Глава третья

До утра, как и «предписывалось уставом», Старкову не удалось не только сомкнуть глаз, но и хотя бы на минуту притронуться мягким местом к раскладушке. Не в переносном смысле: в буквальном. До половины девятого, не заезжая в ГУВД, Старков с одного места происшествия тут же «десантировался» на другое. Но этим «программа дня» ещё не была исчерпана, хотя сам Алексей Семёнович узнал о «постигшей» его «удаче» лишь по прибытию в «родные пенаты».

Не заезжая домой и едва успев сполоснуть руки и лицо водой из родника на последнем выезде, Старков отправился на работу. (Дежурство по городу таковой не считалось – как минимум, районным прокурором). Едва переступив порог кабинета, Алексей Семёнович был приглашён заведующей канцелярией к прокурору Петру Васильевичу. И так как вызов состоялся рано утром, то Пётр Васильевич «приглашали» явно не «на чай».

Даже не поинтересовавшись у старшего следователя, как прошло дежурство (чего интересоваться, когда не своё?!), Пётр Васильевич сходу развёл руками – почему-то с удручённым видом.

– Такие, значит, дела, Алексей Семёныч…

– Не понял, – не погрешил против истины Старков. Зная склонность Петра Васильевича к систематическому падению духом по любому поводу и без оных, настораживаться он не спешил.

Но и прокурор не спешил «колоться».

– У тебя сколько дел в производстве, Алексей Семёныч? – издалека зашёл он на старшего следователя.

– Неужели хотите облегчить ношу?! – позволил себе усмехнуться Старков.

– И, всё-таки, сколько? – не сдавался обычно сдающийся и без команды прокурор.

– Пятнадцать. Из них четырнадцать пойдут в суд: пять – в областной, девять – в районный. Одно буду прекращать за отсутствием состава преступления.

– Хм… хм…

«Застенчивость», перманентно присущая прокурору, начинала явно «выходить из берегов». И Старков не замедлил поинтересоваться причинами – в свойственном ему духе.

– Пётр Васильевич, что-то случилось? К нам едет ревизор? Инкогнито и с секретным предписанием?

Прокурор, не самый большой знаток изящной словесности, но когда-то в школе «проходивший» Гоголя, слабо улыбнулся.

– Нет, Алексей Семёныч, ревизор нас пока…

– Объехал стороной?

– Ну, да… То есть… В общем, то дело, на которое ты выезжал вчера… то есть, сегодня ночью…

– Какое именно? – насторожился Старков: «девичья застенчивость» прокурора начинала ему нравиться всё меньше и меньше. – Я за дежурство обслужил восемь мест происшествия. Какое из?

Дрожащими больше, чем обычно, руками Пётр Васильевич начал перекладывать бумажки с одного края стола на другой. В иное время Старков посмеялся бы в душе над «амплуа грузчика», которого Петру Васильевичу обычно хватало на весь день, но сейчас как-то не достало настроения. Поведение прокурора – извечного труса и паникёра, хотя и неплохого человека (глубоко в душе) – ему нравилось всё меньше и меньше.

Наконец, Пётр Васильевич закончил «перемещение грузов», организовав на столе ещё больший беспорядок, чем тот, что был до «времени «ч».

– Нет, то… кировское дело… с убитой девочкой.

Старков честно удлинил лицо.

– А что там не так?! Я «исделал» все положенные мероприятия, собранный материал сопроводиловкой передал кировскому прокурору, указал «светлый путь» кировским «ментам» – чего ещё?

– Хм… хм…

– Пётр Иванович, – не выдержал Старков, – как говорил один персонаж в романе Шолохова «Тихий Дон»: «Замахнулся – бей!».

Продолжения в русле романа: «И вдарю!» не последовало, но прокурор неожиданно сократил дорогу к правде – и «пошёл на чистосердечное признание».

– Это дело передали нам, Алексей Семёныч…

– Как это нам?!

Нет, Старков не остолбенел от удивления – такая реакция присуща героям романов – но формат его лица явно претерпел ещё большие изменения.

