Глава 1. Американец

– Раз, два, три…

Лёжа на спине на чем-то жёстком, я понял, что кто-то ведёт счёт, но почему-то на английском языке. По въевшемуся в подкорку мозга инстинкту начал подниматься. Немолодой рефери смотрел на меня с сожалением и даже с некоторым участием. Я встал. В голове ощущалась лёгкость и пустота, чего нельзя было сказать о моём теле. Создавалось ощущение, что меня по лицу лягнула лошадь.

Рефери обратился ко мне с вопросом: «Ты в порядке, Мик, продолжать сможешь?»

– Смогу. А что это меня так стукнуло?

– Кулак вон того парня. А теперь – бокс!

Перчаток у нас на руках не было – бой шёл на голых кулаках, обмотанных бинтом. Мой соперник – молодой и здоровый от природы, словно молочный бычок, парень, чувствовал свою победу, отчего улыбался с выражением полного превосходства.

Я осмотрелся. Мы стояли по углам импровизированного ринга из натянутых пеньковых канатов, какими пользовались до середины 20-го века. Парень был одет в длинные чёрные трусы, какие носили в ещё более древние времена, но без рубашки. Вокруг стояло достаточно много зрителей, одетых по моде 19-го века. Позади толпы высились четырёхэтажные многоквартирные дома из тёмно-красного пережжённого кирпича. Возле ринга в углу рядом с моим секундантом – это я понял по тому, что он мне что-то кричал, со слезами на глазах стояла худенькая женщина средних лет, девочка и два оболтуса, тыкающих в меня пальцами. В голове промелькнула мысль: «Саня, куда же ты попал на этот раз?»

Всё это промелькнуло в моей голове за одну секунду, пока ко мне, пританцовывая от перевозбуждения, шёл этот бычара. Вблизи он показался намного крупнее, чем когда стоял в своём углу – откормила же мама кабана на мои кулаки.

Он сблизился и, словно мельница, замахал кулачищами перед моим носом. Я стал уклоняться от них, выскользнув у него под рукой из угла ринга. Он даже остановился, потеряв соперника из виду, а я зарядил ему прямой в ухо. Когда от боли и неожиданности он раззявил рот, всадил апперкот, свалив на землю.

По толпе прошёлся гул разочарования, а в моем углу, наоборот, раздались восторженные крики. Парень быстро встал, рефери отсчитал нокдаун и разрешил продолжать бой. Покачиваясь, он пошёл на меня, сжимая кулаки и сверкая глазами, яко Зевс молниями. Не дожидаясь, пока он соизволит дойти, я резко подскочил и нанёс ему длинную серию ударов в лицо и грудь. Необходимо было добить парня, пока он находился в состоянии «грогги». Отвешивая мощные удары, я умудрился разбить ему бровь, нос, губы, но он не хотел падать, отворачиваясь и закрывая лицо руками.

Прозвучал гонг. Мы разошлись по углам. Седой мужичок, мой секундант, обрызгивая меня водой, что-то тарахтит, чтобы я сделал отбивную из местного «Рокки Бальбоа». Я не слушаю его, а смотрю на женщину и парней, подмигнув им. Она берёт меня за руку и легонько пожимает мою кисть.

Пока меня поливали водой, я осмотрел своё тело, чем остался доволен – узловатые мышцы на руках и крупные кулаки, широкая грудь, переходящая в приличный пресс, пропадающий под чёрными трусами ниже колен. Единственно, что меня удручило – моё тело было не телом юноши, то есть человека, у которого вся жизнь впереди, а взрослого мужика. Снова я задал себе вопрос: «Кто же я теперь?»

Звучит гонг и отдохнувший бычара прёт на меня, по рабоче-крестьянски размахивая кулаками. Попадёшь под такой удар и кранты. Похоже, именно это и произошло с обладателем тела, в котором три минуты назад очнулся не он, а я. Виллис Тайгерт по кличке «Бизон», так звали моего противника, в пылу борьбы убил мужика ударом в голову. Я не желаю проверять, смогу ли выдержать такой удар, поэтому уклоняюсь. В толпе раздаются злой свист и крики: «Дерись, Кирк!» Мне плевать на них, я гну свою линию. Затем провожу серию ударов по лицу, а после чего очень сильно бью в печень. Парень заваливается лицом в землю и лежит, не шевелясь. Рефери отсчитывает десять и поднимает мне руку. На поле выбегают секунданты и родные этого парня. Я же ухожу с ринга победителем.

