Глава третья

Так хорошо, как в эту ночь, мне давно не спалось. Я привёл в порядок свой организм, позавтракал и, надев свежие портки и рубашку, спустился во двор. Несмотря на раннее утро, исчезнуть по-английски не удалось: видимо, поднятые по тревоге невидимой рукой рынка, несколько парней бодро загружали в стоявшую напротив подъезда «газель» ящики. Мысленно пожелав им удачи, я дотопал до ближайшей остановки и позвонил Климентьевой. Телефон не отвечал. На всякий случай я набрал ещё раз – та же история. Что ж, о сложностях телефонной связи в неурочное время девушка меня предупреждала. Я повесил трубку, бросил в рот резинку и, воспользовавшись услугами общественного транспорта, доехал до центра города, откуда было подать рукой как до её квартиры, так и до её рабочего места. До квартиры оказалось ближе.

В почтовом ящике Климентьевой хранились лишь рекламные объявления и пропитанный запахами подъезда воздух. Я поднялся к её апартаментам и позвонил. Звонок прослушивался, но так, словно шёл из тридевятого царства. Если Климентьева наблюдала за мной в дверной глазок, то мой озабоченный вид вряд ли мог вдохновить её на встречу. Повторная попытка тоже не увенчалась успехом.

Постояв на лестничной площадке, я решил, что будет не лишним поговорить с ее соседями, и не ошибся. Дверь соседской квартиры распахнулась, едва я тронул звонок. Мне даже показалось, что открывшая её женщина уже давно ждала такой возможности. Её крупное, перекрывшее дверной проем тело выглядело непреодолимым препятствием, но карие глаза говорили, что непреодолимых препятствий не существует. Женщину звали Евгения Александровна Кадочникова.

– Милиция нравов, – представился я. – Не подскажете, когда вашу соседку можно застать дома?

– Во второй половине дня. Но ни вчера, ни сегодня она здесь не появлялась.

– Вы с ней так близко знакомы?

– Просто у меня хороший слух.

– Даёт волю своим музыкальным пристрастиям?

– Угадали.

– И каков их список?

– Мог бы быть и пошире.

– Мешает?

– Да нет, все в разумных пределах.

– То есть никаких претензий у вас к ней нет?

Женщина машинально потеребила воротник темно-синего в горошек халата:

– Совершенно никаких.

– А мужчины к ней часто заглядывают?

Женщина усмехнулась:

– Вас неверно проинформировали. У неё один мужчина. Да и тот появляется время от времени.

Я достал из кармана снимок Чугунова:

– Похож?

Бросив на фотографию быстрый взгляд, женщина уверенно кивнула:

– Если у него нет брата-близнеца, то на все сто процентов. А до дверей его всегда сопровождают двое охранников. Так что перед тем, как что-то предпринять, вы бы сначала выяснили, кто он такой.

Я посмотрел на женщину с удивлением.

– Я пятнадцать лет проработала в правоохранительных органах, – пояснила она. – Если бы в своё время новая власть отнеслась к нам с пониманием, то, чтобы узнать, что творится в этом доме, достаточно было бы просто набрать мой номер.

Она была права: такие специалисты больших расходов не требуют, а пользу между тем могли бы приносить немалую.

Я вручил женщине визитку и попросил, когда зазвучит эстрада, дать мне сразу же знать.

– Можете на меня положиться, – пообещала она.

Вера в искреннее сотрудничество – роскошь, которую могут позволить себе лишь очень проницательные люди. Увы, но я себя к таким никогда не причислял. Тем не менее это не помешало мне не только получить правдивую информацию, но и не испортить отношения с коллегой. Расстались мы с ней друзьями.

Отсутствие кого-то в одном месте, как правило, подразумевает присутствие в другом. Чтобы подтвердить или опровергнуть это спорное утверждение, я остановился у первого же уличного телефонного автомата и позвонил в фирму Климентьевой.

