Глава 4

Холодная поверхность окна заставляла плечо отдергиваться при каждом соприкосновении. Я сидел на полу в углу комнаты, рядом с этой огромной стеклянной стеной, глядя на спящий снежный мир, укутанный в сумрак. Где-то за горизонтом солнце уже начало свое неторопливое восхождение, но это было едва заметно по медленно меняющемуся оттенку тяжелых туч от черного до темного индиго.

Снег, валивший с неба всю ночь, прекратился, и воздух стал сырым и чистым. Впервые за почти неделю моего пребывания в этой жизни мне захотелось впустить его морозный поток в свои несчастные легкие. Будто один леденящий вдох мог как-то поспособствовать моему выздоровлению.

Меня разбудила ноющая боль в запястье, словно призрак потянул за руку. Призраки… каждая ночь насыщена ими. Мне видятся вещи, которых я не понимаю. Они наполняют меня сомнениями и вопросами, на которые я просто не могу найти ответов в яви. Потому, что действительность была еще хуже. Я даже не знал, откуда начинать свои поиски и в каком направлении двигаться. И чувство, что я вот-вот проснусь от той реальности, в которой оказался, не покидало меня ни на секунду. Забавный сон, который затмевает весь твой разум, и когда ты хочешь очнуться, он снова затягивает тебя в свой липкий мир. Будто тебе не хватает еще одного увиденного сюжета, всего одной сцены, маленькой части, чтобы сложить из кусочков свой билет на волю.

Открыв глаза, я обнаружил себя на полу – снова упал с кровати во сне, даже не заметив этого. Огонь в камине еле слышно трещал, аккомпанируя гулу ветра в вентиляции. Отбрасываемые тени мирно ожидали моего пробуждения. Поднимаясь, я задел ногой маленькую склянку из-под тошнотворного зелья врача, отчего она покатилась в сторону окна.

Я не мог больше спать, как и не мог больше находиться в этой тесной и душной комнате. Тени смотрели на меня, давя своими вопросами, а стены комнаты с деревянной отделкой все больше напоминали огромных размеров гроб. Досада горьким комом поднималась к горлу, мешая дышать и здраво мыслить. Мне захотелось бежать из своего заточения: выломать запертую дверь, разбить дразнящее окно, сделать хоть что-нибудь ради свободы!

От нахлынувшей ярости я вскочил на ноги. Я уничтожу эту клетку! Но от первого же шага ноги сами собой подкосились, и я рухнул на пол. Тени дернулись, будто захихикав над моими онемевшими конечностями, и я в гневе ударил кулаком по полу.

Удар был столь сильным, что боль молниеносно отразилась в плече и затылке. Разбитый, я сел, оперевшись спиной о кровать. Сгибая-разгибая кулак, я удивлялся своей глупости и агрессивности. «Лишь эмоции, парень, лишь злость… Все будет хорошо…»

Мои ноги… Доктор не знал об этом: они болели с тех самых пор, как меня заперли в этой проклятой комнате. Возможно, боль была и раньше, но все, что происходило до комнаты, представлялось мне весьма смутно. Мой мир по-настоящему начался с широкой кровати и толстых одеял, камина и запертой двери. Прочее оставалось лишь сном, который был практически неотличим от яви. И кто знает, может, пейзаж за окном – лишь картинка, рисуемая моим потерянным воображением?

Я не говорил о своей боли и никак не выказывал ее все это время из-за боязни показаться совсем беззащитным. Мне не хотелось, чтобы Доктор знал, что я даже уйти далеко не могу. Это была даже не боль, скорее слабость. Ноги не желали носить мое тело, и стоило больших трудов скрывать данный факт. Надо отдать себе должное: из-за своей игры перед врачом, мне приходилось усилием воли передвигаться по комнате, тем самым тренируя конечности. И, кажется, результаты были неплохими – за шесть дней я практически заново научился ходить.

С одной стороны, это меня радовало – совсем скоро я смогу выбраться из своей темницы. Но само слово «скоро» все же больше огорчало. Ведь «скоро» – это «когда-нибудь», одновременно и неопределенность, и ожидание. Хватит ли терпения?