Ко мне подошёл мужичок в костюме и шляпе.

– Очень недурно, Майк. Не ожидал от тебя такого бокса, особенно, в последнем раунде. Сегодня ты похоронил чемпиона нашего района. Вот твои тридцать долларов. Через три дня снова будут бои. Приходи, думаю, что приз победителю будет получше.

– Спасибо, мистер…

– Паркс! Кирк, тебе что, после удара память отшибло?

– Есть маленько. Сильно шумит в голове, ничего не соображаю. Надо отлежаться.

Промоутер похлопал меня по плечу, и пошёл по своим делам, а я двинулся по своим. Остановившись, стал соображать, куда же мне надо идти? Ко мне подошла эта женщина, позади которой семенила девочка, и взяла меня под руку. Так мы и пошли втроём по улице, а следом телепались оба оболтуса, бурно обсуждая «как вначале Бизон мне, а потом как я ему врезал».

В голове крутились обрывки чужих мыслей, мелькали картинки из детства незнакомого мне мальчишки, всплывали воспоминания о предшествующих событиях. Тем не менее, целостной картины знаний человека, в чьём теле я оказался, у меня не было – лишь отдельные эпизоды, в большинстве своём из детства и юности. Возможно, что за давностью лет они более глубоко прописались на ответственной за память подкорке мозга. В связи с этим пришлось осторожно расспрашивать женщину, где это я оказался.

– Этот кабан очень сильно ударил меня. Вообще ничего не помню. Расскажи, кто я и где нахожусь.

Женщина, удивлённо посматривая на меня, стала рассказывать. И то, о чём она повествовала, меня весьма озадачило. Впервые в своих реинкарнациях я оказался в другой стране. Мне вспомнились куплеты из песни одного известного барда будущего, отразившего в своей песне суть того места, куда я попал:

«А над Гудзоном тихо тучи проплывают,

В Нью-Йорке вечер наступает, как всегда.

Без денег вечером здесь делать нечего,

Здесь деньги стоит даже чистая вода!

…

А по Бродвею ходят люди-ротозеи,

Они, как правило, при шляпе и в пенсне.

Наклончик в сторону, карманчик вспоронный,

И я в Атлантик-сити еду с пормоне.

…

Здесь пистолеты применяют вместо слова,

и наплевали на придуманный закон…»

Так что именно в этом городе я оказался в мае 1847 года, только без денег и пистолета. Ничего, могло быть и хуже. Попал бы к питекантропам и чтобы я там делал? Наверное, построил бы социалистическую республику Питекантропию, если бы меня раньше не съели аборигены, не понявшие моего благого порыва.

По пути домой я продолжал расспрашивать Мадлен, так звали эту женщину, о нашей жизни.

– А кем я был раньше?

– Ты что, совсем ничего не помнишь?

– Ни бум-бум.

Она часто бросала на меня непонимающие взгляды, но исправно рассказывала о моей жизни. Зайдя по пути в бакалейную лавку, купили продуктов, благо, деньги были. Вскоре коллектив дотопал к трёхэтажному дому, в котором мы снимали меблированную «двушку». В одной комнате обитал я с этой женщиной, оказавшейся моей супругой, а во второй трое моих детей. Свободными от жильцов оставались лишь кухня и прихожая.

Придя домой, Мадлен стала шуршать на кухне, дети ушли к себе, а я отправился в ванную комнату. В ней я задержался, рассматривая себя в зеркало, и переваривая полученную от жены информацию.

