Итак, моё погружение в мир медицины началось в эпоху, когда страна, как гигантский корабль, шла ко дну, а мы, её пассажиры, пытались удержаться на плаву. Советский Союз, страна победившего социализма, трещал по швам, но детство наше было счастливым, без интернета и гаджетов. Мы играли во дворах, пекли картошку на углях, поливали воду из колонок на улице, и самым страшным кошмаром было не сдать нормативы ГТО или не вступить в комсомол.
Но даже в этом раю были свои подводные камни. Октябрята, пионеры, комсомольцы – без этих атрибутов светлое будущее было под большим вопросом. А если ещё и крестик на шее обнаружится, то пиши пропало. Но, как говорится, не будем о грустном.
Любовь к медицине проснулась во мне рано. Я лечил голубей с запутанными лапками, накладывал шины на сломанные крылья канареек, и даже проводил "операции" по удалению косточек из вишен, проглоченных соседским котом. Мечтал стать ветеринаром, но суровая реальность в виде обязательного распределения в колхоз охладила мой пыл. Крутить коровам хвосты – это, конечно, благородно, но не для городского мальчишки.
Зато я с упоением читал медицинские журналы, собирал вырезки и играл в "скорую помощь". Мой дядя, муж двоюродной сестры, которые жили в соседнем подъезде, был водителем "скорой помощи", был моим кумиром. Когда он приезжал на обед, я, как заворожённый, крутился вокруг машины и, сидя в салоне скорой, представлял себя фельдшером. Пять минут езды до трассы – это был мой личный космос.
Советское образование было, конечно, мощным, но не без изъянов. Я, например, был прогульщиком со стажем. Но если предмет меня увлекал, я грыз гранит науки с удвоенной силой. Анатомия, физиология, зоология – эти науки я знал лучше, чем таблицу умножения.
Однажды на уроке химии я сделал контрольную, и весь класс начал её списывать. Мою тетрадь сдали последней, и учительница, махнув рукой, сказала: "Опять списал! Пусть кто-нибудь другой проверит". Я молча разорвал тетрадь и ушёл с уроков химии на два года. На выпускном экзамене учительница была в шоке, увидев меня. "Ты зачем пришёл? – спросила она. – Никто, кроме тебя из 2-х 11 выпускных классов, химию сдавать не хочет", ты один, как “белая ворона” сдаёшь экзамен по химии. Я ответил на все экзаменационные вопросы предмета (которые были в билете и которых там не было) так, что у неё глаза на лоб полезли. "Ты знаешь химию! – воскликнула она. – Почему же ты не ходил на уроки?" Я промолчал.
В конце 80-х – начале 90-х, когда страна катилась в пропасть, я скупал медицинскую литературу. "Медицина", "Медицинская книга" – эти магазины были для меня как Мекка. А сериал "Служба спасения 911" стал моим учебником по экстренной медицине.
Я копил и откладывал деньги, которые мне давали на мороженное, еду в школе или сдачу, которая оставалась после покупок продуктов. На эти деньги я покупал книги и учебники по медицине (в то время они стоили очень недорого и были доступны, не то, как сейчас цены на учебники просто космос). Чтение этих книг – это был мой рай.
Родители мои, простые работяги, пахали с утра до ночи, чтобы нас прокормить. Отец, водитель автобуса, вставал в четыре утра, а мать работала на автопарке начальником контрольно-ревизорской службы. Они болели, уставали, но никогда не жаловались. Однажды отец сказал мне: "Сынок, мы сделали всё, что могли. Помогли твоей сестре и брату выучиться, найти работу, поддерживали их материально, сыграли им свадьбу и обустроили их дома. А тебе помочь в этом мы не можем, я инвалид, мать на пенсии и средств, сам понимаешь, нет. Мы не можем помочь тебе с обучением и работой. Теперь ты сам".
И я пошёл работать в "скорую", а потом поступил в медучилище. Учиться мне было легко, ведь я уже знал программу наизусть. На уроках я отвлекался, но мог повторить лекцию слово в слово, а порой даже начинал рассказывать материал, который они ещё не успели рассказать. Преподаватели меня любили и ненавидели одновременно. Однокурсники меня обожали только за то, что я всегда мог прийти им на помощь, а порой помочь им с ответами или за то, что меня преподаватели всегда спрашивали самые сложные темы и задавали мне трудные вопросы.
Было много забавных случаев. Однажды мы с моим сокурсником Данилом, из соседней группы, перепутали пациентов. Нас постоянно все путали. И нам от этого было весело и прикольно. Нас даже умудрились перепутать на распределении, но это другая история.
Практика в больнице была суровой школой жизни. Мы видели и боль, и страдания, и смерть. Но это закалило нас, делало настоящими медиками. Особенно запомнилась практика в хосписе. Там мы ухаживали за безнадёжно больными, дарили им тепло и заботу.
