Утро следующего дня выдалось хмурым и дождливым. Погода напомнила осенние дни. Еще вчера светило знойное солнце, весело стрекотали кузнечики, а сегодня низкие кучевые облака и порывистый ветер наводили уныние и печаль. Смена погоды никак не повлияла на Павла Витальевича и его планы.
– В такую погоду только делами заниматься надо! – бодро он отвечал мамане.
– Драповое пальтишко возьмите, пригодится. Васька встал спозаранку, бричку снарядил, лошадей запряг, – хлопотала маманя, вертясь вокруг любимого сына.
– Хорошо, это все хорошо. Поеду и разберусь с этим Третюхиным. Вот я ему скажу, все скажу. Жалеть в словах не буду, он хитер, сам никогда не признается, наверняка будет юлить, скользкий этот гад Третюхин.
– Вы только себя не нервируйте, Павел Витальевич, будьте уверенны и спокойны, слова обдумывайте заранее, чтоб не получилось после стыдиться за сказанное. Ну, с богом, идите.
Вскоре барин выехал по направлению к вытоптанным полям у деревни Пришлепихи. Моросил мелкий дождь. До полей нужно было проехать верст так пять, не больше. Павел Витальевич поглядывал то на серые облака над горизонтом, то на лошадиные крупы, вспоминал Машку и рассуждал: «Если бы она была из рода знатных, то я давно бы женился на ней. Она ведь любит меня. Хозяйственная такая, читать и считать может, а образование всегда дать можно, у нее есть желание учиться». Так и решил, что когда вернется, то поговорит с Машкой об учебе. «Ну и пусть, если она найдет себе другого мужчину, то хотя бы образованной будет» – успокаивал себя Павел Витальевич. Наконец барин натянул поводья и затормозил лошадей. Он спрыгнул со ступеньки на землю и тут же вымазал зеркально начищенные сапоги в липкой грязи. Полуметровая рожь и вправду была протоптана кривыми коридорами, а кое-где и примятая вдобавок. Похоже, стадо коров продвигалось от луговых полей к хлеву без пастуха. Приложив правую руку ко лбу козырьком, внимательно осматривал Павел Витальевич родные просторы и кивал головой, подсчитывая потери. Ущерб был очевиден, нужно было ехать в поместье Третюхиных для предъявления претензии.
Примерно через полчаса лошади привезли бричку с барином во владения Третюхина Егора Аристарховича. Псевдорусский стиль главного дома поместья кардинально отличался от постройки усадьбы Ананьиных. На территории располагались еще два дома с кирпичным первым этажом и деревянным вторым, три одноэтажных бревенчатых барака, видимо, для прислуги. Пять деревянных амбаров виднелись на заднем плане застройки. В деревянных пристройках к домам хранилась полевая техника и располагалась мастерская. Посаженная роща с белыми античными фигурами и бассейном посреди, добавляла поместью признаки заимствованной культуры, все той же Древней Греции, но никак не вписывалась в общую картину местности. На входе главного здания показался человек в турецком халате и в красной шапочке с кисточкой, это был сам Егор Аристархович. Он стоял спокойно, засунув руки в карманы халата, и просто ждал. Этому человеку пошел пятый десяток, он давно привык к разборкам и ссорам, вот и теперь копил в себе силы для отражения атаки. В его понятии все зависело от стратегии поставленного диалога, нежели чем от эмоционального ругательства. Этому он научился в молодые годы, когда учился военному искусству.
Павел Витальевич вышел из брички, отдал поводья прибежавшему мальчишке и медленными шагами пошел к Третюхину, сдерживая в себе приступы ярости колотящегося сердца. С каждым шагом напряженность возрастала и возрастала. Одно неловкое движение, жест или резкий звук мог бы вызвать необратимую разрядку этого столкновения, что приведет к печальным последствиям. Павел Витальевич подошел близко к Егору Аристарховичу, поднял голову и посмотрел прямо в глаза. Доселе невозмутимый помещик неожиданно изменился. Его лицо смялось до морщин и расплылось в зубастой улыбке.
– Ах, как же давно мы не виделись, голубчик, Павел Витальевич! Вчера только о вас вспоминали и надеялись на скорую встречу! Ну, довольно хмуриться, погода и так нынче не балует. Проходите в дом. У нас тепло и сухо, – заботливо, под локоть, провел помещик Третюхин барина в дом.