Итак, что я имел в активе. Родители, которых я плохо помнил, дали мне имя Михель Ламбертус Кирк, но окружающие на американский манер называли Майком или Миком. Мне примерно 40 лет и я профессиональный боксёр. Одни называли нас боксёрами, но большинство простолюдинов обычными кулачными бойцами, хотя в Англии вид драки под названием бокс набирал популярность. Бойцы, что в Англии, что в Америке дрались без перчаток, обматывая кулаки бинтами. В юности я был членом небольшой уличной банды, отчего никаким путным делом никогда не занимался и рабочей профессией не овладел. Свободно разговаривал на американском разговорном и голландском языках.

Когда я был маленьким, наша семья прибыла в Нью-Йорк из Амстердама, осев в Квинсе на территории, называемой Джексон Хайтс. Квинс являлся рабочим районом Нью-Йорка. Фамилия Кирк так же была типично голландской. Да и внешне я очень походил на голландца, то есть имел физиономию, вырубленную из деревянного полена тупым топором. Интересно, как выглядели мои родители? Нет, конечно, питекантропом я смотрелся только по сравнению с собой из прошлой жизни. Здесь я был просто крупным парнем с грубоватыми чертами лица, которые практически не выделялись на фоне местных мужчин, потому что в окрестностях жило много голландцев, немцев и шведов.

Зато, силушкой Бог не обидел. Физически крепкий мужчина, хотя уже медленный для боксёра – сказывался возраст и расслабленный образ жизни, весом в 100 килограммов и ростом в 185 сантиметров. Правда, бокс в настоящее время был примитивным, напоминающим уличную драку, где бойцы старались победить друг друга силой удара, лишь иногда уклоняясь или финтя. Школа грамотного бокса только зарождалась.

Улыбнувшись себе в зеркало, подумал, что осмысленный взгляд, умение правильно говорить и природное обаяние придадут моему имиджу новый шарм. Да и объём тренировок придётся увеличить, чтобы привести себя в хорошие боксёрские кондиции – надо же как-то деньги на жизнь заработать.

Затем посчитал, что у меня появилось в этой жизни. Итак, я имел жену Мадлен в количестве одной штуки – чистоплотную, хозяйственную и довольно симпатичную женщину 37-ми лет. Хоть в этом настоящий Кирк оказался молодцом, которому хватило ума жениться на нормальной девушке. Также в наличии имелось «три штуки» детей: 15-летний Боб, 14-летний Пит и 12-летняя Кора. Продолжив рассматривать себя в зеркало, никаких, даже смутных намёков на наше родство с дочкой, найти не смог. Кора пошла в маму, которая имела более утончённые черты лица – сказывалась южно-французская кровь её предков.

Если дочка пошла в маму – мягкая, добрая и просто хорошая девчушка, в которой чувствовалось желание что-то узнавать и чему-то учиться, то пацаны… В общем, парни пошли в папу, и были похожими на большинство ребят в этом возрасте – они не желали что-либо делать, а хотели только гулять.

Узнав исходные данные места, куда меня забросило Провидение, я решил наметить дальнейший план, первоочередными задачами которого стало изменение социального статуса и решение вопроса, как поставить на путь истинный доставшихся мне малолеток.

Нас всех позвала «маман», и семья собралась на поздний обед. Кушая приготовленное рагу из бобов, картошки и овощей, я поинтересовался.

– Мод, а наши дети в школу ходят?

– Нет.

– Кора, Пит, Боб, вы читать и писать умеете?

– Нет, старик, не умеем. А сам-то ты умеешь?

– Хм, сейчас узнаем. Где у нас газета и бумага с карандашом?

– Нет у нас такого!

– Вот так из-за всякой ерунды гибнут великие начинания. А вообще школа есть в округе?

– Не-а, есть только частная гимназия на Джексон-авеню, но она платная. А ты чего, батя, решил в школу пойти? Здорово тебя Бизон по башке приложил.

– Мои дети абсолютно безграмотны, потому что в округе нет бесплатной школы для бедных. Раз со школой "траблы", то есть проблемы, будем осваивать науку на дому, пока не насобираем денег на учёбу.

– Ты чего, папец! Какая, в натуре, школа!

– Завтра увидишь.

– Не-е-е, нафиг мне школа.

