Глава 4. В Биляре начался голод

Владыка Хазарского каганата, Бек Каган-бек Завулон, стоял на вершине холма, с которого Биляр был виден, как на ладони. Его роскошный шатер, покрытый персидскими коврами, был центром огромного военного лагеря, раскинувшегося на много верст.

Отсюда, из безопасности и комфорта, он наблюдал за войной. И то, что он видел, ему не нравилось.

Первый штурм, который, по его расчетам, должен был сломить волю защитников и открыть ворота, провалился. Лучшая осадная башня сгорела, превратившись в гигантский черный скелет.

Элитные воины-«Змеи» были отброшены от стен, понеся унизительные потери. Город, который он считал «деревянным курятником», огрызался с яростью раненого медведя.

– Они дерутся отчаянно, повелитель, – сказал, подойдя к нему, старый военачальник Булан, единственный, кто осмеливался говорить Беку правду. – Потери в полках, штурмовавших Западные ворота, велики.

– Потери? – Бек резко обернулся, и его глаза холодно блеснули. – Ты говоришь мне о потерях, Булан? Мои воины гибнут, потому что вы, мои прославленные полководцы, не можете взять приступом город лесных варваров! Где Тазрак? Где мой лучший охотник? Почему он до сих пор не принес мне голову этого Айдара и то, что они украли?!

– От Тазрака нет вестей, повелитель. Мертвый город, куда он их преследовал, славится дурной славой…

– Мне плевать на сказки старых баб! – рявкнул Бек. – Я хочу результат! Я хочу видеть этот город в огне, а его эмира – в цепях у моих ног!

Он был в ярости. Но не только из-за военных неудач. Его шпионы в Биляре, на которых он так рассчитывал, замолчали. План с открытием ворот провалился. Это означало, что Алмуш что-то узнал. Что его заговор раскрыт. А это, в свою очередь, означало, что война будет долгой и кровавой.

– Повелитель, – осторожно начал Булан. – Зима близко. Осада может затянуться. Возможно, стоит начать переговоры? Предложить им почетную сдачу?

– Переговоры? – Бек посмотрел на своего генерала так, будто тот предложил ему выпить яд. – Ты предлагаешь мне, владыке Великой Степи, вести переговоры с этими выскочками? Нет. Они отвергли мою волю. Они посмели дать убежище врагу моего трона. Они заплатят за это.

Он принял решение. Жестокое и безжалостное.

– Я не буду больше штурмовать их стены, – сказал он, и его голос стал тихим и зловещим. – Я уморю их голодом. И страхом. Передайте командирам катапульт. Цель – не стены. Цель – город. Жилые кварталы. Рынок. Мечети. Я хочу, чтобы каждый день и каждую ночь на их головы сыпались камни и огонь. Я хочу слышать, как плачут их женщины. Я хочу, чтобы они сами, изнутри, разорвали своего эмира на куски и принесли мне ключи от города на блюде.

Старый Булан побледнел, но не посмел возразить. Он молча поклонился и пошел отдавать чудовищный приказ. А Бек снова повернулся к городу. Теперь это была не просто война. Это была личная месть.

****

Город превратился в огромный, переполненный госпиталь. Самую большую мечеть, еще пахнущую свежим деревом, отдали под лазарет. Здесь, среди стонов и молитв, верховодила Айбике.

Сняв свои шелковые одежды и облачившись в простое льняное платье, жена эмира стала сестрой милосердия для сотен раненых. Вместе с другими знатными женщинами и простыми горожанками она промывала раны, меняла повязки, поила страждущих травяными отварами.

Она видела войну без прикрас. Не героические подвиги, а их страшную цену: оторванные конечности, страшные раны, молодых парней, умирающих в агонии.

Она видела и молодого стрелка Алтана, чья огненная стрела сожгла мост. Он был жив, но его плечо было раздроблено, и он больше никогда не сможет натянуть тетиву. Айбике сидела рядом с ним, держала его за руку, и он плакал не от боли, а от того, что больше не сможет защищать свой город.

Рядом с ней, как маленькая тень, ходила Зейнаб. Девочка больше не плакала. Увидев столько боли вокруг, ее собственное горе будто притупилось, стало частью общего страдания.

Она носила воду, подавала чистые тряпицы, успокаивала плачущих детей, чьи отцы лежали здесь, в лазарете. Война заставила ее повзрослеть за несколько дней.

В этот день Айбике столкнулась с новой, не менее страшной угрозой. К ней подошел главный по снабжению, бледный и испуганный.

