эпизод 6-й

Несмотря на отрицательную реакцию, однозначно высказанную Петровичем в прошлом разговоре, я всё же стал замечать некоторые признаки одобрения с его стороны. Когда я разыскивал пропавший паспорт для получения заказанного мною комплекта шахмат, то с полки упала коричневая книжка в потрёпанном бумажном переплёте, которая называлась «Комбинации и ловушки в дебюте». Я помнил, что отец рассказывал, как благодаря ей обыграл своего будущего тестя, чем осложнил отношения с будущим родственником, но заслужил уважение со стороны своей избранницы.

Сей факт можно было бы счесть случайностью, но вскорости мне пришёл купон на приобретение подарочного издания книги «Мир шахмат». Всё бы ничего, если бы не подзаголовок «К стодвадцатилетию М. М. Ботвинника». Меж тем событие должно произойти очень нескоро: никак не раньше 2030 года. То есть в будущем.

Я уже не говорю про словарь шахматных терминов, составленный Петровичем собственноручно и подаренный мне в самый нужный момент – перед знакомством с членами шахматного клуба, который, нужно сказать, мне очень помог. И я узнал основные термины, хоть и в интерпретации Петровича. Не до конца понятными для меня оставались только «мат», «пат» и «цугцванг», которые Петрович объяснил одним и тем же коротким словом – «фиаско». Но я посчитал, что для начала и этого достаточно.

В следующую пятницу, идя в клуб, я чувствовал себя увереннее. К тому же изучение свода правил шахматного клуба продвигалось, в нем обнаружилось ободряющее: «Если тебя пугает начало и страшно что-то делать в первый раз, – начинай сразу со второго».

Это правило меня успокаивало и настраивало на деловой лад. И вход в нужное помещение я нашёл сразу, и время на часах было восемь двадцать три. И порог шахматного клуба я перешагнул через минуту, то есть строго в назначенное время.

Но, к своему удивлению, в помещении обнаружил только руководителя шахматной секции. Валериан Брониславович, увидев меня, расплылся в улыбке, встал из-за стола, как будто желал обнять, но в результате двумя руками пожал мою руку. Всё это было более чем не похоже на обычные очень деликатные и изысканные его приветствия.

– Лаврентий Дмитриевич, – говорил он, не выпуская моей руки. – Рад, рад, очень рад. Очень рад быть полезным вам советом, поддержкой и вообще…

Как только на пороге появилась Тамара Трофимовна, собеседник стал серьёзен, прекратил рукопожатия и, сухо пробурчав «до свидания», исчез.

Тамара Трофимовна холодно улыбнулась покидающему зал руководителю шахматной секции, и, когда мы остались одни, она без обычной строгости и немного смущаясь начала:

– Лаврентий Дмитриевич, вы должны понимать… – в этот момент её прервал шум распахнувшейся двери, и в помещение вошёл мужчина, хромавший на обе ноги.

– Здравствуйте, Тамара Трофимовна, – громогласно поприветствовал он мою собеседницу и, увидев меня, добавил: – Здравствуйте, молодой человек.

Вошедший подал мне руку и представился:

– Хромых Пётр Карпыч. – На этих словах Тамара Трофимовна поморщилась, и я отнёс это к короткому имени и отчеству нового знакомого.

«Но, с другой стороны, буква Р присутствует в необходимом количестве», – подумал я, вспоминая странное, на мой взгляд, отношение руководителя дома к именам.

Но прежде чем я представился, домоправительница грозно спросила Петра Карповича, почему он не отправился со всеми членами клуба на экскурсию.

– Так экскурсия-то пешая, – пояснил он. – А мне это не с руки, – и засмеялся: – Вернее, не с ноги.

Женщина нахмурилась, взглянула недобро на Хромых и, буркнув, что сегодня в связи с экскурсией заседание клуба отменяется, ушла.

Мужчина, который был хромым и в медицинском, и в этимологическом, если так можно выразиться, аспекте, продолжал улыбаться и предложил сыграть, как он выразился, «партеечку».

– Я запамятовал, как вас звать-величать, – уточнил он, расставляя шахматы на доске.

Фигуры были большими и очень интересной формы, да и доска отличалась изысканностью в части отделки и внешнего вида.

– Так я и не представлялся, – пояснил я, – Лаврентий Дмитриевич, новый куратор шахматного клуба.

Пока я это произносил, Пётр Карпович успел расставить фигуры и держал над доской два кулака, предлагая мне выбрать цвет. Но на словах «куратор шахматного клуба» он разжал кулаки, поставил на доску две чёрные пешки и развернул доску белыми фигурами ко мне.

– Начальству белый цвет к лицу, – продекламировал собеседник.

– Пётр Карпович, извините, но я как-то с шахматами не очень, – замялся я.

– Дорогой мой юный друг Лаврентий, – широко улыбаясь, произнёс Пётр Карпович. – А кто, скажи на милость, из кураторов шахматного клуба знаком был с шахматами? Вы такого знаете?