– Сынок, если за неделю ты не научишься писать своё имя и фамилию, гулять ходить не будешь. А я каждый день стану проверять твои успехи. И если я их не увижу, то я тебе морду набью. А бью я больно. Вопросы есть?

– Да пошёл ты, папец, погулять.

– Боб, в доме, как и на корабле, один командир – и это я. В первый раз говорю спокойно, во второй больно бью. Это ясно? Так что, Роберт Кирк, ты либо подчиняешься общему укладу и живёшь, как я скажу, либо проваливай из дома на все четыре стороны. Но тогда чтобы я тебя больше не видел.

– Тогда я попаду в уличную банду, стану конкретным бандитом и у меня будет много денег. Я заберу от тебя маму, а тебе дам ногой под зад.

– Поверь мне, в банде большие деньги могут иметь только её командиры. Ты – командир банды? Нет. Значит, будешь шестёркой на побегушках, пока другой бандит, либо полицейский тебя не прибьёт.

– Так ты тоже был шестёркой в своей банде?

– У меня много денег?

– Мама говорила, что у тебя водились деньжата.

– Значит, дураком был, раз не сохранил их. Вот теперь приходится за 30 долларов махать кулаками, чтобы купить еду. Так, как мы живём – это позор. Такую жизнь надо менять, поэтому у меня на вас и на наше светлое будущее появились большие планы.

Тут ко мне обратилась Кора: «Папа, а кто нас учить будет?»

– Я.

– Так ты же сам не умеешь!

– Умею, просто скрывал это ото всех.

Про себя же я подумал: «Буква "Х» славянского алфавита, читаемая как «хе:ръ", в своём написании заключена в круг – символ Вселенной. Так что изначальным значением буквы «Х» являлось не более позднее значение «похерить» или «отказать», а сокращённое от слова «херувим», то есть божественный, а, значит, движение вперёд. Так что "светлого хера" тебе, Мик Кирк, он же Александр Королев».

От таких размышлений в мир реальности меня вернула новая фраза сына.

– Ничего себе, как тебя Бизон отоварил! Это получается, что ты сразу читать и писать научился? Бать, а может, попросить его, чтобы он и нас так ударил? Тогда мы тоже станем умными.

– Боюсь, Боб, если тебя ударит Бизон, то ты умрёшь, как это произошло с…

– С кем?

– Э-э-э, с Михелем Попадосом, боксёром, который жил в давние времена. Но иногда, Боб, такая встряска позволяет переосмыслить ситуацию, чтобы начать новую жизнь. Кстати, что это у тебя за бланш под глазом? Кто тебя так ударил?

– Большой Джо приложил.

– А ты ему?

– Не-а, он же Большой Джо.

– Позор, чтобы сын Мика Кирка не мог защищаться. Сегодня же разомнёмся, и я покажу тебе несколько приёмов.

– Ты бы их Бизону показал, а то у самого вся рожа в синяках. Пит, похоже, батя совсем умом тронулся.

– Похоже, Боб.

– Ничего, парни, придёт время, покажу и Бизону, и другим, кто встанет у нас на пути. А теперь всем переодеваться – мы идём гулять по городу. Деньги у нас есть, так что можно зайти в кондитерскую.

Залопотала девочка: «Мы идём в кондитерскую миссис Стори? Там очень вкусные пирожные…»

– Да, Кора, мы идём к миссис Стори.

Коллектив нарядился в лучшее, что у нас было, то есть просто в чистую одежду, и отправился погулять по району. Я шёл под руку с Мадлен, за другую руку меня держала Кора, а два юных бандита брели следом. По пути продолжил расспрашивать жену о себе самом.

– Мик, я не знала твою семью. Ты говорил, что рано ушёл из дома. В юности ты был членом уличной банды. Я познакомилась с тобой, когда ты уже дрался за деньги.

– Вот, значит, кто я такой… Ладно, раз я ничего не умею, кроме бокса, пока буду зарабатывать таким образом.

– А потом?

– Я уже старый, поэтому начну подыскивать себе работу. Надо прекращать маяться дурью. Кстати, а куда я ходил тренироваться?

– В зал мистера Паркса.

Идя к кондитерской, я спросил у ребят.

