Далеко на юге, в пограничном хорезмийском городе-оазисе, стены которого раскалялись под беспощадным солнцем, посол Юсуф понял, что пустыня была не самым страшным его врагом.
Он и его новый спутник, гениальный и язвительный инженер Джабир, вошли в этот город, надеясь на отдых и безопасность. Вместо этого они попали в клетку.
Тайный знак, оставленный для него булгарскими купцами, был недвусмысленным: «В городе – волки». Убийцы кагана, обойдя их по караванному пути, ждали их здесь.
Они не могли напасть открыто в городе, находящемся под властью наместника Хорезма, но и выпустить Юсуфа из него они не собирались.
– Мы в ловушке, – сказал Джабир тем же вечером, когда они сидели в душной комнате караван-сарая. Он чертил на песке, рассыпанном на полу, план города. – Одни ворота. Гарнизон – сотня ленивых стражников, подкупленных хазарами. Нас убьют, как только мы выйдем за стены. Или зарежут ночью в этом сарае. Я предлагаю сдаться местному правителю. Может, он спасет наши шкуры.
– Сдаться – значит проиграть, – ответил Юсуф. Он был спокоен, но эта была спокойствие натянутой тетивы. – Наместник продаст нас хазарам за мешок золота. Нет. Если волк загнал тебя в угол, не жди, пока он прыгнет. Напади сам.
Он всю ночь не спал, собирая сведения. Он говорил с погонщиками, с мелкими торговцами, с нищими у мечети. Он использовал все свое купеческое умение, чтобы понять расклад сил в этом маленьком, прогнившем городе. И к утру у него был план. Дерзкий и опасный.
Он пошел не к наместнику. Он пошел в его канцелярию, к начальнику стражи. Это был толстый, потный мужчина с бегающими глазками, который ценил только одно – деньги. Юсуф не стал ему угрожать. Он пришел к нему как купец к купцу.
Он выложил на стол небольшой, но очень тяжелый мешочек с золотом, подаренный визирем.
– Это твое, – сказал он. – Если я и мой спутник сегодня благополучно покинем этот город.
Глаза начальника стражи загорелись.
– Но убийцы кагана… – пролепетал он.
– Они – твоя проблема, – отрезал Юсуф. – Но я помогу тебе ее решить. – Он выложил на стол второй мешочек, еще больше первого. – А это – твое, если ты доставишь мне головы этих убийц. Живыми или мертвыми.
Начальник стражи смотрел то на одно, то на другое золото. Жадность боролась в нем со страхом.
– Но как… их пятеро, они лучшие воины…
– Они сильны, когда нападают из тени, – сказал Юсуф. – А при свете дня, на глазах у всего города, они – просто чужаки с оружием. Ты – закон. Оцепи рынок. Объяви, что в городе ищут шпионов, которые угрожают торговле с Великим Халифатом. – Он достал из-за пазухи грамоту халифа. Одна лишь печать на ней заставила начальника стражи вздрогнуть. – Покажи своим людям эту печать. Скажи им, что эти люди – враги самого Повелителя Правоверных. И твои воины будут драться, как львы.
План сработал. Жадность, подкрепленная страхом перед Халифатом, оказалась сильнее страха перед хазарскими убийцами. Через час городской рынок был оцеплен.
Стражники, видя печать халифа и обещанную награду, с яростью набросились на хазарских агентов. Завязался короткий, жестокий бой в узких торговых рядах.
Сами Юсуф и Джабир, наблюдавшие за всем с крыши, приняли в нем участие, пуская стрелы в спины убийцам. Инженер, к удивлению Юсуфа, оказался неплохим лучником.
Через полчаса все было кончено. Пятеро убийц лежали мертвыми среди разбитых кувшинов и рассыпанных пряностей. Юсуф сдержал слово и отдал начальнику стражи второй мешочек.
Тот был счастлив. Он не только стал богаче, но и прослыл героем, защитившим город от «шпионов».