– С какого хрена, Пётр Васильевич?!

– По территориальности, Алексей Семёныч, – ещё дальше увёл глаза прокурор.

Старков не выдержал и хмыкнул.

– А что, Пётр Васильич, за ночь произошли изменения в административно-территориальном делении районов?! Теперь этот пустырь добавит нам километража?!

– Я бы и сам пошутил, – погрешил против истины прокурор: шутить он не умел с рождения, – да…

– Заратустра не позволяет? – мрачно пошутил за начальство Старков.

С Заратустрой Пётр Васильевич явно не был знаком, чему доказательством был неожиданно заинтересованный взгляд его печально-тусклых глаз.

– Нет, Алексей Семёныч, этот… как его…

– Заратустра.

– … Да… он тут ни при чём.

Пётр Васильевич по-мальчишески шмыгнул носом.

– Оказалось, что убийство совершено на нашей стороне пустыря…

– А потом его «в качестве рождественского подарка дражайшему патрону» перебросили нам?

Старков шутил, но с каждой шуткой всё менее энергично: постижение неизбежного плохо влияло на нервные окончания и мышцы лица.

– Угадал, Алексей Семёнович.

– И кто же нам так удружил? – разом помрачнел лицом Старков: шутки кончились, несмотря на весь их традиционно неисчерпаемый запас.

– Какой-то За… Замятин?.. Загладин?.. Щас я погляжу…

Прокурор нырнул головой в сооруженный им ворох бумаг и извлёк из него тоненькую папку в красной милицейской обложке.

– Вот: Зарубин.

– Зарубин?!

Старков пробежался ладонью по заросшему подбородку: побриться намеревался у себя в кабинете, старенькой электробритвой «Бердск».

– И каким же образом он это установил?

Вместо ответа прокурор протянул Старкову тоненькую папку.

– Сам взгляни, Алексей Семёнович.

Дельце – таковое лишь по причине исключительной худобы – состояло из старковского протокола ОМП, постановления о возбуждении уголовного дела, предельно лаконичных протоколов допросов судмедэксперта Царькова, эксперта НТО ГУВД Павловского, участкового Иванова и старшего уполномоченного УУР ГУВД капитана Зарубина. К делу были приложены схема и фотографии с места происшествия. Заключало набор постановление о передаче дела по территориальности и «высочайшая» резолюция городского прокурора формата «Да будет так!».

– Неплохо для одной ночи и кусочка утра, – сквозь зубы и скрежет зубовный одобрил коллег Старков. – Хотя сразу видно то, как ребятки торопились избавиться от дела… Мда… Ну, и в чём тут сознался капитан Зарубин?

Протокол допроса Зарубина, как и остальных «фигурантов», уместился на одном листе стандартного прокуратурского бланка допроса свидетеля. Чувствовалось, что показания минимизировались и закреплялись только с одной целью: в ударные сроки «осчастливить» коллег из Октябрьского района.

Старков быстро пробежал глазами лист. Зарубин показал, что, разрабатывая версию старшего следователя Старкова о заранее спланированном убийстве, он, дождавшись рассвета, решил осмотреть ту часть пустыря, откуда участковый Иванов принёс кота погибшей девочки. Предварительно Иванов сориентировал его по месту.

– Это Иванов-то сориентировал? – вслух усмехнулся Старков. – Ну, надо же, какой прогресс! Да его самого надо ориентировать, и не только по тому месту, а и по месту в жизни! Не иначе, как теперь Иванова переведут в «опера», а заодно из дураков в умники – за проявленную смекалку!

Лаконично «восхитившись» Емельяном Ивановичем, Старков вернулся к материалам дела. Далее Зарубин показывал, что в радиусе нескольких метров от указанного Ивановым места нахождения кота он заметил бурые пятна на земле. Они тянулись прерывистой цепочкой в сторону той части пустыря, где был обнаружен труп девочки. Образцы почвы с бурыми пятнами на них были доставлены следователем прокуратуры Кировского района в бюро СМЭ для проведения судебно-биологической экспертизы, и там выяснилось, что это – кровь, по группе совпадающая с кровью потерпевшей.