– Госпожа, – прошептал он. – Зерно на главном складе… оно почти закончилось. Запасов, которые оставил визирь Саджар, хватит в лучшем случае на неделю. Он обманул нас всех.

Айбике почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Предательство визиря оказалось еще глубже. Он не просто саботировал армию, он обрек весь город на голодную смерть. Она немедленно ввела строжайшее нормирование: по пол лепешки в день на человека. Она понимала, что скоро в городе начнется ропот.

И в этот момент город содрогнулся. Раздался страшный грохот, а затем еще один. Снаружи донеслись панические крики. В крыше мечети образовалась дыра, и внутрь посыпались щепки и пыль.

– Они бьют по городу! – закричал кто-то.

Каган Бек начал приводить свой план в исполнение. Начался террор. Айбике бросилась к детям, пытаясь укрыть их, успокоить. Она смотрела на испуганное лицо Зейнаб, и в ее сердце росла не паника, а холодная, ясная ярость. Она поняла, что они сражаются не просто с армией. Они сражаются с чудовищем, для которого нет ничего святого.

****

Далеко на юге, в раскаленных песках Хорезма, Юсуф и Джабир вели свою войну. После схватки в ущелье они поняли: убийцы не просто преследуют их. Они опережают их, устраивая засады на всех крупных караванных путях.

– Они знают наш маршрут, – сказал Джабир, изучая карту в тени редкого саксаула. Он был невозмутим, будто решал инженерную задачу. – У них есть информаторы в каждом караван-сарае. Идти по торным путям – самоубийство.

– Но другого пути нет, – возразил Юсуф. – В стороне от колодцев нас ждет смерть от жажды.

– Путь есть всегда, – усмехнулся Джабир. – Он просто не всегда приятен. – Он указал на карте на огромное белое пятно. – Пустыня Кызылкум. Прямой путь. Ни колодцев, ни людей. Никто в здравом уме не сунется туда в это время года. Кроме нас.

Это был безумный риск. Но Юсуф согласился. Они закупили у кочевников несколько дополнительных бурдюков с водой и, покинув караванный путь, ушли в самое сердце пустыни.

Начался самый тяжелый этап их путешествия. Днем их сжигало беспощадное солнце, ночью пробирал до костей холод. Они экономили каждый глоток воды.

– Зачем такая спешка, посол? – спросил однажды Джабир, глядя, как Юсуф вглядывается в северный горизонт. – Мы выжили. Этот ваш город на севере, скорее всего, уже пал. Какая разница, прибудем мы на неделю раньше или позже?

– Разница в тысячах жизней, – ответил Юсуф. – И в том, что мой народ – не варвары, как вы, южане, привыкли думать. Мы – стена. Стена, которая защищает и твои богатые, изнеженные города от диких орд, что кочуют еще севернее. Если наша стена падет, однажды ты увидишь их всадников и у ворот твоего Хорезма.

Джабир ничего не ответил, но посмотрел на булгарина с новым уважением.

На исходе пятого дня пути по пустыне они достигли крупного оазиса, пограничного города-крепости. Они были спасены. Изможденные, почерневшие от солнца, но живые.

Но когда они вошли в ворота, Юсуф замер. Он увидел на столбе у дома начальника стражи примету. Тайный знак, который использовали купцы, чтобы предупреждать друг друга об опасности.

И он понял. Убийцы ждали их и здесь. Они обошли пустыню по караванному пути и приготовили новую ловушку. Они не были в безопасности. Они просто вошли в клетку.

Глава 5. Ночная диверсия

Ночь была главным союзником осажденных. Днем Биляр был мишенью – огромной, беззащитной, которую хазарские катапульты методично закидывали смертью и разрушением. Но ночью город затихал, сливался с тьмой, а из его потайных нор, как хищники, выходили тени.

Айдар стоял в сыром, пахнущем землей подземелье под арсеналом. Рядом с ним, в тусклом свете единственного факела, стояли трое. Это был его новый отряд.

Его старого десятка больше не было. Память о них жила в его сердце, как незаживающая рана. Эти были другими. Не братьями, с которыми он вырос. А инструментами. Острыми, смертоносными инструментами, которые ему вручил эмир для новой, тайной войны.

Рядом стоял Ташбулат. Он единственный остался из прежних. Война сожгла в нем юношескую браваду, оставив лишь холодную, сжатую до предела ярость. Он больше не рвался в бой бездумно. Теперь он ждал. Ждал приказа, чтобы выпустить своего внутреннего зверя на волю.