– Путь на север свободен, – сказал он Юсуфу.
– Теперь – да, – ответил Юсуф.
Они с Джабиром, не теряя ни минуты, вскочили на коней и покинули оазис. Они победили. Но они потеряли драгоценное время.
****
В Биляре никто не считал потерянное время. Здесь считали потерянные жизни. План кагана Бека действовал. Каждый день, как по расписанию, в город прилетали камни. Они больше не целились в стены. Они били по домам, по площадям, по колодцам. Они несли смерть и ужас.
Айбике почти не спала. Лазарет в мечети был переполнен. Теперь сюда приносили не только воинов, но и простых горожан. Стариков, раздавленных обрушившейся крышей.
Женщин, посеченных осколками. Детей… Айбике с ужасом смотрела на маленькие, искалеченные тела, и ее сердце, казалось, превращалось в камень.
Вылазка Айдара дала им лишь короткую передышку. Ночью город мог спать спокойно, но с рассветом ад возвращался. И к ужасу войны добавился новый враг – голод.
Запасы, украденные предателем Саджаром, подходили к концу. Норму хлеба снова урезали. По городу поползли страшные слухи.
Айбике держалась. Она была не просто женой эмира. Она была матерью этого города. Она ходила по убежищам в подвалах, разговаривала с людьми, вселяла в них надежду.
Рядом с ней всегда была Зейнаб. Девочка стала ее тенью, ее маленькой помощницей. Она больше не боялась вида крови. Она утешала плачущих детей, рассказывая им сказки, которые когда-то рассказывала ей ее собственная мама.
В этом аду, в этом городе скорби, она нашла свое место. Она дарила другим капельку того тепла, которое когда-то подарили ей.
Однажды вечером, когда обстрел на время прекратился, Айбике сидела с Зейнаб в своих покоях.
– Ты не боишься? – спросила она девочку, расчесывая ее волосы.
– Боюсь, – честно ответила Зейнаб. – Но когда я вижу, что ты не боишься, мне становится легче.
– Я тоже боюсь, милая, – призналась Айбике. – Но любовь к тем, кого мы защищаем, сильнее страха.
В этот момент в покои вошел Асфан. Его лицо было серым от усталости.
– Госпожа, – сказал он тихо. – Эмир просит передать. На той стороне реки, в лагере хазар, наши дозорные заметили движение. Они строят что-то новое. Огромное. Похожее на голову вепря.
Айбике поняла. Таран. Тот самый, о котором говорил Айдар.
– Передай повелителю, что мы выстоим, – твердо сказала она. – А теперь спроси у него, есть ли вести от посла Юсуфа. Нам нужен инженер. Нам нужен тот, кто знает, как бороться с такими чудовищами. Если он вообще жив.
****
Каган-бек Завулон стоял посреди пепелища, где еще недавно были его осадные мастерские. Он смотрел на обломки катапульт, на искалеченные тараны. Его лицо было абсолютно спокойно. Но те, кто знал его близко, понимали: чем спокойнее был Бек, тем страшнее будет его гнев.
– Один отряд, – сказал он, обращаясь к старому генералу Булану. – Один отряд оборванцев вышел из города, сжег мое лучшее оборудование и ушел безнаказанным. Как это возможно, Булан?
– Они действовали дерзко и хитро, повелитель. Мы не ожидали…
– "Не ожидали"! – взревел Бек, и его спокойствие треснуло. – Вы, мои прославленные военачальники, разучились воевать! Вы привыкли сражаться с трусливыми степняками! А здесь, у стен этого курятника, вы не можете справиться с горсткой крыс!
Он пнул ногой обугленное бревно.
– Их дерзость будет им дорого стоить. Я хотел взять этот город и наказать эмира. Теперь я хочу другого. Я хочу стереть его с лица земли. Я хочу, чтобы на этом месте осталось лишь соленое поле, на котором не будет расти даже полынь.
