Мои надежды на то, что мамуля перенесет очередную папину премьеру с олимпийским спокойствием, рухнули. Предстоящее выступление Владимира Дорошина в «Аиде» в партии эфиопского царя Амонасро превратилось для моей мамы сначала в Кошмар, потом в Кошмарный Ужас, и за два дня до спектакля она рыдала в телефонную трубку и требовала, чтобы я немедленно прибыл. Ситуация была привычной, и алгоритм действий на этот случай у меня давно отработан. Поездка в агентство «Аэрофлота», чтобы выкупить забронированный билет на самолет, потом поход в поликлинику к врачу, который мало того, что является большим любителем оперы, но еще и числится моим участковым терапевтом, с пониманием относится к мамулиной нервной системе и выписывает мне больничный по первому требованию, потом короткие посиделки со старшим участковым Валькой Семеновым, поскольку в мое отсутствие он по должности обязан брать на себя мой участок. Я почистил щеточкой смокинг (никакой другой одежды на премьерах мамуля не допускала), упаковал его в портплед, побросал в небольшую сумку туалетные принадлежности и футболку на случай жары, поскольку дело было в сентябре и в Барселоне стояла солнечная и вовсе не морозная погода, сдал котов Светке Безрядиной на попечение и отбыл в аэропорт.

Из всех зарубежных городов, где мне приходится бывать по случаю папиных премьер и маминых Кошмарных Ужасов, я больше всего люблю Барселону. Дело в том, что я от рождения страдаю географическим кретинизмом и в незнакомом месте немедленно начинаю путаться в улицах и терять направление, а Барселона в основном спроектирована квадратно-гнездовым способом, во всяком случае в центральной своей части, дальше которой я все равно не ухожу, и чтобы там заблудиться, нужно быть еще тупее, чем я, а это, поверьте мне, не каждому дано. А еще в Барселоне есть совершенно замечательный проспект под названием «Диагональ», строго по диагонали пересекающий весь город, и если держаться вблизи от него, то заблудиться невозможно даже при очень большом желании. Вторым достоинством Барселоны в моих глазах является тот факт, что оперный театр «Лицеу» находится на бульваре Рамбла, упирающемся в набережную. То есть гуляешь себе по Рамбле, пьешь пиво или кофе на свежем воздухе, рассматриваешь и покупаешь сувениры в лавках (непременно доброму доктору-терапевту, а также Вальке Семенову и его многочисленному семейству), любуешься морем, дышишь морским воздухом, смотришь на чаек, потом – в нужный момент – раз! И ты уже у папы в гримерке, напяливаешь принесенный загодя смокинг и отправляешься вместе с мамулей с зрительный зал. Просто, легко и удобно. Я не большой любитель экскурсий, и осмотр достопримечательностей меня особо не вдохновляет, поэтому я предпочитаю гулять по бульвару Рамбла, удаляясь от него максимум на полкилометра. Но книжных магазинов рядом с театром не было.

Пришлось просить маму о помощи, тем более ее все равно нужно было всеми силами отвлекать от Кошмарного Ужаса. Мамуля, ловко чирикающая на языках всех стран, где регулярно выступает папа, с удовольствием согласилась пойти со мной за книгой. В первом же магазине, куда мы зашли, серии «Записные книжки» не оказалось, более того, девушки-продавщицы о такой серии даже не слышали.

– Это маленький магазин, – обнадежила меня мамуля, – сейчас я тебя отведу в большой книжный магазин, где есть все.

Но и там «Записных книжек» не оказалось, и продавщицы все так же недоуменно пожимали плечами и говорили, что о такой серии не слышали.

– Вполне может быть, – авторитетно заявила мама. – Ты же сам сказал, что серия рассчитана на специалистов, а не на широкого читателя, это скорее научная литература, и искать ее надо в специализированных магазинах.

Вместо вожделенной прогулки по Рамбле пришлось возвращаться в гостиницу, где был компьютер с подключением к интернету. Мамуля принялась ловко бегать по сайтам и через некоторое время озадаченно произнесла:

– Егорушка, что-то я нигде не найду упоминаний об этой серии. Ты точно помнишь, что она называлась «Записные книжки»?