– Нет, – ответил я и хотел объяснить, что вообще не знаю ни одного куратора клуба, но собеседник меня перебил:

– Вот и я не знаю ни одного, кто бы умел играть в шахматы.

– Так в чём смысл игры? – задал я простой вопрос.

Пётр Карпович потрогал фигуры, как если бы хотел убедиться, что все они готовы к бою и ни одна из них не приклеилась к доске. Похоже, что сие действие требовалось ему, чтобы сформулировать ответ на поставленный вопрос.

– Понимаете ли, молодой человек, результат шахматного поединка не является самоцелью игры. Естественно, я не говорю про профессионалов, которые готовы за результат пускаться во все тяжкие. Но таких в шахматном мире один на сотни тысяч любителей, – собеседник проверил свои фигуры и, глядя на меня, жестом предложил присаживаться, чтобы приступить к игре. Я тоже решил проверить, не приклеилась ли какая фигура к доске.

А Пётр Карпович доложил:

– Общение – вот что самое главное для человека. Для того чтобы иметь возможность общаться, и придуманы разные штучки, это самое общение инициирующие. Возьмите проклинаемые всем женским населением страны «Танки». Я имею в виду компьютерную игру. Я не в курсе, что там происходит, но не сомневаюсь ни на секунду, что игроки там общаются, именно это их заставляет возвращаться снова и снова к игре. Даже тех, кто постоянно проигрывает. А ведь данная игра по возрасту практически младенец в сравнении с шахматами. Поэтому пусть партия станет поводом для того, чтобы просто пообщаться.

После этого мой собеседник посмотрел на меня, ожидая первого хода. Всё, что я сумел запомнить из прочитанного за прошлые дни, – это ловушку в русской партии. И на пятом ходу мой оппонент вынужден был отдать ферзя за коня. Ходы мы делали очень быстро, и в результате партия закончилась меньше чем за десять секунд.

Адепт общения, заявивший, что результат его не интересует, стал пунцово-красным и выдавил из себя:

– Хорошо ещё, что не детский мат.

Мне стало немного жалко моего партнёра, и я пообещал, что никто не узнает о данном событии, на что тот ответил:

– Что мне кто-то, когда об этом знаю я.

Потом, глубоко вздохнув, напарник внимательно оглядел меня и с плохо скрываемым раздражением спросил:

– А фамилия у тебя не Петров будет? Больно ловко ты меня в русской партии подловил.

– А почему моя фамилия должна быть Петров? – удивился я, не понимая вопроса.

– Русская партия ещё называется защитой Петрова, – пояснил он и добавил: – Может, ещё сыграем?

– Пётр Карпович, это единственное, что я знаю в шахматах кроме общих правил, – откровенно признался я. – Вчера подсмотрел в книжке. Поэтому если вам принципиально важно отыграться, то я сразу сдаюсь.

– Да ладно. Что значит отыграться? Мы же просто с удовольствием проводим, так сказать, свободное время, и счёт здесь не имеет никакого значения, – рассуждал Пётр Карпович, записывая в своём блокноте сегодняшнюю дату, и, узнав мою фамилию, дописал: «Хромых – Треумов. 1:1».

После чего немного успокоился и спросил:

– Хотя фамилия Треумов тоже подходит для… – Пётр Карпович развёл руки, как бы обозначая то, чему он и названия дать не может, и добавил: – Вот и у меня фамилия подходит.

Я замялся, не зная, как реагировать на последние слова, но Пётр Хромых благодушно заметил:

– Да ладно, я уже привык, что называют меня в клубе Хромых и по фамилии, и по походке. Тебе уже, небось, рассказали, как я хромать стал? – поинтересовался он, забывая, как мне показалось, результат партии.

– А кто мог мне это рассказать? – спросил я.

– И то верно, – согласился Хромых и добавил: – Лучше уж я сам расскажу, а то другие что-то переврут, что-то переиначат.

эпизод 7-й

Перед началом рассказа Пётр Карпович улыбнулся своим воспоминаниям:

– По молодости я после службы в армии на сверхсрочную остался. И когда года три отслужил, считал себя опытным воякой. Тогда к нам в часть молоденького мамлея, ну в смысле младшего лейтенанта, прислали. Был он сразу после училища и блестел, как юбилейная монета в 1967 году в том же самом году. И как-то отношения с ним у меня сразу не заладились. Может, юмора он не понимал, а может, я всё же пережимал. В тот день, когда он прибыл в часть, я на плацу салаг муштровал. Идет молоденький офицер, я на строевой шаг перехожу и честь ему отдаю. Он, естественно, отвечает. Вдруг остановился, что-то ему показалось сомнительным, но что именно – никак не мог понять. Зовет меня, значит. Просит доложить, почему не по уставу. «Что не по уставу?» – удивляюсь я. Все вокруг угорают, а до него так ничего не доходит. Уже через два дня он меня встретил и говорит, что, мол, я честь левой рукой отдавал. Но время-то ушло. Наказывать поздно. Потом я его ещё подставил с автоматами. Прихожу и жалуюсь, что автоматы для левшей привезли только пятнадцать, а их нужно минимум двадцать два. Он усомнился в том, что бывают автоматы для разных рук, но я на него посмотрел удивлённо, да и ребята так картинно глаза попрятали, мол, чтобы не смущать неуча. Не поверишь, но он пошёл к командиру батальона жаловаться. С понятными последствиями. Вскоре его от нас перевели, а уже под самую мою пенсию я с ним вновь пересёкся. Я уже был прапорщиком, а его заместителем командира части, где я служил, прислали. Уже гад опытный. Всё мне припомнил. И как честь отдавал, и как автоматы для правой и левой руки требовал, и много ещё чего. Так что жизни мне не стало. Благо, что пенсия, вот она – рядом. Покрутился я недолго и рапорт на увольнение написал.