Вторым был человек по имени Кевер. Суварин. Низкорослый, жилистый, с лицом, похожим на старый корень дерева. Он был охотником из северных лесов, который мог часами лежать в осенней листве, и его не заметил бы даже самый чуткий лось. Он умел двигаться беззвучно и видеть в темноте.

Третьего звали Шнырь. Бледный, юркий горожанин, бывший вор, которого Асфан вытащил из темницы. Он не был воином. Но он знал, как устроены замки, как ослабить крепления, где в любом лагере будут хранить ценности и как проскользнуть мимо самого бдительного часового.

Это был не отряд воинов. Это был отряд призраков.

– Наша цель, – говорил Айдар, водя обломком угля по растянутой на бочке коже, на которой был набросан план вражеского лагеря. План был неполным, составленным по донесениям дозорных со стен, но это было все, что у них было.

– Хазары уверены, что мы заперты. Они расслабились. Их главный лагерь хорошо охраняется. Но их службы обеспечения – нет. Асфан докладывает, что свежую воду они берут из родника у Змеиного оврага, в двух верстах отсюда. Там стоит небольшой караул.

– Отравим воду? – хищно спросил Шнырь.

– Нет, – отрезал Айдар. – Мы не убийцы женщин и обозников. Мы воины. Родник – это приманка. Кевер, Шнырь, ваша задача – устроить там переполох. Подожгите сухую траву, поднимите крик, пустите пару стрел в темноту. Отвлеките на себя патрули. Заставьте их думать, что мы пытаемся отбить у них воду.

– А мы, сотник? – спросил Ташбулат.

– А мы, пока они будут гоняться за призраками у ручья, нанесем настоящий удар. – Айдар ткнул углем в другую точку на карте. – Сюда. Мастерские осадных инженеров. Они думают, что это самое безопасное место в их тылу. Там они чинят свои катапульты и строят новые тараны. Мы должны не просто сжечь их. Мы должны их искалечить.

Перед вылазкой Айдар подошел к Ташбулату. Они стояли в темноте туннеля, который вел за пределы городских стен.

– Ты готов? – спросил он.

– Я родился готовым, – ответил Ташбулат, но в его голосе не было прежнего хвастовства. Он помолчал. – Я все думаю… об Ильмаре. О Саяне. Они бы гордились нами сегодня, сотник.

– Они смотрят на нас, – просто ответил Айдар. – И мы не должны их посрамить.

Он не сказал этого, но он чувствовал страшную тяжесть. Он вел в ночь на смертельное задание последнего из своего старого отряда. Последнего брата.

***

Они вышли из города через старый водосток, тот самый, что спас Айдара. Ночь была безлунной и ветреной – идеальной для их дела. Двигаясь по знакомым ему оврагам, они разделились.

Кевер и Шнырь ушли в сторону родника, а Айдар и Ташбулат, пригибаясь к земле, начали долгий, мучительный обход, чтобы зайти в тыл вражеского лагеря.

Они ползли по-пластунски последние сотни метров. Лагерь инженеров был освещен несколькими кострами. Десятка два сонных охранников лениво прохаживались между штабелями бревен, недостроенными катапультами и огромными бочками со смолой.

Внезапно со стороны Змеиного оврага раздались крики и вспыхнуло пламя. План сработал. Охранники в лагере засуетились. Начальник караула, громко ругаясь, собрал большую часть своих людей и повел их на подмогу. У мастерских осталось лишь четверо часовых.

– Пора, – прошептал Айдар.

Они двигались, как две тени. Два ножа, вонзившихся в спящее тело врага. Айдар снял первого часового у штабеля бревен. Ташбулат – второго, у бочек со смолой. Еще двое пали, не успев издать и звука.

Теперь у них было немного времени.

– Не жги сразу! – скомандовал Айдар. – Калечь!

Они работали быстро и слаженно. Они не просто поджигали. Они подпиливали опорные балки у готовых катапульт. Вбивали металлические клинья в механизмы лебедок. Выливали драгоценное масло на землю. Это была работа мясников, разбирающих тушу. Каждый их удар был укусом, ослаблявшим вражеского зверя.

Закончив, Айдар достал из мешка фитиль, пропитанный селитрой. Он поджег его и засунул в щель между бочками со смолой. Фитиль был длинным. Он должен был дать им время уйти.

– Уходим!

Они уже почти скрылись в спасительной темноте оврага, когда услышали топот возвращающегося патруля. Их заметили. Раздался тревожный крик, засвистели стрелы.

– Бегом! – крикнул Айдар, и они рванулись прочь, не разбирая дороги.