– Модельное агентство «Силуэт». Чем могу быть вам полезной?

Голос у модельного агентства был женским.

– Способностью соединять сердца. Я могу увидеться с Екатериной Климентьевой?

– К сожалению, нет. Екатерина Михайловна в двухнедельном отпуске.

– А с Ириной Кравцовой?

– Без проблем. Как вас представить?

То, что ее лучшая подруга оказалась на месте, было, несомненно, удачей.

– Спасибо, – поблагодарил я секретаршу, – я сейчас к вам поднимусь и сделаю это сам.

Современные формы здания и недешёвые отделочные материалы говорили о том, что модельное агентство «Силуэт» находится в надёжных руках. Кстати, интересно было бы узнать, в чьих? Моя попытка пройти в вестибюль без демонстрации опознавательных знаков и внятной цели визита успеха не имела. Вежливая охрана заставила исполнять принятый в доме протокол от первой и до последней буквы.

Для руководителя коммерческого отдела Кравцова выглядела не только непростительно модно, но и молодо. Но, может, в модельных агентствах теперь так принято? Две девушки, которые трудились за соседними столами, не обращали на нас никакого внимания. Я извинился, что отрываю её от дела, и честно признался, что ищу Климентьеву. Глаза женщины стали неприветливыми.

– Ваши документы? – холодно произнесла она.

Я протянул ей водительское удостоверение. Сверив фото с натурой, она вороватым движением придвинула к моей руке визитку и бросила на меня выразительный взгляд. Вот тебе и модельное агентство. Я накрыл визитку мужественной рукой Штирлица и аккуратно переправил в карман.

– Где она, не знаю, но могу дать номер её телефона и домашний адрес, – сообщила она.

– Телефон у меня есть, – сказал я, – а вот за адрес спасибо.

Вероятно, подобная система связи действовала у подруг давно.

На улице я достал визитку и познакомился с её владельцем подробнее. Им оказался некий Артём Юрьевич Мазур, ювелир. В базе моих данных человек с такой фамилией не числился. Но это ровным счётом ни о чем не говорило.

Глава четвертая

Официально работу на Тишинскую я начал со звонка ювелиру. Учитывая ту «сложность», с которой его визитка оказалась в моем кармане, я позвонил ему из телефона-автомата. Ювелир оказался на месте.

– День добрый, Артём Юрьевич! – поприветствовал его я. – Мне порекомендовала вас одна общая знакомая, имя которой по телефону называть я бы не хотел. Рассчитываю получить у вас консультацию по поводу перстня-печатки. В ближайшее время к вам можно подъехать?

Мой монолог ювелир выслушал в полном молчании. Редкий экземпляр. Большинство из нас не может сдержаться от комментариев даже на собственных похоронах.

Ювелир осторожно прокашлялся:

– Будет лучше, если мы с вами встретимся не у меня, а где-нибудь на стороне, скажем, в скверике у краеведческого музея?

– С вами я готов встретиться даже за стойкой пивбара, – откликнулся я.

– К сожалению, ни в барах, ни в пивных напитках я не ориентируюсь. Время между тринадцатью и четырнадцатью часами вас устроит?

– Вполне. В тринадцать ноль ноль я буду ждать вас на одной из скамеек сквера.

– Вы на машине? – поинтересовался он.

– Я редко передвигаюсь пешком.

– К вокзалу подбросить после разговора сможете?

– Считайте, что уже подбросил, – опрометчиво пообещал я.

– Спасибо. По каким приметам я вас узнаю?

– Крепко скроенный шатен в синих джинсах и голубой рубашке.

– Голубое с синим? Хорошо, я вас найду.

По голосу, ювелиру перевалило далеко за шестьдесят. Что могло быть общего между ним и девушкой, которой едва исполнилось двадцать, было не совсем понятно.

Под ложечкой сосало. До тринадцати часов времени оставалось ещё много. Я забрал со стоянки свою колесницу, плотно перекусил «У Вартана» и с настроением в десять баллов по собственной шкале двинулся на встречу с ювелиром.

