Федору 20 лет. И к этим двадцати годам он не пришел к согласию с самим собой. Институт, куда ему помогла поступить мать, казался тяжким бременем и бесполезной тратой времени. А потому, спустя 2 года, был оставлен. Расставание с девушкой, которая решила его бросить, не вызвало и тени сожаления. Мать своей гиперопекой вызывала глухое раздражение, желание обрести свободу и наконец-то творить. И чтобы весь мир узнал о его писательском таланте.
«Движение по рельсам, когда нельзя свернуть куда вздумается; вагончик, который со звоном катится вдаль – во всем этом есть нечто мистическое. Неотвратимость, предопределенность пути казалась мне странно притягательной. Ты делаешь выбор, забираясь на подножку, – а дальше уже ничего от тебя не зависит: ты следуешь туда, куда проложены пути».
Где-то в далеком поселке Улемово, вблизи от Улан-Удэ, живет его отец, которого он не видел очень много лет. Решение созрело внезапно, он и сам не знал, чего ждет от этой поездки. Четверо суток в пути - прекрасный повод привести свои мыси в порядок. А там - будь что будет.
Без скандала не обошлось. Мать ни в какую не хотела отпускать сына. А потом начались странности: то дверца хлопнет при отсутствии всяких сквозняков, то разобьется статуэтка, которой мать очень дорожила, то промелькнет знакомое лицо в толпе. Но молодости свойственны упрямство, порывистость и горячность, а потому - уже слышится стук колес и мягкое покачивание, уносящие в неизвестность, где странности превращаются в кошмар.
«Даже если вы покинете поезд, вы все равно останетесь в поезде».
Поезд, который едет сам по себе. Поезд, не делающий остановок. Поезд, у которого нет конечной цели. Замкнутое пространство, которое тебя душит. Замкнутый круг. И разорвать его не представляются возможным.
Пассажиры, которые одновременно живы и мертвы, молоды и стары; знакомые, которые давно умерли; погода за окном, сменяющаяся с хаотичной небрежностью; неопределенное время года: и лето и осень вместе, непонятно, где утро, где вечер, сколько прошло дней… и сны, которые похожи на реальность, или реальность, похожая на кошмарный сон.
И только Проводник не изменен, но кажется, что с ним лучше не встречаться.
И вспоминается мама: почему не послушался, почему не остановился, зачем уехал…
«Сон разума, как известно, рождает чудовищ».
Честно, практически до финала я читала, хоть и наслаждаясь хорошим литературным языком, но вполне себе отстраненно. Мне не было жутковато, мурашки не бегали по коже и даже не пробегали мимо. Я слегка иронично наблюдала за метаниями Феди как в буквальном смысле по поезду, так и мысленно. Мне было интересно, что подкинет ему «день грядущий» и что новенького предпримет Федор, чтобы выбраться из ловушки. Но я ему не сочувствовала и не сопереживала, иногда он меня даже раздражал.
Но все совершенно меняется, когда автор переворачивает угол восприятия. И вот тогда становится действительно жутко. Уже толпы мурашек пробегали по коже. Пару раз глаза были на мокром месте (но я стала очень впечатлительной). Паника, безысходность, непонимание, тоска, невозможность что-то исправить и разорвать чудовищный круг, тихо подкрадывающееся сумасшествие, одиночество - все это падает на читателя тяжелым осознанием.
«О многом хотелось поговорить, но горло сжалось неожиданным спазмом, и удалось выдавить одно лишь слово:
– Мама…»
«Каждый ребенок знает: если мама рядом, все будет хорошо. Она способна отвести любую беду, ее любовь безгранична, в ней живет волшебство.
Вырастая, мы часто забываем об этом, и только лишаясь той чудодейственной силы, осознаем, насколько она велика и животворна.»
Нет, все-таки не в впечатлительности дело (хотя в ней тоже), а в теме, которая лично меня не может не задеть (личная больная мозоль), в том, как мастерски это написано, в том, что наша реальность может быть такой страшной и жуткой, что никаким мистическим тварям и не снилось.
«Без надежды не может быть будущего, а, значит, без надежды не может быть и самой жизни».