В это время дверь в помещение открылась и на пороге образовалась милая девушка на вид лет восемнадцати-двадцати, не старше. Рассказчик подскочил с места и бросился гостье навстречу.

– Клавдия Алексеевна, милая вы наша, – Пётр Карпович распахнул руки для объятий, но в результате нежно взял протянутую аккуратную кисть в обе ладони и галантно обозначил поцелуй. – Что же вы, голубушка, не на экскурсии?

– Так экскурсия-то пешая, – пояснила гостья.

Пётр Карпович со всей возможной бережностью проводил гостью к столику в дальнем углу, предусмотрительно отодвинув небольшое кресло, чтобы удобно было присесть. Потом, наклонившись, что-то начал тихо ей говорить. Девушка в это время смотрела на меня и кивала. Я понял, что мой знакомый рассказывал про меня, и изобразил, что, приветствуя, приподнимаю котелок, как это делал руководитель шахматной секции. Клавдия Алексеевна снисходительно улыбнулась и глазами пригласила присоединиться к ним. Ситуация была странной. Я сам был не в том возрасте, чтобы мне оказывали какие-либо почести, но, когда такая пигалица вела себя, как дама в годах, казалось мне довольно странным. Но, с другой стороны, Пётр Карпович был много старше меня и общался с вновь прибывшей с величайшим почтением.

Я подошёл. Красивым движением руки с длинными пластичными пальцами странная посетительница предложила присесть в кресло с противоположной стороны шахматного стола.

– Клавдия Алексеевна, – произнесла девушка с интонациями, которые больше подходили не юной особе, а зрелой женщине, и уже мне протянула руку для поцелуя.

В такой ситуации мне ничего не оставалось, как привстать и изобразить приветственный поцелуй, вдохнув аромат незнакомого парфюма.

В это время Пётр Карпович резво (куда только девалась его хромота) поставил к столику ещё один стул.

– Обсуждайте свои байки, – высокомерно, но мило разрешила дамочка.

– Да вы, голубушка, уже, наверное, устали от моих россказней, – вяло стал отнекиваться бывший прапорщик.

Но женщина кивком прекратила его пререкания. И Пётр Карпович, приосанившись, приступил вновь к рассказу.

– Для того чтобы уволиться, нужно было подписать обходной лист. Ну это такая штука, где расписываются, чтобы было понятно, что долгов у меня перед данным воинским подразделением нет.

Я внимательно слушал, замечая краем глаза, что девушка смотрит большей частью на мою реакцию.

– У всех подписал, остались только вещевой склад и командир части. На складе завхозчастью уже хотел подписать, но увидел мою кобуру, которую мне жена замполита подарила…

Клавдия Алексеевна внезапно засмеялась, ее гортанный смех можно было назвать привлекательным. Не переставая смеяться, она кокетливо ткнула рассказчика в плечо:

– Прошлый раз вы говорили, что кобуру медсестра подарила. Вы, однако, проказником на службе были.

– Что было, то было, – Петр Карпович попытался закрутить короткий ус. – Это другая кобура, ту я выменял на спирт ещё за год до увольнения. В любом случае сдавать личную вещь я не обязан и прошу завхоза показать ведомость, по которой мне выдали подотчётное имущество. Нет ведомости, нет кобуры по факту. Тот нехотя подписал отпускной, я его в кобуру и сунул. И пошёл к командиру подписывать. А секретарша его Любка, – тут рассказчик двумя широкими движениями обеих рук обозначил формы неизвестной женщины, снова вызвав смех слушательницы, – говорит, что командира нет, и посылает к заместителю. Тому самому, из-за которого я и ухожу. А мне уже всё равно, я ж увольняюсь. И так уверенно захожу к нему в кабинет. Он на меня уставился, что это я без стука. Я вспоминаю, что обходной в кобуре, расстёгиваю её и со словами: «Ну всё, ты у меня последний», стало быть, отслужился я. Но когда глаза поднял, за столом, где только мой недоброжелатель сидел, никого нет. Лишь в открытом окне занавески треплет ветер.

Девушка, явно слушающая историю не первый раз, заразительно засмеялась, я – тоже.

– Этаж второй, но перелом обоих голеностопов имел место.