Ну, а у Надежды с Валечкой были свои, особые секреты и сокровенные тайны, в которые они никого не посвящали. Уж больно любили они петь и разучивать народные песни. Каких песен только не поведала Надежда девочке, а Валечка их очень быстро запоминала и старалась исполнить, подражая во всём своей наставнице. Обладая хорошим слухом и голосом, девочка просто всё схватывала на лету. Конечно, Надежда не имела никакого музыкального образования, научилась петь у своей матери, но Валентину она старалась обучить по всем правилам и подходила к этому со всей строгостью и важностью. А Валечка прекрасно знала, как задобрить своего педагога. Стоило ей сложить перед собой ручки и ласково, прищурив глазки, произнести: «Пожалуйста, пожалуйста», как Надина строгость улетучивалась, она соглашалась с девочкой во всём. Со стороны трудно было понять, кто кем управляет. Больно нравилась ей девочка, да своих детей нет, а тут такой глазастик славный да ласковый. И самой ей нравилось петь и учить петь ребёнка. Ну, а Валечка была просто в восторге от их занятий. Свою Наденьку она всегда ждала с нетерпением. К разучиванию новой песни Валентина подходила с большой ответственностью, вызывая у своего педагога нескрываемое одобрение. Особенно ей нравилась песня «А в поле верба», которая перекликалась с историей любви родителей. Как-то мама рассказала ей, как папа просил её руки, это было почти как в этой песне. Ботиночки, которые подарил ей тогда папа, мама хранит до сих пор и относится к ним по-особенному. Валечка это понять не могла: зачем хранить старую обувь, когда есть новая? Взрослые – странные. Но мамин рассказ и песенка ей нравились.

Валечка с удовольствием рассказывала всё Надежде.

– Тётя Надя, тётя Надя, представляешь, когда родители были не женаты, у мамы совсем сносились ботиночки, порвались шнурки, а они с папой хотели в кино пойти. Папа, конечно, как мог подлатал ботинки, чтобы они смогли выйти из дома. А на следующий день принёс новенькие, очень-очень красивые. И сделал маме предложение, ну, замуж позвал, значит. Почти как в песне, помнишь: «Я возьму парчу, ножки оберну, как доедем мы до дома – ботики куплю». Ну, мама с папой и поженились, правда здорово?

Неудивительно, что эта песенка стала семейной. Вале очень нравилось её исполнять, а все с удовольствием слушали.

Сейчас Наташе было не до песен, под бдительным взглядом Надежды ей пришлось пропихнуть несколько ложек супа и ещё запить молоком. Нужно поговорить с Надеждой, как ей всё рассказать, скрывать больше нельзя. Она тяжело вздохнула, Надежда поняла настрой своей хозяйки.

– Валечка, ты ступай в свою комнату, отдохни, нам с мамой поговорить нужно.

Надежда стала собирать посуду, потом села напротив Наташи.

– Ну, говори уже, что стряслось-то, вся ведь не своя.

Наташа обречённо посмотрела на Надежду, тяжело вздохнула и произнесла:

– Я, я сразу не сказала, понимаешь, Наденька.

Она подняла руки к вискам, потом судорожно стала мять в руках салфетку.

– Тадеуш не в командировке, его, как Якова… забрали по обвинению, и его уже просто нет.

– Как нет? Ты что несёшь-то?

Набрав побольше воздуха, она выпалила дрожащим голосом:

– Надя, его убили. Кто-то нажал на курок револьвера, всё очень просто, так и с родителями было. Был человек, и нет человека. Ну, а я тетерь – жена врага народа.

Судорожно глотая слёзы и горько ухмыляясь, она продолжала:

– Моё положение сейчас крайне неустойчиво, со мной может произойти всё что угодно. С женой врага народа церемониться не будут. Тебе не стоит общаться с нами, мы тебе можем навредить.

Наташа обхватила голову руками, зарыдала.

– Господи, лучше и мне пулю в висок, так было бы легче, вместе прикопали бы, так и хорошо. А теперь как, я не знаю. Надя, как жить? А главное, за что? Добрее, умнее я и не знала никого. Он никогда не позволял себе человека в неловкое положение поставить, а уж обидеть или унизить, об этом и говорить нечего, воспитан так. Тадеуш – враг народа, глупость несусветная. Кому враг? Наверно, тому, кто хотел сесть на его место или что-то в этом роде. Кому-то нужно набить себе карманы, побольше урвать и всех затоптать, чтобы не отчитываться. Уверена, его арест напрямую связан с переносом столицы в Могилёв. Уж слишком много возни вокруг этого. Тадеуш сам не свой был уже полгода. И кругом одни враги народа, да ведь и Якова неспроста забрали, под мужа копали. Грех на нём, но о покойниках плохо не говорят, не каждый выдержит такие испытания, что-то он подписал. Его заставили написать, били наверняка, чтобы долго не прожил. Теперь всё равно, мужа уже не вернёшь.