Дорога до краеведческого музея заняла двадцать минут. Дедуля появился вовремя. Все, кроме оранжевой бейсболки, было на нем строгого черного цвета. То, что это именно он, мне помог определить его напряженный взгляд и добротные старческие морщины. Помня о просьбе ювелира, я показал ему на свою лошадку и предложил продолжить разговор в машине. Он не возражал. Приземистые пушки у краеведческого музея отливали темно-коричневым блеском. Мы пересекли отделявшую сквер от автостоянки дорогу и, поглядывая на подъезжающие к шлагбауму автомобили, прошли за турникет. Навстречу нам, из-за будки охранников, дурачась, вышли два парня и девушка. Возможно, люди Чугунова увязались за мной у дома Климентьевой, а может, их привёл за собой ювелир. Как бы там ни было, но, когда я их пробил, махать крыльями было поздно. На этот раз ребята подошли к делу с выдумкой. В двух метрах от нас троица закрыла лица платками и дружно вскинула газовые баллончики. Те, кто сталкивался с их начинкой, знают, что это такое. В себя мы пришли уже в машине. По звуку двигателя я определил, что не в своей. На руках наручники. Сколько ехали, пока находился в отрубе, не знаю, но в сознании – минут двадцать. Перед тем, как остановиться, под колёсами зашелестела грунтовка. Где-то неподалёку пару раз трубно рявкнула собака. Кто-то заговорил. Затем голоса смолкли и машина снова тронулась, чтобы на этот раз через несколько метров остановиться уже окончательно.

Щёлкнул дверной замок, и в нос ударил запах мебельного салона вперемешку с запахом перегретого двигателя. Чьи-то руки сняли с наших глаз повязки и, вытолкнув из машины на каменный пол просторного, как теннисный корт, гаража, поставили лицом к облицованной белым кафелем стене.

Ювелира знобило. Я спросил, как он себя чувствует, но он лишь сжал зубы и затряс головой. Мужской голос за нашими спинами прочистил горло и приказал заткнуться. Во рту стояла такая сушь, будто не еврейский народ, а я сорок лет мотался по пустыне за Моисеем.

Минут через десять за спиной послышались чьи-то уверенные шаги, вспыхнул дополнительный свет и незнакомый мужской голос приказал повернуться.

Не знаю, что испытывал сидевший напротив нас в кресле Кондратьев (между своими Кондрат), но у меня этот спектакль ничего кроме чувства раздражения не вызывал. Переступая с ноги на ногу, рядом с Кондратьевым топтались два крепких парня, одного из которых сегодня я точно видел у музея. Так вот, оказывается, чьи это были люди.

Тяжёлый взгляд авторитета остановился сначала на ювелире, потом на мне. Серые с лёгким прищуром глаза смотрели без всякого выражения. Для человека, который не в ладах с законом, ни его крупное невыразительное лицо, ни его розовая рубашка в паре с зелёными брюками никакими особыми криминальными приметами на фоне остального человечества не выделялись.

– С Климентьевой давно знаком? – спросил он у меня.

– Три дня.

– А зачем встрял?

– Мама так воспитала.

– Ну и что мне теперь с тобой делать, наградить медалью за спасение утопающих?

– Наручники с нас сними, – без всякой надежды попросил я.

– Хочешь повторить свой подвиг?

Я промолчал.

– Браслеты с него снимите, но глаз не спускайте, – приказал Кондратьев телохранителям.

Те сняли с меня наручники и снова застыли рядом с авторитетом. Рук ниже запястий я не чувствовал.

Я кивнул на ювелира:

– И со старика тоже.

Телохранители глянули на Кондратьева, но тот не сказал им ни слова.

– А теперь расскажи, что тебя на самом деле связывает с Климентьевой? – закидывая ногу на ногу, предложил он мне.

