Глава 3. На хозяйском дворе

Стоял пасмурный летний день. После утреннего ливня земля пропиталась водой, дороги развезло. На постоялый двор заехал крытый экипаж, запряженная двумя лошадьми. Куры и гуси бросились в стороны, уступая место гостю. Из открывшейся дверцы показались начищенные яловые сапоги, в которые были заправлены полосатые штаны. Баба с корзиной грязной картошки остановилась, чтобы поклониться почтенному гостю. Из сарая вышли два волосатых, бородатых мужика по пояс раздетые. Они тоже согнулись в поклоне, но по очереди, время от времени, поглядывали на вылезающего нежданного гостя исподлобья. Неспешно, вслед за полосатыми штанами из брички вылезло темно-коричневое драповое пальто и серьезная белобрысая голова владельца всего этого гардероба.

Барин, Павел Витальевич показательно достал из кармана розовый носовой платочек и громко, протяжно хрюкая, высморкался. В это время мимо проходил полуглухой кузнец Семен. Он согнулся в поклоне и пятился в ту сторону, куда направлялся по делу. Сморкание ему показалось похожим на выход газов у лошадей, и он громко прокомментировал.

– О, как перданула, ага. Кормят лошадей в чужих краях, ага, чем попадя. Совсем скотину не жалеют. Ага, не жалеют, – кузнец явно шутил, но сквозь эту шутку в голосе чувствовалась душевная забота о животных.

Павлу Витальевичу стало стыдно, что его поступок приняли за естественную нужду лошадей. Он только что приехал из общества культурных господ, поэтому еще не привык к деревенской простоте. Барин скомкал платок в кулак и спрятал в карман.

– Эй, кузнец! Куда пошел? А ну подь сюда! Давай, давай иди сюда! – крикнул удаляющемуся кузнецу барин.

– А, че, ага, надо? Подковать или тележку починить, ага? – громко расспрашивал кузнец.

– Вот эта хромает, почем мне знать почему, – барин указал на одну из лошадей. – Давай, посмотри, а потом скажешь, что да сколько.

Кузнец занялся делом. Он стал осматривать копыта указанной лошади и обнаружил отсутствие одной подковы. Хоть его и не просили, но он осмотрел и другую лошадь, но ничего опасного не обнаружил.

– Ага! Подковать энту надо, – громко в лицо Павлу Витальевичу отрапортовал кузнец, показывая грязным пальцем в сторону хромой лошади.

– Да не ори ты мне в ухо, я-то не глухой! – отругал кузнеца барин. – Сколько тебе времени надо, чтобы подковать?

– А, ага понятно дело. Подковать-то надо! – продолжал очень громко глухой кузнец.

– Да, объясните же этому болвану, что я говорю! – обратился барин к другим постояльцам двора.

– На тебе монету и давай делай! Понятно? – барин положил в руку кузнеца пять копеек.

– Ага, надо так надо, сейчас начнем. Ага, дело надо делать. Что тут непонятного? Сейчас же и начнем, ага.

Кузнец принялся разбирать сбрую на лошади и продолжал чего-то бормотать про себя. Ему на помощь подошли те самые два волосатых мужика и дело пошло быстрее. Тем временем Павел Витальевич внимательно оглядел двор и, высмотрев более аккуратный и чистый дом, направился уверенной походкой к нему. По пути к дому пришлось перепрыгнуть через грязную лужу. Во время прыжка Павел Витальевич, теперь уже по-настоящему громко выпустил наружу кишечные газы и огляделся. Сам не понимая, зачем остановился, сделал вид, что нужно перекреститься, буркнул себе под нос: «Стыдно, не гоже это мне при людях позориться. Ох, нажрался я дряни, теперь пучить будет, укропу бы надо спросить».

– Э, народ, где тут уборная у вас? – крикнул барин, держась за живот.