– А где тут расположен букинистический магазин?

– А что это такое?

– Это где книги продают.

– А-а-а, это к мистеру Нагорофф надо. Он живёт на 29-й стрит.

Затем я обратился к жене.

– Нам нужно переехать в собственный дом и желательно в более обеспеченном районе.

– Отдельный дом и здесь стоит несколько сотен, а то и тысяч долларов. Откуда у нас деньги на более престижный район?

– Будем зарабатывать.

Мы зашли в букинистический магазин. Здесь продавалась канцелярия, сувениры, открытки, конверты, всякие миллиметровки, ватман, топографические инструменты и чертёжные принадлежности, а также книги и географические карты.

– Что угодно мистеру? Наверняка, что-то детское? Меня зовут Ник Нагорофф, или старина Ник.

– Не такой вы уж и старина. Полтинник вам уже есть или я ошибся?

– 53, сэр.

– Вы служили?

– Да, сэр, в армии. Участвовал в мексиканской войне топографом, сэр. Сколько лет, а привычка так отвечать осталась до сих пор, сэр. Сейчас осел здесь и решил заняться торговлей.

Я засмотрелся на нивелиры, вспоминая своё строительное прошлое.

– Сэр понимает в топографии?

– Немного. Абсолютную и относительные отметки на стройплощадке взять смогу.

Похоже, что после этих слов торговец записал меня в свой «клуб топографов», а я продолжил разговор.

– Но сейчас я хотел бы выбрать книги для семейного чтения, например, Фенимора Купера или Майн Рида. А если ли что-нибудь из русских писателей?

– Есть, выбирайте. Книги стоят пять, семь, десять долларов, а есть дешёвые, но они тоненькие.

– Давайте "Белый вождь" Майн Рида. Это про освоение дикого Запада и детям будет понятно. Надеюсь, что в будущем, когда у меня появятся деньги, стану вашим завсегдатаем. Э-э-э, дайте карту мира, и побольше, а к ней игральные кубики и фишки.

– Зачем вам они?

– Настольная игра будет. Разрисую карту мира маршрутами со стрелочками, и, кидая кубики, игроки станут передвигать фишки, чтобы первыми закончить путешествие.

Таким образом, я надеялся дать молодняку знания географии, мол, у Коры выпала цифра шесть, поэтому она двигает свою фишку через Британскую Канаду и попадает на Аляску, а затем на Чукотку, которая находится на континенте Евразия в Российской империи.

– Интересно, что у вас получится.

– Заходите к нам в гости через пару недель, мистер Нагорофф, и всё увидите сами. Мы живём на 13-стрит, дом 33. Думаю, мы ещё увидимся здесь.

Я подумал о деревянном лото, но это игра ничему не учила, а просто занимала время. Моей же задачей было дать молодняку знания в игровой форме.

Пока занимался книгами с продавцом, Кора засмотрелась на пейзажи и портреты, нарисованные неизвестным, наверное, каким-то местным художником. Увидев это, поинтересовался: «Мистер Нагорофф, а нет ли у вас на примете преподавателя изобразительного искусства, который берёт учеников? Желательно, чтобы это было не дорого?»

– А зачем это вам, мистер Кирк?

– Вы меня знаете?

– В городе мало развлечений, и кулачные поединки входят в число таковых. Так что ваш последний бой мы видели. Удивительно, но после того, как вы встали, создалось впечатление, что бой стал вести совсем другой человек. Совершенно иная манера боя.

– На меня нашло просветление.

– Так вы не ответили на вопрос?

Я легонько кивнул на девочку, которая рассматривала заморский пейзаж.

– Кора, это море в южных широтах. Придёт время, и мы отправимся туда в путешествие. А чьи это рисунки, мистер Ник, ваши?

– Это рисует моя дочь Рита.

– Весьма недурно и, главное, реалистично.

– Думаю, что Рита не будет возражать, если Кора станет приходить к нам на выходных и часа два учиться писать картины. Скажем так, пара долларов за час вас устроит?

– Это дёшево, значит, краски и бумага за мой счёт. Дайте ещё писчих перьев, бумаги и чернил три баночки.