– По-видимому, то же, что и тебя, – сказал я, – Чугунов. Это она заложила меня твоим шестёркам?

Пальцы на руках стало покалывать.

Кондратьев потёр подбородок:

– Ты знаешь, где она?

– О! – грустно произнёс я. – Я смотрю, девочка и с тобой была не до конца откровенна.

Выдерживая паузу, Кондратьев дважды провёл языком по дёснам.

– Во всяком случае, на квартире её можешь не искать, – добавил я.

– Где её нет, мы и без тебя знаем, – по-хозяйски разглядывая меня, сказал Кондратьев, – ты нам лучше скажи, где она может быть.

Мои пальцы наконец-то стали меня слушаться.

– Когда твои шустрики меня опрыскивали, я как раз над этим и работал.

Кондратьев кивнул на ювелира:

– Старик тоже в деле?

– Это ювелир, – равнодушно бросил я, – хотел у него проконсультироваться по поводу перстня.

Мышца под правым глазом Кондратьева непроизвольно задёргалась. Ювелир заёрзал. Глядя на него, я тоже забеспокоился: в таком состоянии проболтаться все равно что поделиться радостью с близким человеком.

– Ювелир, говоришь? – глаза Кондратьева оживлённо блеснули.

Ювелир дёрнул головой так, словно ему вдруг перекрыли кислород.

– Ну, тогда пусть растолкует мне, что означает такое словечко, как бикса?

Ювелир сглотнул слюну:

– Ёмкость для сбора отходов обработки драгметаллов.

– Ты смотри, – одобрительно прокомментировал Кондратьев, – похоже, он и в самом деле в этом разбирается. Что ж, и на старуху бывает проруха. Мои извинения. – Кондратьев коснулся бедра охранника. – Снимите с него наручники, приведите в порядок и доставьте куда скажет.

Охранники сняли со старика наручники и, придерживая под руки, вывели из гаража.

Кондратьев зевнул, сонно потёр глаза и, хмуря брови, предложил:

– Пивко будешь?

Во рту по-прежнему стояла такая сушь, что я был согласен даже на уксусную эссенцию.

Кондратьев поднялся и по длинному коридору провёл меня в дом. Усадил на кухне за стол, наполнил из-под крана две кружки темным пивом и, придвинув одну мне, с другой устроился напротив. После наручников и газа такое времяпрепровождение показалось мне не самым худшим вариантом.

Расстегнув на груди рубашку, Кондратьев сделал пару глотков, бросил в рот фисташку и, окинув меня взглядом профессионального портного, поинтересовался:

– Ну, и как ты думаешь, во сколько тугриков тебе обошлась твоя благородная дурь?

Жалея, что я так и не успел притронуться ни к пиву, ни к фисташкам, я поставил кружку обратно на стол и, как мне показалось, достаточно спокойно полюбопытствовал:

– Ну, и во сколько же?

Пить мне уже не хотелось.

– В триста тысяч…

– Рублей?

– Да нет, Яша, долларов.

– Сумма, которую Чугунову пришлось выложить за медуслуги?

– Сумма, которую он собирает с нашего чудесного городка каждый день.

– А в этот раз что, собрать не удалось?

– А теперь за него отдуваться приходится мне.

– Экзамен, который не каждый здоровый выдержит, – согласился я.

Кондратьев бросил на меня испытующий взгляд:

– Считаешь, что это просто?

– Считаю, что ты взялся за меня не с того бока, – сказал я. – Мы ведь с тобой знаем, у меня нет таких денег.

– Предлагаешь нам компенсировать моральный ущерб твоим пышущим жаром здоровьем?

– Ты хочешь от меня совсем другого, – сказал я.

Взгляд Кондратьева остановился на уровне моей груди:

– Во-первых, я хочу, чтобы ты не питал на свой счёт никаких иллюзий.

Если бы Кондратьев меня знал, он не стал бы нести эту ахинею. С иллюзиями я успел расстаться ещё до школы.