Акушерство и гинекология – это отдельная песня. Преподавательница хотела сделать из меня второго Максимовича-Амбодика. Я принимал роды, накладывал швы, и даже сцеживал молоко и присутствовал на операциях (тогда это было обычным делом).
Психиатрия – это вообще отдельный мир. Преподаватель, кандидат медицинских наук, был настоящим артистом. Он имитировал пациентов так, что мы не могли отличить его от сумасшедшего. "Нет психиатрии без психологии", – говорил он.
На гос практике в роддоме мне доверяли сложные манипуляции. Я специально выбрал обсервационное отделение, это то отделение, которое имело свои собственные приёмный покой, боксы, род зал, операционные залы и собственное реанимационное отделение. Или проще говоря свое мини Государство в Государстве. На скорой заведующий подстанции сажал меня одного в машину скорой и отправлял на вызовы. Говорил, что я готов и всё смогу, а самое главное, что он и все сотрудники скорой мне доверяют и верят в мои знания и то, каким я грамотным и профессиональным специалистом показал себя. И всё это несмотря на то, что у меня не было диплома и большого опыта. Но выхода не было: свободные бригады без медика и огромный поток вызовов, и огромные задержки. И вот моя мечта сбылась – я работаю на скорой помощи фельдшером.
И вот настал момент истины – госэкзамены. Я сдал их на отлично и получил красный диплом. Но вместо того, чтобы идти учиться на 4-й курс (прикладной бакалавриат), я рванул на "любимую скорую". Моя мечта сбылась!
Работа на "скорой" – это адский труд. Длинные смены, мизерная зарплата, пьяные пациенты, агрессивные родственники. Но когда ты видишь, как человек, которого ты только что спас, открывает глаза, – это стоит всех мучений.
Белый халат, и сердце бьётся часто,
Студент и санитар, судьба сплелась.
В приёмном покое, где боль не угасает,
Учусь сочувствию, чтобы не сломаться.
Реанимация, где жизнь висит на нити,
Где каждый вздох – борьба, надежды свет.
Цена сочувствия – нелёгкая наука,
Но я иду вперёд, сквозь мрак и боль.
(Из моей грешной головы)
Уже через неделю я освоился в приёмном покое терапии, словно рыба в воде. Мне нравилось помогать медсёстрам и врачам, все было так ново и интересно. Это как попасть в закулисье театра, где каждый день – новая драма, а ты – и зритель, и участник.
Коллектив тоже, кажется, принял меня в свои ряды. На одном из первых мероприятий, не помню, что мы праздновали, мне попытались налить в стакан 70% медицинский спирт. "Нет, я не готов", – ответил я, честно признавшись, что вообще не пью спиртного. "Это не проблема", – улыбнулась сестра-хозяйка Валентина Максимовна, – "У меня для начала есть красное домашнее вино". И, знаете, она была права. Уже через пару месяцев я спокойно мог пить спирт, разбавляя его в заварном чайнике заваркой. Получалось что-то вроде "чая с особым ароматом", и никто не догадывался. Кстати, знаете ли вы, что медицинский спирт, в отличие от пищевого, проходит более тщательную очистку? Он практически не содержит сивушных масел, которые вызывают похмелье. Так что, если бы не крепость, пить его было бы даже полезно! (Шутка, конечно). Но вскоре главная медсестра больницы Марго, пронюхала об этом и стала вносить в спирт свою рецептуру (точнее окрашивала ее зелёнкой, чтоб если кто и выпьет, то тут же будет пойман с поличным).
С медбратом Андреем мы быстро подружились. Он стал для меня не просто другом, а настоящим наставником. Правда, у него была одна страсть – любовь к прекрасному полу. Какое-то время я даже завидовал его любовным похождениям. Ночные визиты дам сердца на склад, где они проводили время до утра, были, мягко говоря, запоминающимися. Порой мне приходилось прерывать их романтические встречи, когда привозили очередного пациента. Представляете, каково это – стучать в дверь склада с криком: "Андрей, у нас тут инфаркт, а ты тут…".
Сестра хозяйка Валентина Максимовна, милая полноватая женщина в очках, сразу же прониклась ко мне симпатией. В итоге у меня всегда были чистые, выглаженные и накрахмаленные халаты. Она угощала меня пирогами и булочками, относилась ко мне как к сыну. Знаете, в медицине есть такое понятие, как "синдром материнской заботы". Это когда старшие коллеги берут под крыло молодых специалистов, опекая их и помогая им освоиться. Валентина Максимовна была ярким примером этого синдрома.
Уборкой отделения я не занимался, эту работу выполняла моя напарница. Так как я был "мальчик", мне доставалась вся работа с поступившими в приёмный покой больными, а также помощь в обследовании и санитарная обработка больных. А уборка, как "женское дело", оставалась за моей коллегой. Гендерные стереотипы в действии, так сказать.