– Быстро! – покачал головой Старков. – И кровь это, и группа крови известна… Слишком быстро! «В мирное время» на установление того и другого уходят дни!

В заключение Зарубин нашёл на октябрьской стороне пустыря окровавленные женские трусики с инициалами с внутренней стороны «Т.К.». Будучи предъявлены на опознание матери потерпевшей, они были опознаны как принадлежащие её дочери.

– А где протокол опознания?

Старков быстро перелистал худосочное дело: протокол отсутствовал. Вероятно, трусами лишь помахали перед лицом: обычная милицейская безалаберность формата «И так сойдёт, а кому шибко надо – пусть переделывает!». А «товарищи из Кировского района» так спешили «перевесить хомут со своей шеи на чужую», что не удосужились даже составить опись документов, не говоря уже о протоколе опознания.

Старков закрыл папку и положил её перед собой на приставку к двухтумбовому начальственному столу, за которым, сгорбившись и вдавив голову в плечи, совсем не по образу и подобию высокого начальства «восседал» прокурор.

– Ну, что скажешь, Алексей Семёнович? – дрогнул голосом Пётр Васильевич.

Старков развёл руками.

– А что тут скажешь? Не пойдём же мы опровергать эти факты и клянчить у «города», чтобы дело завернули обратно в Кировскую… Дело сделано… Ну, в том смысле, что оно теперь у нас, и нам от него не отвертеться… Хотя кировские могли бы и объединить дела: у них ведь – два почти аналогичных трупа… И чем городской прокурор думал, хрен его знает…

Неожиданно он покачал головой, которая уже обзавелась миной недоумения.

– Непонятно только, зачем такие маневры?! Кому понадобилось перетаскивать труп из одного района в другой?! С какой целью? Казалось бы, не один ли хрен, на какой части одного и того же пустыря будет найден труп?!.. Значит, не один… Я – в смысле хрена… Значит, и цель была. Только не могу понять, какая. Если хотели подбросить труп нам, зачем перетаскивать его на кировскую сторону? Непонятно…

– Ну, вот, Алексей Семёнович, и разбирайся! – внезапно «ожил» прокурор – даже лицо его, пергаментного цвета, слегка порозовело. – Тебе, как говорится, и карты в руки!

– А почему мне?!

Старков явно не спешил разделять энтузиазм начальства.

– На этой неделе по району дежурит Мешков, так что все покойники – его «добыча». Вот ему и карты в руки! Я тут при чём?! Тем более что у него в производстве всего четыре дела, и в суд пойдёт – если, конечно, пойдёт – только одно! Да и то – районной подсудности! Нет, Пётр Васильевич, Вы как хотите, а я несогласный!

– Алексей Семёнович…

Прокурор с комбинированным выражением на лице: растерянность плюс смущение – вывернул ладони рук «наизнанку».

– Ну, ты же знаешь, что из Мешкова следователь – как из меня…

– Балерина? – с сумрачным видом пришёл на помощь Старков.

– Во-во! Он уже «запорол» те три простеньких дела, все с судебной перспективой – что, уж, тут говорить за это дело! «Запорет», как пить дать! Оно ему не по зубам… и не по мозгам, Алексей Семёнович! Ну, сам подумай! Да и ты, как-никак, уже в курсе этого дела! А, Алексей Семёнович?

Старков укоризненно посмотрел на прокурора и покачал головой.

– Эх, Пётр Васильич, Пётр Васильич… Верёвки Вы из меня вьёте, ездите Вы на мне верхом – вон, и ножки свесили…

– Не погуби…

– … отец родной? – с кривой усмешкой, весьма далёкой от оптимистичной, закончил Старков. – Ладно, Пётр Васильевич: с Вас магарыч…

Зажав подмышкой папку и притворно проседая под её «тяжестью», Старков покинул кабинет прокурора. «Жить становилось лучше, жить становилось веселее»…