Каждое слово, которое произносила Наташа, давалось ей с большим трудом, но сказать нужно, и она говорила. Когда она закончила, подняла на Надежду глаза и просто застыла в нерешительности.

Надежда обхватила лицо обеими руками. Наполненные слезами глаза стали круглыми от услышанного ужаса. Она тихо стала раскачиваться:

– Господи, какого мужика извели, гады, гады, сволочи! Что же это делается?! Кормильца, защитника нашего, опору нашу! Где ж защиты искать?

Наташа подошла к Надежде и нежно обняла её:

– Тише, тише, Наденька. Соседи не должны ничего знать. Какой защиты? Если я высунусь ещё раз, меня – по этапу, детей – в интернат. Если бы я была одна, я так и поступила бы, всё легче, быстрей загнёшься. Детей жалко, я должна их вырастить, уберечь, может, у них всё будет по-другому. Хотя с таким клеймом будет трудновато.

Наташа присела на край стула, не в силах больше стоять.

– С каким ещё клеймом, ты спятила, я не пойму что-то?

– Да, люди клеймить будут, люди у нас хорошие и не очень, мне сегодня, кажется, так сказали.

Надежда от возмущения вся раскраснелась:

– Я таким людям-то быстро зубки подровняю, за мной не заржавеет, ты знаешь!

– Наденька, да тебе от нас подальше держаться надо, ты хоть это понимаешь?

– Ну, ты скажешь тоже, затряслась вся от испуга, в туалет вприпрыжку побежала. Я вас не брошу, детей в обиду не дам, да без меня вы совсем пропадёте. А вместе всё легче будет, что-то придумаем, мы справимся.

– Наденька, а ведь он с утра приходил попрощаться. Ночь тяжёлая была, я уснуть не могла, мучилась, мысли путались, тяжесть меня какая-то скрутила, ну просто не вздохнуть. А под утро стало легко, тяжесть ушла. Я всё про него думала, а его в это время убивали. Терзалась потому, что умирал он в мучениях страшных, пытали его и били страшно. Он боролся как мог, он хотел жить, не хотел со мной расставаться, с девочками. А умер, душа его отлетела, мученья его закончились, мне легко так стало, спокойно, и я уснула… Вот во сне он и пришёл. Сон был такой, словно явь. Стоит он в проёме входной двери в одном нижнем белом белье, измученный. А глаза, Наденька, такие грустные и изнурённые, в них такая боль застыла, что словами и не передать. И говорит, что за Яковом пришёл и с нами попрощаться. Просил, чтоб осторожными были, предупредить хотел. А потом горсть мелочи из кармана достал и на стол положил, а она покатилась и на пол падает, падает.

– Мелочь – это слёзы, сама знаешь, гадать умеешь.

– Да, Наденька, только слёзы нам и остались.

– Ужас-то какой, за Яковом приходил, вот почему ты побледнела вся, когда я сказала о его смерти.

– Да, Наденька, поэтому. Знаешь, мне не даёт покоя одна мысль. Он так сильно меня любил, что даже после смерти заботился. Представляешь, он сразу пришёл ко мне, чтобы предупредить. Во сне меня к себе близко не подпустил, отстранил рукой и мелочь оставил, чтобы я его оплакала, не застыла в горе.

Посмотрев друг на друга, обе женщины не могли больше произнести ни одного слова, слёзы так и брызнули у них из глаз.

Теперь Надя нежно обняла Наташу, поглаживая по спине и тихо приговаривая:

– Плачь, плачь девочка, станет немного легче. Да тебе прилечь нужно, пойдём, я тебе помогу. Передохни, постарайся расслабиться, а я за детками пригляжу. Вырастим их, куда ж мы денемся.

– Спасибо тебе, Наденька, что б я без тебя делала?

– Пойдём, пойдём в кроватку. Силы тебе восстановить нужно. А боль, милая, с тобой останется. Душевная боль только со временем слабее становится. Унять её заботы да хлопоты помогут, так-то, девочка моя. Ложись, ложись, постарайся уснуть, сон лечит и снимает душевную боль и сердечную усталость.

Надя накрыла Наташу пледом и перекрестила. Потом встала перед иконой, спрятанной от чужого глаза за одеждой в шкафу, и тихо стала молиться:

– Матерь Божья, Царица Небесная! Спаси, сохрани рабу твою Наталью! Дай ей силы справиться с бедой и болью! Сжалься над нами, Покровительница наша! Убереги от бед, болезней и напасти.