Он повернулся к своему новому начальнику тайной службы, человеку с лицом, лишенным всяких эмоций.
– Тазрак провалился. Теперь твой черед, Гюрза. Я хочу, чтобы в городе начался ад. Не просто страх от моих камней. Я хочу, чтобы они начали убивать друг друга. Найди их слабые места. Воду. Еду. Религиозные разногласия. В городе полно язычников-сувар, которые ненавидят эмира-мусульманина. Найди их. Дай им золото. Дай им оружие. Зажги пожар внутри стен, который они не смогут потушить.
Гюрза молча поклонился и исчез.
Бек снова посмотрел на своих генералов.
– Ускорить постройку «Головы Вепря». Вдвое. Я хочу, чтобы через три дня эта штука стучала в их ворота. А до тех пор – не прекращать обстрел города ни на час. Ни днем, ни ночью. Я хочу, чтобы они забыли, что такое тишина.
Он ушел в свой шатер, оставив полководцев на пепелище. Он проиграл этот раунд. Но он уже готовил следующий, еще более жестокий удар.
В то время как булгарские воины умирали на стенах, а их жены и дети молились в холодных подвалах, в Суварском квартале Биляра, в тишине ремесленных мастерских, плелась новая, невидимая паутина предательства.
Сувары, потомки древнего и гордого племени, покоренного булгарами много лет назад, жили в городе своей, обособленной жизнью. Они были лучшими в городе резчиками по дереву и кости, но в их сердцах все еще тлели угли обиды на булгарских эмиров, которые принесли на их землю свою власть и своего нового, непонятного бога.
Пуран, старейшина гильдии резчиков, сидел в своей мастерской и смотрел на недоделанную фигурку лесного духа. Его руки, способные оживить любой кусок дерева, сегодня ему не подчинялись.
В душе у него была смута. Он ненавидел хазар, этих жестоких степных волков. Но эмира Алмуша и его новую веру, которая грозила поглотить верования его предков, он ненавидел, быть может, даже сильнее.
В дверь тихо постучали. Это был не условный стук его учеников. Пуран открыл. На пороге стоял неприметный человек, торговец травами, которого он уже несколько раз видел на рынке.
Но глаза у этого торговца были не как у торгаша. Они были холодными, как у змеи. Это был Гюрза, новый глава шпионской сети кагана, или один из его приближенных.
– Мир твоему дому, почтенный мастер, – прошипел гость, проскальзывая внутрь.
– В этом городе не осталось мира, – хмуро ответил Пуран.
Они говорили долго. Гость не предлагал денег. Он говорил о другом. О несправедливости. О том, что каган Бек воюет не с народом сувар, а с эмиром-отступником, который предал древних богов степи.
Он рисовал картину будущего: после победы кагана, сувары получат свободу. Свободу верить в своих богов, говорить на своем языке, жить по своим законам.
– Каган уважает древние традиции, – шептал змей-искуситель. – Ему нужны союзники внутри города. Люди чести, которые помогут ему свергнуть тирана и вернуть земле ее истинных хозяев.
Пуран слушал, и яд этих слов проникал в его душу. Он думал о своих детях, которых заставляли учить арабские молитвы. Он думал о своих богах, чьи идолы приходилось прятать.
– Что ты хочешь от меня? – спросил он.
– Хазары построили великий таран, «Голову Вепря», – ответил гость. – Он ударит в самое слабое место стены, здесь, у вашего квартала. Но перед стеной – ров и «ежи» из заостренных бревен. Их нужно убрать. Ночью, накануне штурма, твои люди должны выйти и разобрать заграждения. Под предлогом, что вы хотите построить свою, внутреннюю баррикаду. Стража эмира не посмеет спорить с уважаемым старейшиной.
Это было прямое предательство. Открыть дорогу врагу. Обречь на смерть сотни защитников стены. Пуран колебался.
– Каган не забудет твоей услуги, – добавил гость, кладя на стол тяжелый мешочек, который глухо звякнул. – И он не простит отказа.