– Точно, – уверенно ответил я.

– А как называется издательство?

– Ой, вот этого я не спросил. Но можно позвонить Истоминой и спросить, она наверняка знает.

– Ну так позвони, а то мы методом простого тыка ничего не найдем.

Хорошо, что я взял с собой номер телефона Истоминой. Она оказалась дома и по буквам продиктовала мне название издательства. Мама снова села к компьютеру, а я вышел на террасу, уселся в шезлонг, подставил лицо горячему солнышку и расслабился. Вот найдем книжку для Майи Витальевны, вечером отсижу спектакль, послушаю папу, а завтра утром – в аэропорт и домой. Странная у меня жизнь все-таки… Позавчера я еще бегал по улицам, помойкам, заброшенным гаражам и загаженным подвалам, сегодня сижу в роскошных апартаментах в пятизвездочном отеле, почти на берегу Средиземного моря, и вокруг меня звучит радующая мой слух испанская речь (ну, если быть точным – не совсем испанская, а каталонская, но для меня, не знающего ни одного из этих языков, разницы нет), а послезавтра я снова надену форму и буду бегать по чердакам и помойкам, искать угнанные машины и урезонивать дебоширов и пьяниц.

Кажется, я задремал, потому что когда на ухом раздался мамин голос, вздрогнул и чуть не свалился с шезлонга.

– Егор, я ничего не понимаю, – встревоженно сказала мама. – Я не могу найти ни серию, ни издательство.

– Может, оно маленькое, и у него нет своего сайта, – сонно предположил я.

– Да я не только сайт искала, но и вообще упоминание о нем. Не может такого быть, чтобы оно нигде не упоминалось, если оно есть.

– Мам, все может быть. Давай найдем контактный телефон какого-нибудь крупного издательства, позвоним им и спросим. У них же есть какие-то свои справочники.

– Это мысль, – оживилась она и снова села за компьютер. – Вот, я нашла телефоны издательской группы «Планета».

– Годится, – одобрил я, – Если группа, то уж точно большое, и они там все знают.

Я продолжал нежиться на террасе, а мама бойко разговаривала по телефону. Я не понимал, что она говорит, но по интонациям догадывался, что она уговаривает кого-то, сердится и в чем-то пытается убедить. Вероятно, ей дали другой номер телефона, потому что она позвонила еще куда-то. Вполуха прислушиваясь к ее мелодичному щебету, я думал о том, что рядом с мамулей особенно остро ощущаю собственное несовершенство. Мало того, что она легко схватывает разговорный язык любой страны и умело им пользуется, она еще и в городском пространстве ориентируется безошибочно, пользуясь картой крайне редко. Наверное, сказывается многолетний опыт поездок с папой на гастроли, но и природными талантами моя мамуля не обижена. А уж какая она красавица! О папе с его вокальными и артистическими талантами я уж не говорю, и совершенно непонятно, как у таких родителей мог появится такой неудалый сынок, как я. Ничем не выдающийся скромный участковый милиционер. Правда, у меня тоже есть некоторые способности, дающие мне возможность зарабатывать вполне приличные деньги, но до мамы с папой мне – как до Луны. Или до Марса. Астрономию в школе я учил из рук вон плохо, совсем, можно сказать, и не учил, поэтому слабо представляю, какая планета дальше от Земли. Кажется, все-таки Марс, потому что Луна вроде бы спутник. Или нет? Не помню.

Наконец мама повесила трубку и позвала меня.

– Они совершенно уверены, что не существует ни такого издательства, ни такой серии, – растерянно произнесла мама.

– Но ты же сама понимаешь, что этого не может быть. Есть договор, и они заплатили деньги. Стоп! – обрадованно воскликнул я. – Я идиот! Ведь есть же договор! И в нем должны быть реквизиты издательства, его адрес и имя человека, подписывающего контракт. Сейчас я снова позвоню Истоминой и все выясню.

Я схватился за телефон.

– Договор? – удивленно переспросила Майя Витальевна. – Но у меня его нет.