Молоденькая девка с босыми ногами выглянула из свинарника и молча провела барина на задний двор, где был сарайчик с дверцей. В дверце, умелыми руками, кто-то из местных умельцев вырезал сердечко. Это очень понравилось барину. Он отпустил девку прочь, а сам заперся в уборной.

Прошло примерно полчаса или час. Кузнец вышел с подкованной лошадью из сарая и вместе с мужиками принялся снаряжать лошадь в упряжку брички.

– А кто барина видел? Надо бы доложить ему о работе, – спросил один из волосатых мужиков.

– Да, пес его знает, где он. В доме, знать, сидит, чаи гоняет, – ответил другой волосатый мужик.

– Ага, дело сделано. Можно докладать барину, ага, уже можно, – громко сказал кузнец и закончил снаряжать свою часть упряжи.

– Нюрка! Где барина дели? Доложиться надо, – позвал один из мужиков свинарку Нюрку.

Дверь скотного сарая скрипнула, их нее выскочила босоногая Нюрка и молча побежала на задний двор. Нюрка говорила плохо, так как язык в детстве повредила, приморозив его о железные кольца. Вдруг она заорала так, что в деревне собаки залаяли, и принялась махать руками, подзывать всех на помощь. Оказалось, барин провалился в очко нужника задом и застрял между досками. Да так, что ни вылезти, ни на помощь позвать, так и сидел все это время в ожидании.

– Несчастье, какое! Живой хоть. Живехонький! Несите его сюда. Нюрка, щелок тащи или мыло, если есть, и тряпки какие-нибудь неси, – на дворе появился новый персонаж – старик с клюкой, Прокопыч, который сразу взял ситуацию под свой контроль.

Неожиданно, Павлу Витальевичу стало худо, его стошнило. Горькая масса испачкала коричневое пальто и сапоги. Он сам весь побледнел и осунулся. Больше не стесняясь своего положения, барин стал жалким и немощным. Мужики и бабы, собравшиеся вокруг, хлопотали с грязной одеждой и причитали.

– Надо же такому у нас случиться! Ведь, не где-нибудь, а у нас. Ну, ничего. Все будет хорошо! Живой барин! Ни ушиба, ни дерябины! Живой! Малость грязноват, ну это ничего, мы здесь все такие, даже хуже.

– Спасибо, добрые люди. Не бросили. Одежду только жалко, заграничный драп был и сапога одного нет. Потерялся по пути сюда, – глядя в лица селян говорил Павел Витальевич.

Тут прибежал мальчишка с грязным сапогом. Сапог взял за голенище Прокопыч, посмотрел на него и передал по пояс голому бородатому мужику. Мужик подержал его, пальцами счистил с него нечистоты, а потом вытер сапог о свои штаны и передал другому мужику, волосатому. Этот плюнул на сапог, растер до блеска локтем и вернул обратно старику.

– Вот и сапог нашелся. Целехонький, начищенный, прям, как с прилавка, – расплывшись в отцовской улыбке, тот предложил сапог полураздетому барину. Нюрка опустилась на колени и принялась обувать сапог ему на ногу.

Тем временем бабы раздели Павла Витальевича и стали хлопотать с грязной одеждой. Ее сначала замочили в корыте, а потом прополоскали в пруду. Барина, одетого в чужие нательную рубаху и кальсоны, но в своих сапогах усадили в доме за стол. Для начала дали морковного чая с полынью. В дом к столу пришли оба мужика со двора, но уже одетые в чистые рубахи и кузнец. Они достали свои деревянные ложки из штанов и положили их на стол перед собой. Бабы шуршали по избе – готовили обед. Последним подошел тот самый, сухощавый, маленький старик с клюкой и сел во главе стола.

– Ну, жратва будет ли али как, спрашиваю? – возмутился Прокопыч и застучал ложкой о стол. Это он сделал скорее для подчеркивания своего статуса старосты и выражения общего мнения мужиков, нежели хотел есть.