Несколько раз перекрестилась, поклонилась, вздохнула и пошла мыть посуду.

* * *

– Мамочка, мамочка, ты второй день в бреду, не встаёшь совсем!

Валя сидела на корточках возле Наташиной кровати и гладила её по голове, с надеждой заглядывая ей в лицо.

– Мамочка, очнись, очнись, родненькая. Нужно встать, тётя Надя сказала, что тебе кушать надо, если не кушать, так совсем худо будет. Диночку тётя Надя из бутылочки кормит, говорит, что молока у тебя нет совсем, а сестрёнку кормить надо.

Наташа приоткрыла глаза, разум стал брать верх над горем. Она с большим трудом приподнялась, спустила ноги с дивана.

– Мамочка, ты совсем, совсем нас напугала, ты выздоравливай скорей, нам плохо без тебя!

Наташа подняла глаза, рядом стояла Надя.

– Давай-ка вставай, умойся, сполоснись, я помогу.

Наденька протянула ей руку, Наташа ухватилась за неё и поднялась. Оказавшись в ванной комнате, она медленно сняла с себя одежду. Долго лила на себя воду, становилось легче. Боль, приросшая к телу, ослабевала.

Потом с трудом расчесала волосы и собрала их в пучок прямо мокрыми. Накинула халат и прошла на кухню. Там её ждали Надя с Валюшкой.

– Сейчас немного поешь, чайку попьёшь, и лучше станет, – приговаривала Надежда.

Девочки сели за стол. Валечка сидела тихо, хотя ей это стоило больших усилий. Ребёнок чувствовал, что случилось что-то страшное, их привычный образ жизни изменится, всё будет по-другому и ей лучше помолчать и слушаться. Ей так хотелось, что бы мама снова стала весёлой, радостной, как это было раньше. Но как её развеселить? Нужно тётю Надю спросить, она всё знает.

Пересилив себя, Наташа поела, понимая, что Надежда не спустит с неё глаз, начнёт кормить с ложки. Попила чая с мятой, как Надежда любила. Обхватила голову двумя руками:

– А Диночка, Диночка где же?

– Всё хорошо, спит. Сначала животик болел после коровьего молока, с непривычки, но голод не тётка. Привыкла, все хорошо. Ты уж, Наташенька, возьми себя в руки, другого выхода ведь нет. А мы сейчас пойдём в гостиную, усядемся поудобнее, а Валечка нам споёт, давно она нас не радовала хорошей песней. И на душе светлее станет.

Так они и сделали. Наташа и Надя уселись на диване, а Валечка села на стул перед ними. Посмотрела на Надю, та ей кивнула, и Валечка запела:

 
«А в поле верба,
Под вербой вода,
Там ходила, там гуляла
Девка молода…
 

Наташа улыбнулась сквозь слёзы. Перед глазами стоял Тадеуш. Вспомнилось, как они в первый раз встретились глазами, встретились совершенно случайно. Но отвести глаз они сразу не смогли. Оба стояли как зачарованные и смотрели друг на друга. Тадеуш потом говорил, что просто утонул в её голубых глазах. Просто стоял и любовался необыкновенной девушкой, такой нежной, утончённой. И глаза такие синие, тёплые, что у взрослого мужчины перехватило дыхание. Наташа тоже не могла отвести взгляд от зелёных глаз Тадеуша. Он не был похож ни на одного из её ухажёров. Взрослый, уверенный, но такой добрый, сильный и свой. Наташа всё-таки опустила глаза и стала мысленно себя ругать за недостойное поведение. Это движение ресниц побудило Тадеуша мгновенно действовать. Он очень испугался, что потеряет эту девушку, а терять её он уже точно не собирался:

– Позвольте, я помогу вам, донесу сумку. Пожалуйста, не отказывайте мне. Я просто должен, обязан вам помочь.

Наташа подняла вопросительно глаза:

– Это почему же?

– Потому, что я – мужчина, я сильный, а хрупкой девушке нести тяжести просто непозволительно. И ещё потому, что мне очень хочется вам помочь.

Он улыбался своими зелёными глазами и так по-доброму. Сама себе удивляясь, Наташа молча протянула ему сумку. Поступить по-другому она просто не смогла. Этот мужчина стал ей интересен.

Валечка старательно пела, надеясь, что мамочке станет лучше от её песенки.

 
Девка от воды,
Хлопец до воды:
«Ты постой, постой, девчаненько,
дай коню воды…»
 

Она всегда чувствовала его плечо, знала, что он всегда придёт на помощь, защитит, посоветует.