– Как – нет? А куда он делся?

– Я его подписала и отдала тому представителю, который ко мне приходил.

– Но у вас же должен был остаться свой экземпляр. Вы же подписывали как минимум два экземпляра.

Уж в этом-то я был докой, сам такие договоры подписывал с продюсерской компанией Бориса Безрядина каждый месяц, и всегда по три экземпляра, один из которых оставался у меня.

– Конечно, Игорь, я понимаю, о чем вы говорите. Он принес мне два экземпляра договора, я оба подписала, он их забрал, чтобы отправить в Испанию, где их подпишут руководители издательства.

– И что? Вам подписанный экземпляр не вернули?

– Нет. Да я как-то и забыла об этом. Деньги же заплатили…

– Майя Витальевна, я задам нескромный вопрос, просто чтобы понимать…

– Да-да, пожалуйста.

– Большой был гонорар?

– Очень приличный для такого рода материала.

– И все-таки?

– Пять тысяч евро.

Действительно, более чем приличный. Насколько я знаю, такие деньги платят, когда покупают права на беллетристику, которую рассчитывают продать немаленьким тиражом. Для узкоспециальной литературы пять тысяч евро даже многовато. Значит, намерения у издателя, купившего у Истоминой права, были серьезными. И куда же он делся, издатель этот, вместе со своей узкоспециальной книжной серией?

Во мне проснулся милиционер, и мне стало интересно.

– У вас остались координаты того человека, который к вам приходил? – спросил я Майю.

– Нет.

– Ни телефона, ни адреса?

– Нет, Игорь, ничего. Он сказал, что приехал из Испании, живет там постоянно, в Москве остановился в гостинице. Какой смысл оставлять координаты?

– Ну хотя бы имя и фамилию вы запомнили?

– У меня записано. Сейчас, минутку…

Она пошуршала возле трубки какими бумагами, наверное, листала прошлогодний ежедневник.

– Нашла. Клюев Сергей Иванович.

Да толку-то… Где я сейчас по всей Испании буду искать этого Клюева? И зачем я задал вопрос? Бессмысленно. Наверное, сработала привычка, я почувствовал себя на работе и забыл, что нахожусь за границей.

– Вы меня простите, Игорь, из-за меня у вас столько хлопот. Бог с ней, с этой книжкой, не тратьте на нее время. Я догадываюсь, что могло произойти.

– И что же?

– Издательство не было крупным, это мне Клюев наврал, оно было на самом деле маленьким и только-только родившимся. «Записные книжки» – это их первый проект, они его придумали и были уверены, что он пойдет. А проект не пошел вообще. Или у них что-то случилось, и они лопнули, не выпустив ни одной книжки. Вот и все. Так бывает, я знаю. Жаль, конечно, но что поделаешь.

На миг мне показалось, что я снова вижу ее улыбку, осторожную, словно она сомневается в своем праве улыбаться.

За час до начала спектакля мы с мамой уже сидели в папиной гримуборной, дальше все поехало по привычной колее: спектакль, овации, цветы, ужин, сон, обильный «пятизвездочный» завтрак, такси в аэропорт, регистрация, паспортный контроль, два блока сигарет в «дьюти фри» для Светки Безрядиной, четыре с лишним часа в воздухе – и я уже забирал со стоянки в «Шереметьево» свою машину.

Всё. Я дома.

* * *

Секретарь Ларочка терпеливо стояла у двери в ожидании, пока шеф соизволит ее заметить. Ей с самого утра казалось, что Лев Александрович вроде как не в себе, вопросы задает странные, ответов не слушает, и глаза у него какие-то… непривычные, что ли. За три года работы у Аргунова Лара таких глаз не видела, а ведь за три года всякое бывало: и трудности, и конфликты, и скандалы, уж казалось бы, шефа она во всех состояниях успела увидеть. Ан нет. Сегодня он был совсем особенным, непонятным, и оттого Лара нервничала и не знала, как правильно себя вести, чтобы не разозлить начальника, который вообще-то всегда вел себя корректно и если и повышал голос, то только не на нее, своего секретаря.