В доме действительно было тепло и сухо. В большой гостиной потрескивал углями камин. Два кресла стояли напротив камина, на одном из них лежал шотландский плед, что говорило о предыдущем местонахождении Егора Аристарховича.
– Да не дуйтесь вы так, соседушка! Все образумится, вот увидите. Ну-ка, занимайте вот это креслице. Мы сейчас все и обсудим, – помещик так радушно хлопотал о барине, чем вызвал у него покой и доверие.
– Ой, спасибо! Вы так заботливы со мной, Егор Аристархович, прямо, как с ребенком. Я не хотел вас тревожить, так ведь дела такие. Надо что-то предпринять с урожаем… – стал двигаться к делу барин, обходя кресло, но хозяин дома сделал вид, будто ничего не услышал.
– Сейчас вынесу молдавское вино. Вы любите вино? Как любит его моя жена! Му-о! Или раке, хотите, а? Чача есть! Ну, говорите скорей, не держите меня в напряжении. Вы знаете, мы с женой нынче в ссоре, уже неделю не разговариваем, поэтому вы, Павел Витальевич, посланы мне свыше. Представляете, неделю молчим и не разговариваем совсем.
– А-а-а, что там у вас есть, несите все! Попробуем ваши вина Молдавии. И раке тоже, – совершенно растаял барин и плюхнулся в свободное кресло.
Егор Аристархович вытащил кузовок с запылившимися бутылками, достал одну и откупорил пробку. Не успел барин моргнуть глазами, как в его руке уже оказался хрустальный бокал, в котором дрожал рубиновый напиток. Мужчины звонко чокнулись и замолкли в наслаждении, выпивая вино. Коротко обменявшись мнениями о вкусе, они еще немного выпили вина, так сказать, для закрепления высказанных мнений. Чтобы не оставлять недопитую бутылку, пришлось разлить остатки и закончить с премьерой дегустации молдавского.
– А теперь пойдемте, постреляем, дружище! Вы любите стрелять? У меня есть парочка боевых стрелковых ружей. Уверен, вам понравится стрелять из них. Идемте быстрее.
Егор Аристархович вскочил и чуть не повалил сервант, но сервант устоял, а Егор Аристархович нет. Он повалился на пол и поднялся только, когда вцепился руками за спинку кресла. Павел Витальевич, опираясь за подлокотники кресел, поспешил на помощь к нему.
– Какое чудесное вино, голова работает, а ноги нет. А стрелять мы пойдем… Я еще не стрелял из ваших ружей, – сказал заплетающимся языком барин.
Егор Аристархович преодолел силу земного тяготения и поднялся на ноги. Опираясь руками за стены, он добрался до оружейного шкафа, из которого достал ружья с патронами.
– Все готово! Идем во двор! За мной, вперед, ура-а-а!
Пьяные господа без уличной обуви в одних тапках вывалились во двор. Они дошли до поляны, где на противоположной стороне заранее их поджидали мишени в виде летящих уток, установленные на длинных шестах. За кустиком виднелась стайка диких кабанов, а ближе к посадке стояли конные всадники и пешие солдаты в полный рост. На правах хозяина Егор Аристархович зарядил оба ружья и одно из них вручил барину. Импровизированные охотники залегли в траве.
– Ваша та, что из-за кустов вспорхнула, на без четверти два. Видите? Ага! Ш-ш-ш. Только тихо. Я целюсь в другую, которая взлетела на двенадцать часов. Вон там, видите? – шептал Егор Аристархович прямо в ухо барину так, будто они и впрямь были на охоте.
Раздалось два выстрела. В ушах зазвенело от резкого хлопка. Сизый дым от пороха окутал охотников. Когда ветер развеял дым, они увидели, что уток на своих местах нет. Довольные метким попаданием охотники заново зарядили ружья и принялись стрелять по деревянным кабанам. Кабаны легли не сразу. Павел Витальевич сбил крепкую мишень с третьего выстрела, а Егор Аристархович с пятого. Затем стрелки вообразили себя на войне и из позиции стоя стали стрелять в вооруженных пехотинцев и кавалеристов. Мишени не падали, хотя дыры от пуль виднелись даже издалека. Тогда с криками «За Россию! За Царя!» мужчины бросились на мишени врукопашную и уложили противников на землю. Наконец, довольные от удачного развлечения, они вскинули ружья на плечи и побрели обратно в дом.