Вспомнилось, как они в первый раз выехали в летний лагерь для офицерского состава. Для жён высшего состава были организованы конные соревнования по выездке. Наташа, с детства привыкшая к верховой езде, была просто счастлива. А Тадеуш о таких талантах своей жены даже не подозревал. Когда он в первый раз увидел, как лихо она села на лошадь и собиралась тронуться с места, на его лице Наташа прочитала удивление и страх – а вдруг она упадёт? Чтобы как-то успокоить мужа, ей пришлось слезть с лошади и тихонько подойти к нему. Она нежно его поцеловала и ласково погладила по плечу:

– Пожалуйста, не бойся за меня, я умею, я с десяти лет верхом.

Ему стало легче. Оберегать её от опасности, заботиться о ней было у него в крови. По-другому он просто не мог. Ещё ей запомнилось, как она однажды приготовила для стирки большую кучу белья, там было что-то из его обмундирования, постельное белье и многое другое. Когда он это увидел, то скрутил всё в большой узел.

– Что ты, Наточка, так от твоих ручек ничего не останется, я отнесу это в прачечную, а мы с тобой лучше пойдём поплаваем, река ведь рядом совсем, или в волейбол? Как ты думаешь?

Он брал её за руки и увлекал за собой, и она не задумываясь следовала за ним.

 
Рада б постоять,
Коню воды дать.
Мои ножки босенъкие —
Студено стоять.
Я возьму парчу,
Ножки оберну,
А доедем мы до дома,
Ботики куплю.
– Ах, не надо мне.
А купи себе:
Есть у меня тятя, мамка,
Они купят мне.
 

Вот он вошёл в комнату с полевыми цветами и с обувной коробкой. Идёт ей навстречу, глаза лукавые. Открывает коробку, достаёт ботики. Наташе неудобно, она не примет такой дорогой подарок. А он встаёт на одно колено, протягивает цветы:

– Наташенька, выходи за меня замуж!

Наташа только руки разводит:

– А ботинки что, заместо кольца?

Он улыбается:

– И кольцо, конечно, будет. Вот ботиночки наденешь, и пойдём выберем.

– А подумать можно?

– К сожалению, нет, скоро выдадут предписание, куда пошлют, туда и ехать придется. Расписываться нужно спешно. Ты ведь согласишься, не откажешь? Он смотрел на неё с волнением, ему совсем не свойственным. Наташа не выдержала, улыбнулась. И он её поцеловал, ласково, нежно. И так ей стало хорошо, спокойно.

– Ну конечно, соглашусь. Как же иначе? Куду ты, туда и я.

Наташа подняла глаза, полные слёз. Дочка пела:

 
А в поле верба,
Под вербой вода,
Там ходила, там гуляла
Девка молода.
 

Она протянула руки к дочке. Валечка быстро подбежала к ней и прижалась. Обняв ребёнка и нежно поцеловав, она тихо произнесла:

– Спасибо, милая, ты большая умница!

Боль окуталась тёплыми воспоминаниями: «Я всё-таки очень счастливая: меня любил самый лучший человек на свете! Судьбу себе никто не выбирает. Когда уйти из этой жизни, не нам решать!»

Белорусская ССР

Сталинские списки расстрелянных и реабилитированных посмертно

Первая категория

1. АВХИМЕНЬ Лаврентий Лазаревич

2. БАКИНОВСКИЙ Карл Леопольдович

3. БЕРЁЗКИН Александр Григорьевич

4. БОГДАХ Мечислав Адамович

5. ВАРФОЛОМЕЕВ Семён Матвеевич

6. ВИШНЕРЕВСКИЙ Владимир Александрович

7. ВОРОНЕЦКИЙ Иосиф Константинович

8. ГУДКОВ Пётр Васильевич

9. ДОЛМАТОВ Игнат Захарович

10. ДУБОВСКИЙ Фёдор Петрович

11. ДУНАЕВ Гурий Никифорович

12. ЗАМОТИН Иван Иванович

13. ЗЕЛЕНКО Семён Игнатьевич

14. ЗЕНЮК Александр Владимирович

15. КАЗИНОВСКИЙ Тадеуш Яковлевич

16. КАЛНА-БЕРЗИН Вильгельм Михайлович

17. КАНЕП Роберт Фрицевич

18. КОВАЛЕВИЧ Василий Наумович

19. КОЗЛОВСКИЙ Анатолий Сергеевич

20. КОНОВАЛОВ Борис Евгеньевич

21. КОРЫТОВ Георгий Павлович

АП РФ, on.24, дело 419, лист 131