Мне нравилось снимать ЭКГ, и ещё больше – относить их в отделение функциональной диагностики к врачу-кардиологу. Там я познакомился с тремя замечательными специалистами. Григорий, мужчина лет 40, постоянно шутил и рассказывал интересные истории. Он быстро и точно расшифровывал ЭКГ, попутно обучая меня основам кардиологии. Он делился со мной редкими и интересными случаями, показывая, как выглядит та или иная патология на ленте ЭКГ. Знаете ли вы, что ЭКГ – это графическое отображение электрической активности сердца? Оно позволяет выявить нарушения ритма, ишемию, инфаркт и другие заболевания.
Вторая врач, пожилая женщина лет 60, преподавала в мединституте. Она досконально изучала каждую плёнку, сверяясь с многочисленными атласами, которые были у неё. Она тоже учила меня правильно читать ЭКГ, объясняя каждую деталь. Представляете, сколько знаний и опыта было у этой женщины? Она могла по одной ЭКГ рассказать всю историю болезни пациента.
Еще одна сотрудница, доцент кафедры госпитальной терапии, видела во мне большой потенциал. Она давала мне ценные советы и говорила, что у меня большое будущее в медицине. Знаете, поддержка старших коллег – это очень важно для молодых специалистов. Она помогает им поверить в себя и раскрыть свои способности.
Отработав пару месяцев, я стал "чувствовать" приближение скорой помощи. Во сне я мог отличить звук мотора "УАЗа" или "РАФа" от других машин. Врачи скорой удивлялись: "Ты прямо чувствуешь нас! Не успеем подъехать, а ты уже встречаешь". Это как "шестое чувство" у медиков. (с остальными была проблема, скорая порой должна была минутами звонить и стучать в дверь, пока мои коллеги проснуться и в дремоте как зомби откроют ее).
Чутье у меня развилось не только на звук моторов, но и на тип пациентов. По погоде, фазе луны и ветру я мог прогнозировать, какие больные поступят сегодня. Например, в ветреную погоду часто поступали астматики с приступами, в холодную обострение ХСЛН (хроническая сердечно-лёгочная недостаточность) прогрессирующие стенокардии и отеки лёгких. А в полнолуние – психически больные. Это как "медицинская метеорология".
Однажды во время обеда ко мне подошла Ольга, напарница, и сказала, что к центральному входу привезли мужчину с сердечным приступом. Мы с Ольгой вышли встречать пациента. Он был спокоен, что меня насторожило. Обычно при сердечном приступе люди напуганы.
Когда врач Ксения Сергеевна расстегнула его пальто, она замерла в испуге. Из груди мужчины торчала рукоятка ножа. "Ешкин кот!" – воскликнул я. Оказалось, это не сердечный приступ, а ножевое ранение в сердце. Мы с Ольгой помчались в хирургию, катя больного на непослушной каталке, как на пожар, стараясь не трясти пациента. К сожалению, спасти его не удалось, после четырёх часов сложной операции больной скончался. После этого нас допрашивала милиция, пытаясь выяснить, кто привёз пациента и на какой машине.
В приёмном покое мы принимали не только "лёгких" пациентов, но и тех, кто нуждался в экстренной помощи. А тяжёлые пациенты, сразу же поступали в реанимационное отделение. Реанимация, ИВЛ, массаж сердца, дефибрилляция – и иногда, увы, "конец". Работа в реанимации – это всегда борьба за жизнь.
Ещё будучи студентом, я всегда мечтал проходить практику в отделении реанимации. Я дежурил там сутками, помогая медсёстрам и отсыпался на свободной койке в палате интенсивной терапии рядом с пациентами. Я благодарен всем коллегам, у которых учился. Они делились со мной знаниями и опытом, не жалея времени и сил.
Но у приёмного покоя были и свои большие плюсы. Первый – это гастрономический рай! Дежурный врач должна была снимать пробы с пищи, которую готовили на больничной кухне. Я постоянно ходил за едой для проб, и так как я был невысоким и худым пареньком с миловидным личиком, работники кухни всегда наливали мне еду сверх нормы, а порой готовили вкусности отдельно, добавляя больше сливочного масла и булочки в качестве бонуса. Моим коллегам это очень нравилось, потому что той еды, которая была сверх нормы, хватало и для медсестры, и для моей напарницы. Это было как "тайное общество гурманов" в стенах больницы.
Вторым плюсом было то, что больничная машина была в подчинении нашего приёмного покоя, и мы распоряжались, кому и куда ее послать. Мне часто приходилось заказывать машину, поэтому главный врач больницы знал меня лично и хорошо. Он всегда заказывал машину для себя, говоря: "Саша, пришли мне машину в такое-то время, я еду в сауну. Если кто спросит, то я на совещании в горздраве". Представляете, я, простой санитар, "рулил" больничным транспортом! Это было как "служба такси для VIP-персон".
О проекте
О подписке
Другие проекты