Аргунов склонился над бумагами, сидя за столом, но Лара отчетливо видела, что он их не читает. Однако же головы он не поднимал и на Лару не смотрел, хотя не далее как десять минут назад вызвал ее в кабинет. Лара вошла и вот уже битых десять минут стоит, чувствуя себя полной дурой, и не понимает, что происходит. Аргунов молчит, хотя не может не видеть стоящую в трех метрах от себя девушку.

– Лев Александрович, – вполголоса позвала Лара уже в третий или в четвертый раз.

Эта попытка оказалась удачной, шеф поднял глаза и уставился на секретаря с видом полного недоумения.

– Да, Лара? Вы что-то хотели?

– Вы меня вызвали, – сдержанно ответила девушка, пытаясь скрыть обиду.

«Что-то хотели». Да ничего она не хотела. Уже восьмой час, ей давно пора уходить, а она стоит тут, как дура, и ждет неизвестно чего.

– Ах да, простите, Ларочка, я отвлекся… Что-то я хотел вам сказать… Черт, из головы вылетело. Простите, ради бога.

– Да ничего, Лев Александрович, – смягчилась она.

Кто его знает, может, у него в самом деле такие серьезные проблемы, что голова не на месте. Всякое бывает.

– Вам чай сделать? – участливо спросила она.

– Нет-нет, спасибо. Вызовите машину, поеду домой.

– Хорошо.

Она позвонила водителю Аргунова, навела порядок на своем рабочем столе, выключила компьютер и кофе-машину, сменила обувь, сняв туфельки на высоких каблуках и надев более удобные, в которых ходила по улице, освежила макияж и приготовилась уходить. Но не раньше, чем уйдет шеф. Такое правило. Если он сам не скажет, что секретарь может быть свободна до завтра, то нужно сидеть до тех пор, пока он у себя в кабинете.

А Аргунов все не уходит. И чего он там высиживает? Звонка, что ли, ждет от кого-то? Зачем тогда просил вызвать машину? Ничего не понятно.

Лара со вздохом открыла сумку и достала книгу, которую читала в электричке. Жила она в ближнем Подмосковье, на дорогу времени уходило много, поэтому без книжки она обычно из дому не выходила.

Она успела прочесть десять страниц, когда в приемной появился Миша, водитель Аргунова.

– Лар, случилось что или как? Чего шеф-то не идет? Или вертаем все назад и никуда не едем?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Велел вызвать машину, больше никаких указаний не поступало.

– Может, позвонишь, спросишь? А то я как дурак в машине сижу, а там такой футбол идет, я с охранниками смотрел. Если пока не едем, тогда я пойду еще посмотрю.

– Сам звони, – огрызнулась Лара, которая Мишу отчего-то недолюбливала.

– Ты чего, Лар? – удивился парень. – Конфликт интересов, что ли?

– Да нет, просто Лев Александрович сегодня какой-то слабо адекватный. Меня вызвал, так я у него перед носом битых полчаса поторчала, пока он меня заметил. А потом оказалось, что он не помнит, зачем вызвал. В общем, если что – звони ему сам, я нарываться не хочу.

Насчет получаса она, конечно, сильно преувеличила, но что это за женщина, если она в своих рассказах воспроизводит события с точностью до минуты и сантиметра? Женщины, в отличие от мужчин, прирожденные рассказчицы, а для рассказчика первое и главнейшее дело – сделать рассказ интересным и ярким, иначе будет скучно. Мужчины излагают факты, а женщины рассказывают истории, в этом вся разница.

В приемной стоял небольшой телевизор, и Миша бросил на него плотоядный взгляд.

– Лар, я включу телик, можно? Здесь посижу, футбол посмотрю.

– Включи, – холодно ответила она. – Только негромко.

Аргунов вышел спустя еще сорок минут, и Лариса с сожалением отметила, что книжка уже почти закончилась и на дорогу в метро и электричке оставшихся страниц явно не хватит.

* * *

– Не гони, Миша, – попросил Аргунов, – дождь, дорога мокрая. Я не тороплюсь.