Я встал на четвереньки, затем поднялся на ноги, и, собрав волю в кулак, начал движение. Шаг, второй, третий, левая нога онемела, четвертый, пятый, мышцы начали гореть, шестой… седьмой… Еще один шаг, и я оказался у окна.

Живот по-прежнему болел, обещая, что это ощущение будет со мной постоянно. Возможно, я даже смогу к нему привыкнуть. Словно в ответ, кишечник злобно заурчал, что слегка насмешило меня. «Видишь, мы с тобой уже общаемся!» – пробубнил я, на что живот выдал мне свой недовольный рык.

Я опустился на пол и отполз в угол комнаты вдоль окна, куда откатилась пустая склянка. Ее поверхность поблескивала в темноте, отражая неровный красноватый свет огня в камине. Во мраке еще не начавшегося утра она выглядела даже более жуткой. Источник моих новых сомнений и причина ворчания кишечника. Маленький оформленный кусочек стекла, решающий мое будущее.

«Это – яд!» – сказала змеедева во сне. Стоит ли ей верить?

«Не пей!» – отразилось в моем животе.

Мог ли я решить, что с этим делать? Если реальность была продолжением сна, то мне следовало идти за сюжетом, не так ли? Или же здесь нужно остановиться и понять, что ничего хорошего вокруг происходящее принести не может и лишь затягивает меня в свой неведомый сценарий для, опять же, неизвестных мне целей? Проснусь я в конце или же погибну? Или разницы уже не существует? Мысли сплетались во все больший узел.

Успокаивая ушибленную руку, я тронул холодную поверхность окна. Свобода, простирающаяся за ним, была жестокой и убийственной. Ледяная стихия, не щадящая ничего вокруг. Засыпанный снегом мир и живущее на его задворках поколение, к которому я даже не хотел себя причислять. Я не такой, я не отсюда. Я хочу домой!

Наливающийся пурпуром горизонт, показал первые оттенки просыпающегося солнца – кровавые трещины в облачном покрове. Словно окошки между мирами. Там, за тучами, все еще были возможны яркие природные цвета, полные жизни и восторга. Багровое небо дразнило меня сквозь неровные щели, давало надежду и одновременно отбирало ее своей недостижимостью. Я будто находился на границе двух вселенных: в той, что была темна и непонятна, я очнулся шесть дней назад, а от вида другой, далекой и прекрасной, на глаза наворачивались слезы.

Сияние становилось все ярче, и в каждом новом оттенке сердце обретало радость. Я мог смотреть на световое представление бесконечно, уходя все глубже в свои размышления и находя там все больше несоответствий действительности. Пальцы без конца теребили стеклянный пузырек, кожа впитывала столь редкие лучи восходящего светила.

– Что же ты сидишь у окна совсем раздетый! – внезапно выдернул меня из оцепенения возмущенный крик доктора.

Он стоял рядом с распахнутой дверью с выражением сильного негодования на лице. Врач стремительно направился ко мне, хватая на ходу одеяло с кровати. Мне хотелось парировать его выпад, но губы не шевелились. Я только сейчас понял, что совсем замерз.

Могу представить, какой ужас испытал доктор, видя своего пациента, недавно вытащенного из-под снега, забившимся в холодный угол и пренебрегшим всякими правилами выздоровления.

– На полу! У окна! – не унимался врач, поднимая меня на ноги и укутывая в одеяло. – Ты решил, видимо, совсем добить себя!

Где-то из глубин памяти всплыла шутка про «Священного быка», потянувшая за собой понимание гнева доктора. Я был очень ценным товаром, меня нужно беречь и лечить… Рука крепко сжала склянку. Лечить? Или травить? Видя, как доктор заботливо пытается согреть меня, я усомнился в доверии к самому себе. Этот человек старается меня спасти, а я вместо благодарности выдумывал коварные планы, стоящие за обычной заботой. Мне было легче поверить мифической змеиной девушке из бредового сна, чем простому человеку, из-за которого я все еще не сгинул?