– А давайте, дорогой, в баньку отправимся! У меня парилка, ух какая. Стены из кедра, камушки новехонькие, идемте же, – не унимался гостеприимный хозяин.
– Эй, Игорек, ну где ты сидишь? Организуй нам срочно баньку, – позвал Егор Аристархович банщика.
Игорек появился моментально, словно вылез из под земли.
– Да, готова банька-то, барин, разогретая стоит. Я, как гостя увидал, так сразу все понял, – отвечал басистым голоском Игорек и шустро выполнял указания хозяина.
Вскоре господа парились в бане и похлестывали друг друга вениками. Можжевеловые, дубовые, березовые веники лежали в кадках с теплой водой, а новые висели в предбаннике и благоухали свежестью листвы. Баня оказалась большой и светлой. Гладкие доски из свежей древесины, белая печь, удобные лавки, все отличалось опрятностью и чистотой. На стенах висели шапочки из войлока, новые полотенца и простыни. Банный процесс – дело затяжное, поэтому парились до пяти раз. После каждого выхода из парилки господа выскакивали наружу и ныряли нагишом в пруд.
– Ах, хорошо-то как, просто жить хочется, не так ли Павел Витальевич?!
– Э-э-т точно, спасибо вам Егор Аристархович, и впрямь, легче стало!
Голова после бани протрезвела, но совершенно не болела. Покрывшиеся леопардовыми пятнами от термического воздействия, мужчины чувствовали себя раскованно и весело. Песни сами лились из души. Игорек подхватил господ, и подпевая им, провел в дом.
– Давайте теперь распробуем раке. Предлагаю тост, за нашу дружбу! – уже разливал Егор Аристархович по небольшим турецким вазочкам мутный напиток.
– За подбитую дичь! Кстати, а где же эти утки? – толкал тост Павел Витальевич и одновременно уточнял про закуску.
– С легким паром! – прозвучал новый тост от Егора Аристарховича. – Лялька, закусь неси!
В один подход вазочки были опустошены. Пока господа задирали головы кверху для заглатывания напитка, на столе неожиданно появилась закуска. Девушка Лялька незаметно накрыла стол скатертью и поставила тарелки. Холодец из говядины, салат из свежих овощей на семечковом масле, студень из свинины с петрушкой был съеден мгновенно, следом со стола уходила в животы квашеная капуста, жареная картошечка, помидорчики, огурчики. Заботливый хозяин откупорил бутылку белого полусладкого вина и налил в чистые бокалы доверху.
– Дорогой мой, Павел Витальевич, должен вам признаться, что я виноват перед вами и готов исправиться. Вы меня просто спасли, правда-правда. Не перебивайте меня. Именно спасли. Я ведь думал, что вы приедете ругать меня, морду бить, а вы такой порядочный господин, человек, вот. Незадолго до кончины, папенька ваш был у меня в гостях. Он был очень хорошим человеком. И вы весь в него. Правда.
– Да, признаться и я думал о вас плохо. Приеду, думаю, а вы мне на дверь укажете, мол, убирайся вон, пока цел.
– Не-е-е. Все не так. Дорогой мой, не печальтесь за свой урожай, я все компенсирую, хотите деньгами, хотите натурой отдам, помогу по осени, как скажете. Угу? Вы меня уважаете?
– Вас – уважаю! Вы – благородный человек. Да, господин своего слова! Наливайте еще, выпьем за нас!
– За уважаемых людей!
Бутылка белого вина быстро закончилась. Господа, чувствуя нужду, отправились в уборную. Павел Витальевич шел за хозяином по бесконечным коридорам, лестницам, комнатам, пока вдруг не увидел перед собой довольно красивую спину женщины в красном облегающем атласном платье с низким вырезом на спине, в туфлях с длинными каблуками. Она настолько быстро и тихо вышла в коридор из комнаты, что оказалась между мужчинами. Егор Аристархович, напевая военный марш, уже успел завернуть за угол, а Павлу Витальевичу мешала пройти эта милая особа с длинными каштановыми волосами. Она повернулась, оперлась одной рукой о стену, а другой в свое бедро., один ее глаз был скрыт под нависшими на лицо локонами.
– Тише. Я хотела бы с вами кое о чем поговорить. Не зайдете на пару минут сюда? – ее низкий и нежный голос подкупал обещанием доступности.