– Хорошо, Лев Александрович, – кивнул водитель, – не буду.

Аргунову было плевать и на мокрый асфальт, и на дождь. Но он действительно не торопился. А если быть совсем честным с самим собой, то Льву Александровичу пришлось бы признаться, что он пытается всеми силами оттянуть момент возвращения домой. Потому что дома он больше не сможет делать вид, что ничего не произошло, он откроет шкаф в своей спальне и снова увидит ЭТО.

Он увидел ЭТО вчера поздно вечером, когда перед сном доставал из шкафа чистую пижаму. ЭТО выпало с верхней полки прямо ему в руки. Маленькая футболочка на ребенка лет семи-восьми, желтенькая, со смешным зайцем на груди. В первый момент он окаменел, потом судорожно запихнул футболку обратно в шкаф, закрыл дверцу и трясущимися руками запер ее на ключ, словно кусочек желтого трикотажа был живым и мог оттуда выползти, наброситься на него, спящего, и задушить.

Ночью он боялся уснуть, да и не смог бы, наверное, даже если бы очень захотел, лежал, прислушиваясь к себе, всматриваясь в самого себя, вспоминая и холодея от ужаса. Неужели все вернулось?

…Прошло почти тридцать лет, но до сих пор он не может без ужаса и содрогания вспоминать то, что тогда произошло. Тогда, в семьдесят пятом, он обнаружил в своей квартире, в тумбочке возле дивана, поясок от детского платьица, белый в красный горошек. Сначала удивлялся и недоумевал, даже смеялся над неожиданной находкой и весело, как помнится, за бутылкой дешевого вина, на кухне своей квартиры, с шуточками и прибауточками поведал об этом своему другу Славке Ситникову. Славка сначала тоже смеялся, потом вдруг стал необычно серьезным.

– Слушай, Левка, а ведь это плохо, – озабоченно произнес он. – Очень плохо.

– Почему? – не понял Лева.

– Да ты понимаешь… В общем, я не должен тебе этого говорить, потому что… ну, ты сам понимаешь. Это информация закрытая, ее разглашать нельзя. Но тут такое дело…

Славка помялся и, чтобы потянуть паузу, стал разливать по стаканам вино. Лева Аргунов все еще ничего не понимал, но его охватила такая острая тревога, которую просто невозможно было вынести.

– Да не тяни ты! – прикрикнул он на друга. – Решил говорить – говори, а то напугал до смерти.

– Ну… ты же знаешь, я в горкоме работаю в отделе, который курирует административные органы, в том числе милицию. Ну вот, нам в обязательном порядке дают сводки происшествий по городу. Только, Лева, я тебе ничего не говорил, ладно?

– Да ты и так пока ничего не сказал. Ты можешь толком объяснить, что за фигня с этим пояском?

– Понимаешь, в Москве орудует маньяк, который уводит из детских садов и школ маленьких детишек. Убивает их и… ну, всякое такое. Не буду тебе рассказывать в подробностях. Вся милиция на ушах стоит, его уже почти год ищут. Только, Лева, я повторяю, информация закрытая, ее ни в коем случае нельзя разглашать, иначе в городе поднимается паника.

– Да я понимаю, – с досадой крякнул Аргунов. – Только я-то тут при чем?

– Левка, ты не обижайся на меня, но помнишь, ты мне как-то говорил, что в детстве у тебя были приступы… Ну, ты вроде как лунатизмом страдал.

– Сомнамбулизмом, – подтвердил Аргунов.

– Ходил во сне куда-то, а потом вспомнить не мог, где был и что делал. Тебя даже из пионерского лагеря чуть не выгнали за это. Было?

– Было. И что? Ты хочешь сказать, что я во сне куда-то пошел и где-то украл этот дурацкий поясок от платья? Так у меня этих приступов уже много лет не было.

– Лева, ты меня послушай, – Ситников потянулся за сигаретами, судорожно закурил. – Ты ведь уже давно живешь отдельно от предков, верно? Сколько лет, как у тебя своя квартира?

– Шесть. И что?