телеги и больше не поднялись.

Второй куплет подходил к концу…

Следующей моей целью был лысый коротышка, забравшийся в один из фургонов мэтра Бризо. Поганец под шумок пытался порыться в вещах артистов. Я свернул ему шею в тот момент, когда он открывал один из коробов с одеждой. Хм… Тоже заклейменный.

Прикрыв труп ворохом нижнего белья, я повернулся к выходу, но в это же мгновение полог приоткрылся, и кто-то шепотом произнес:

– Эд, пошевеливайся. Кажется, сержант тебя заметил. Эд? Ты оглох там?

Подельник Эда, приглушенно матерясь и источая перегар, начал карабкаться внутрь фургона. Я приблизился и резко втащил его внутрь. Ударившись коленом о борт, дружок Эда приглушенно рыкнул:

– Эд, ублюдок, какого лешего ты дела…

Удар моего кинжала оборвал его на полуслове. Я оглядел его широкое лицо. Снова клеймо…

Бриджитт закончила третий куплет и начала четвертый. Ей хором громко подпевал весь лагерь.

Я выглянул сквозь полог. В сторону фургона твердым шагом шел чернобородый верзила. Похоже, это и есть вышеупомянутый сержант.

– Этот нам понадобится живым, – тихо шепнул я Селине.

Бородач приблизился к пологу и резко откинул его, упершись грудью в борт.

– Сучьи дети! – прорычал он внутрь фургона. – Эд! Жак! Ко мне!

Вынырнувшая справа от сержанта Селина положила ему на голову ладонь, и он, закатив глаза, начал оседать на землю. Я вовремя удержал его и, кряхтя от натуги, потянул внутрь. Пропустив маленький сгусток по энергосистеме, я почувствовал, как тело сержанта стало немного легче.

Наконец, лютня затихла, как и звонкий голос Бриджитт. Бандиты радостно взревели.

Я выглянул из фургона как раз в тот момент, когда рыжебородый гигант, расталкивая своих подельников словно ледокол мелкие льдинки, двигался к застывшей на сцене Бриджитт. Девчонка, широко раскрыв глаза, словно загипнотизированная наблюдала за приближающимся верзилой.

– Не-ет! – громко вскрикнула Микаэла и дернулась вперед, пытаясь преградить путь рыжебородому. Тот легко отмахнулся от нее, и Микаэла, словно тряпичная кукла, отлетела в сторону.

Моя стрела пробила затылок гиганта как раз в тот момент, когда тот тянул свои лапы к отступившей на шаг назад Бриджитт. На мгновение шум в лагере стих, и бандиты начали испуганно оглядываться. За то время, пока все соображали, что происходит, я, двигаясь в сторону сцены, успел выпустить еще четыре стрелы. Отбросив лук, я обнажил свой меч. Двоих оставшихся надо было взять живыми.

Первым ко мне бросился белобрысый коротышка. Выхватив меч из ножен, он бежал на меня, изрыгая проклятия. Нырнув под атакующую руку противника, я сместился влево и нанес короткий удар по голове плашмя – только чтобы вырубить. Белобрысый рухнул на землю как подкошенный и затих.

Увы, но взять еще одного языка не получилось. В спину последнего бандита, не успевшего даже выхватить свой клинок, Микаэла вонзила кинжал рыжебородого. Ударов было несколько. Женщина, похоже, вымещала на нем всю свою злость и накопившуюся ярость за недавние унижения и боль.

Я вздохнул и огляделся. Бриджитт так и стояла на сцене, с ужасом взирая на устроенное мной побоище.

Приблизившись к сцене, я улыбнулся и как можно мягче произнес:

– Мадмуазель, увы, у меня нет большого букета для вас, но я с уверенностью могу сказать, что наблюдал одно из самых лучших представлений в моей жизни. Уверен, его сиятельство маркграф де Валье обязательно согласился бы со мной.