В ту же минуту вокруг стола зажужжали четыре разновозрастные женщины. Они ловко накрыли стол скатертью поверх лежащих ложек, поставили по центру чугунный горшок, полный щей, а напротив каждого сидящего деревянную миску. Мужики полезли под скатерть доставать свои ложки. Тут старик опять стал возмущаться и кулаком по столу стучать.

– Ну, мать твою, на сухую что ли?! Этакий гость у нас, а ты, твою мать, жабу давишь! – грозно покрикивал старик на копошащихся баб, которые дополнительно на стол поставили деревянные кружки и налили в них ароматную жидкость из бочонка. Прокопыч поднял свою кружку и сказал:

– Вот, значит. Собрались мы тута неспроста. Гость у нас большой. Соизволил в наши края наведаться, в толчке посидеть, а это примета хорошая. Значит, за гостя!

С серьезным видом все чокнулись кружками и молча выпили. Медовуха оказалась великолепной. Это было отмечено каждым вслух не только в целях расхваливания напитка, но и от полученного градуса удовольствия. Павел Витальевич с упоением осушил все до последней капли, не отрываясь. Кружка оказалась литровая и пить пришлось долго. Мужики и бабы терпеливо смотрели, как барин пьет и ждали его мнение.

– Молодцы, мужики. Знатную медовуху делаете. В дорогу мне бочонок подготовьте. Я в Ярославль скоро поеду, хочу ваш напиток на выставке показать. Потом, если распробуют господа, то много медовухи понадобится. Понятно говорю? Озолочу! А?!

– Да, да. Верно. На продажу заготовить надо. Дело говорит барин! На продажу, вот это да! Светлая голова! О, как, понимаете?! Ну, наваливай. Че сидим? – загудели мужики.

После обсуждения сказанного, все набросились с ложками на горшок со щами. Мужик, что сидел слева от барина, позаботился и положил в его отдельную миску достаточно густых щей и кусков мяса. Народ ложками колотил по мискам и с удовольствием чавкал.

– Мать! Давай, еще разливай! Душа просит сказать слово, – не унимался расщедрившийся старик пьяным голосом. – Эко, повезло, что барин к нам попал. И нам тоже повезло. А хорошему человеку всегда и везде везет!

Вновь по кружкам разлили медовуху. Горшок со стола убрали, а вместо него поставили миску с квашеной капустой и огурцами. В капусте виднелись ягоды клюквы.

– Ну, так, вот, значит. Что это я хотел сказать? Оставайся, барин, у нас на дворе столько, сколько душе угодно. Бочонок уже ждет тебя. А ну, давай, выпьем за нашего гостя!

Второй литр вливался уже не так быстро. Мужики руками брали капусту и огурцы из миски и засовывали ее в подвижные рты. У печки, на длинной лавке, сидели и жевали женщины. Поедание происходило молча, пока громкий удар кулаком по столу не прервал трапезу. Это Прокопыч чего-то опять удумал сказать и заплетающимся языком стал выкрикивать новые распоряжения.

– Барину удобно постелить у печи и не мешать. Пусть спит до завтра сколько душе угодно. Понятно всем? – этими словами он обратился к сидящим женщинам, те закивали в ответ.

Пьяного барина вытащили из-за стола и уложили спать на заготовленное место.

Рано утром Павел Витальевич проснулся отдохнувший и полный сил. Даже голова не болела, несмотря на выпитые два литра медовухи. Он наспех перекусил, оделся в свою выстиранную одежду, натянул помятое драповое пальто и просил запрягать лошадей. В знак расплаты за гостеприимство оставил на столе горсть монет. Старик сдержал слово и отдал пятилитровый бочонок с медовухой для дегустации. Павел Витальевич пообещал договориться о торговле напитком и потом известить старосту Прокопыча для крупной заготовки. Когда бричка была готова, то попрощался и отбыл. Его провожали всем двором и вышли за ворота, а Нюрка в подарок получила розовый носовой платочек и всем своим видом была безумно счастлива.