– Я, вообще-то, шел в туда, но раз вы просите, то можно и поменять свои планы, – пролепетал Павел Витальевич, словно попал под гипнотическое воздействие.
– Ну, конечно, идите, но на обратном пути я вас очень жду, – таким же таинственным голосом сказала женщина и вложила свой розовый платочек Павлу Витальевичу глубоко в карман брюк таким образом, что задержавшаяся ненадолго ее рука в глубине кармана успела совершить ощупывающие движения.
Павел Витальевич дошел до уборной, не встретив в ней никого. Он сделал свои дела, потоптался на месте у зеркала и пошел обратно. Проходя мимо одной из открытых комнат, он увидел спящего Егора Аристарховича. Он лежал с задранными на спинку дивана ногами и сильно храпел. Это показалось обидно – оставлять гостя в чужом доме совершенно одного и без внимания, поэтому барин направился туда, где его ждала симпатичная особа, очевидно, приходящаяся супругой Егору Аристарховичу.
Разговор с женщиной оказался коротким. Она просто хотела мужчину. Павел Витальевич был молод, силен, энергичен, вынослив, как конь, в отличие от Егора Аристарховича, а это и надо было для возбуждения страстного аппетита у его жены. Женщина, давно не получавшая своей порции ласки, готова была на любые безумные поступки, чтобы отомстить мужу и получить долгожданные удовольствия. Павел Витальевич стянул с нее платье, под которым больше ничего не оказалось, а после разделся сам. Она вылила на себя флакон оливкового масла с духами и растерла по телу. Ее красивое тело стало блестящим и скользким. Жена Третюхина оказалась ненасытной сексуальной извращенкой. Молодой барин не сопротивлялся ни в чем, он охотно принимал все ее постельные правила, терпел и за это получал ожидаемое удовольствие. Затем Павел Витальевич сорвался и потерял над собой какой-либо контроль. Женщина вытворяла такие театральные эротические постановки, каких раньше молодому человеку не доводилось видеть. Очевидно, сказывался опыт работы в борделях, куда молодому человеку не приходилось заходить. После многочисленных удовлетворений, окончательно утомив теперь и жену помещика до глубокого сна, барин на цыпочках вышел из ее комнаты со своими вещами в руках. Посетил еще раз уборную, где оделся и вернулся в гостиную. Здесь он взял с кресла клетчатый шотландский плед, прилег на кожаный диван и крепко уснул напротив потрескивающего камина.
Утром Павла Витальевича разбудил голос Егора Аристарховича, который сидел на полу у дивана и тихонько жаловался на свою бесовку жену.
– Она меня совсем не любит. Понимаете? Игнорирует мое присутствие, не пускает в свою комнату, а ведь она все еще моя жена, перед богом клялась, чертова проститутка. И зачем я ее из дерьма вытащил? Простите, соблазнился…
– Да не печальтесь вы так, – стал успокаивал его барин. – Все образуется, сейчас вот соскучитесь, друг по другу, и вновь будет мир и согласие.
– Вот, держите дружище деньги, я не хочу быть перед вами в долгу. Это пятьсот рублей за ущерб. Этого хватит?
– Ну, конечно хватит, дружище.
– И еще, теперь мы с вами друзья, ну там на полевых работах коли чего нужно, приходите, обязательно помогу, – стоя на коленях у дивана продолжал помещик.
– Встаньте же с коленей Егор Аристархович, вы ставите меня в неравное положение. Увы, я сегодня покину вас, попросите, пожалуйста, запрячь лошадей.
– Пойдемте, позавтракаем, а потом отправляйтесь в путь. А то оставайтесь настолько, сколько захотите. У меня есть чем заняться. Салют, например. Цыган шумных хотите? Ай-на-не, на-не, на-не! Мы еще на рыбалку не ходили… А у меня в пруду такие карпы водятся! – Третюхин рубанул ребром ладони по локтю.
Голова гудела после вчерашней пьянки, поэтому застольные сто или двести граммов крепкой чачи пришлись, как нельзя кстати. Сытого и пьяного Павла Витальевича слуги погрузили в бричку, а Егор Аристархович расцеловал напоследок его в десна. Лошади тронулись и покатили бричку с молодым барином в сторону города Ярославля.
О проекте
О подписке