Стыд подталкивал меня попросить прощения за небрежность, но вместо этого я произнес:

– А почему мне снится лето?

Доктор даже не сразу услышал меня, продолжая ругать. Вопрос медленно крался сквозь его уши к мозгу, создавая связи и подгоняя шаблоны. Спустя несколько секунд врач замер и отстранился. Его серьезный прищур окинул мое бледное лицо, брови нахмурились.

– Прости, что? – наконец, произнес он.

Я так же выдержал несколько секунд, пытаясь создать барьер между нами, сам не зная, для чего.

– Лето. Зелень. Солнце. Тепло. Мне все это снится.

Лицо доктора еще больше помрачнело. Глаза бегали в соответствии с метанием мыслей в голове. Признаться, я и сам был удивлен своим вопросом. Не самим фактом его возникновения, а тем существом, которое задало его. Нечто довольно жестокое, ведь ему нравилось наблюдать за неуверенностью, охватившей доктора. Он растерялся, и я этим явно наслаждался.

– Может быть, дело в картине над камином? Там лес нарисован, – доктор потянулся за спасительной мыслью. Но я лишь безмолвно покачал головой.

Врач и сам понимал, что это слабая версия. Да, на картине был изображен зеленый солнечный лес. Но маленькая картинка не может развиться в ощущение солнечного тепла на коже во сне, если ты живешь в снежном мире.

– А еще океаны и птицы, – спокойно продолжил я, ввергая врача в новую пучину растерянности. – Они тоже на картине?

В полной тишине комнаты существо внутри меня вдруг начало расти, забирая остатки моего разума. Я буквально каждой клеткой стал ощущать невероятный прилив сил, возвышающий меня над врачом. Мои ноги были крепки, как никогда, а ум кристально чист. Пьянящее чувство вседозволенности требовало от меня действий. Оттолкнуть Дока и выйти вон из комнаты. Мне следовало бы одернуть себя и спросить, что тут происходит, но после всего, что я вытерпел, беспомощно валясь на кровати, без воли даже подняться, страдая от болей, мне совершенно не хотелось снова приходить в себя, если это подразумевало слабость и нерешительность.

Я смотрел на доктора обжигающим взглядом, чего он заметно испугался. И в его глазах я уловил что-то очень знакомое. Сцена из недавнего прошлого, когда меня впервые привели к нему на осмотр. Я начал вспоминать…

– У тебя жар, – коротко сказал врач. – Присядь.

Но мне не хотелось сидеть. Я стоял, как вкопанный, на своих сильных ногах.

– Я сказал тебе сесть! – с силой толкнул меня доктор, опрокинув на кровать.

Вся моя мощь мгновенно разбилась о постель, оставив худое тело на простыне. Я даже не успел отреагировать, а доктор уже вкалывал мне какой-то препарат.

– Сейчас полегчает, – спокойно произнес он. – Ты дезориентирован, замерз, напуган. Потерпи, это пройдет.

Его голос, монотонно проговаривающий слова, успокаивающе действовал на мое потерявшееся сознание. Я верил ему. И лишь остатки памяти об испытанной только что силе удерживали меня на пределе осторожности. Врач усмирял, объяснял, что происходит. Или же программировал мое поведение?

От противоречий голова готова была взорваться, и я зарычал. Не как человек, но как отчаявшийся зверь. Протяжный дикий вопль прервал причитания доктора.

– Хватит! – наконец обессиленно выдохнул я. – Прекрати.

Мне не хватило дыхания, чтобы произнести последнее слово, и все мои слова слились в усталый смех.

– Ах, ты ж хитрец… – хрипло протянул я, косясь на доктора.

Врач сел рядом со мной, по-отечески положил руку на мою голову, и искренне посочувствовал моему положению, скривив лицо.

– Что такое? – жалобно произнес он. – Что с тобой?

Тепло от его ладони растекалось по моему организму, принося покой и безопасность. И я был благодарен этому человеку за все.

– Я не могу убежать, Док. Не могу…