Гость ушел, оставив Пурана одного. Он смотрел на мешочек с золотом, потом – на деревянную фигурку лесного духа. На одной чаше весов была верность городу, который стал ему домом.
На другой – будущее его народа, его веры, его детей. И он сделал свой страшный выбор.
****
Юсуф и Джабир гнали своих коней на север, и каждый удар копыт по сухой земле отдавался в их сердцах отчаянной надеждой. Они вырвались из ловушки в оазисе, но знали, что это лишь временная передышка.
Теперь их гнала не только погоня, но и приближающаяся зима. Скоро степь покроется снегом, и все пути станут непроходимыми.
Они изменились за время этого пути. Юсуф, холеный дипломат и купец, стал похож на закаленного воина. Его лицо обветрилось, руки загрубели от поводьев, а во взгляде появилась стальная твердость.
Джабир, циничный багдадский интеллектуал, тоже изменился. Он все еще ворчал и жаловался на варварские обычаи севера, но Юсуф видел, как он с интересом изучает булгарские сторожевые вышки, как по ночам чертит в своей тетради схемы укреплений.
Эта отчаянная миссия стала для него самым интересным вызовом в жизни.
– Я все еще думаю, что твой народ – дикари, – сказал он однажды вечером у костра. – Но ты, посол, самый упрямый дикарь из всех, кого я встречал.
– Упрямство – это то, что держит стены, инженер, – ответил Юсуф, глядя на север. – Скоро ты увидишь наши стены. И ты поможешь нам сделать их еще крепче.
На десятый день пути они пересекли последнюю реку, пограничную. Они были на родной земле. Но радости не было. Земля была мертва. Сожженные аулы, вытоптанные поля, ни души вокруг. Война была уже здесь.
А на следующий день, взобравшись на высокий курган, они увидели его. Далеко на севере, на горизонте, столб черного дыма, поднимавшийся к самому небу. Дым от горящего Биляра.
Они переглянулись. Слов не было нужно. Их гонка подходила к концу. Они пришпорили своих уставших коней и ринулись вперед, в самое пекло, навстречу этому дыму, в котором смешались судьба их народа, их отчаяние и их последняя надежда.
****
В подземелье под арсеналом было жарко, как в кузнице. Айдар и его отряд «призраков» готовились к новой вылазке. Донесения Асфана были неутешительны: хазары денно и нощно строили «Голову Вепря», и через два, максимум три дня, это чудовище начнет крушить стены города.
– Мы не можем ждать, пока они его достроят, – сказал Айдар, глядя на своих воинов. – Бить по нему, когда он будет у стен, – поздно.
– Но как нам подобраться к нему, сотник? – спросил Кевер, охотник-сувар. – Его охраняют, как сокровищницу кагана.
– Мы и не будем подбираться к нему, – ответил Айдар. – Мы ударим по его сердцу. Или, вернее, по его клыку.
План Айдара был прост и смертельно опасен. Он узнал от шпионов Асфана, что огромный железный наконечник для тарана, его «клык», куют в отдельной полевой кузнице, ближе к реке. Это было самое охраняемое место во всем лагере после шатра кагана. Но именно это и делало его уязвимым. Вся охрана была снаружи.
– Наша задача, – говорил Айдар, – не сжечь кузницу. Это их лишь задержит. Наша задача – уничтожить сам наконечник. Сделать его непригодным.
***
В эту ночь они снова вышли из города. Их было четверо. Четыре тени против целой армии. Они пробрались через болота, ведомые Кевером. Шум огромной кузницы – лязг молотов, рев мехов – был слышен за версту и служил им ориентиром.
Подобравшись ближе, они увидели цель. Огромный навес, под которым в свете горнов трудились десятки кузнецов. Вокруг – кольцо охраны. В центре, на гигантской наковальне, лежал он.
О проекте
О подписке
Другие проекты