После школы я бы мог попытаться поступить в институт, где была военная кафедра, чтобы потом либо не служить вообще, либо проходить службу в чине лейтенанта. Но я решил все-таки отслужить в армии рядовым. Тем более к тому времени я еще не определился, кем стать во взрослой жизни. Никто в нашем селе не смотрел на призыв в армию как на трагедию, наоборот, считалось существенным пробелом в биографии, если молодой человек по каким-то причинам не служил в армии. Первоначально меня хотели призвать в погранвойска. Были шумные проводы, как это было заведено в то время. Однако со сборного пункта меня отправили домой – случился перебор. Пришлось ждать еще полгода, после чего меня призвали уже в ракетные войска.
Нас привезли на полигон Капустин Яр, а оттуда отправили в город Аральск, где я и проходил службу. На всю жизнь запомнил, как нас везли на грузовиках, а вдалеке виднелось неласковое Аральское море. Этот пейзаж настолько врезался в мою память, что когда я работал над одним из своих романов, мне пришла в голову идея сделать эту негостеприимную местность ареной одного вымышленного жесточайшего международного конфликта.
Наши казармы находились примерно в километре от моря. В них стояли двухъярусные кровати. Их было очень много. Первая ночь прошла тревожно, я несколько раз просыпался. Во время одного из своих пробуждений, я услышал чей-то шепот: «Вот, привезли молодняк, надо нам завтра с ними познакомиться». Мне показалось, что интонация, с которой эти слова были произнесены, не предвещала нам ничего хорошего.
Но все обошлось. Мои сослуживцы почему-то сразу прониклись ко мне уважением. Не помню, чтобы у нас возникали какие-то конфликты, не говоря уже о драках. Быть может, это было связано с тем, что незадолго до нашего прибытия четверо старослужащих были осуждены за издевательства над молодыми солдатами к различным срокам лишения свободы. Так что вообще-то дедовщина была и тогда, но с ней решительно боролись, никому из офицеров и в голову не приходило покрывать какие-то эксцессы.
Через несколько месяцев службы меня отправили в сержантскую школу на тот же самый полигон Капустин Яр, где я проучился полгода. Откуда я вернулся старшим сержантом, командиром отделения. Впоследствии я даже «дослужился» до звания старшины, и в моем подчинении оказалось 60 человек. У нас были две «команды», и мы соревновались между собой. Наша команда, как правило, занимала первое место по многоборью, чистоте и дисциплине.
Я сам проводил кроссы по пересеченной местности. Мы бежали в сторону Аральского моря. У меня разворачивается перед глазами эта картина, как в документальном кино: бегут 60 человек, и вдруг у одного сапог попадает в ямку – это норка суслика. Солдат падает, на него наталкивается следующий бегущий и тоже падает, за ним следующий и так далее – эффект домино. Потом все поднимаются и бегут дальше. Вместо утреннего душа – купание в Аральском море. Со временем оно уже не казалось мне таким мрачным.
У меня был очень хороший наставник – капитан Алшинбаев. Восточный человек по происхождению и по манерам, очень мягкий, он учил меня, что не надо никогда повышать голос на подчиненных, а тем более угрожать применять силу. Настоящий руководитель – не тот, кто на всех орет, матерится и размахивает кулаками, а тот, кого уважают и к кому прислушиваются – в переносном и даже прямом смысле, если он говорит тихим голосом.
Но все же, честно говоря, иногда приходилось на кого-то прикрикнуть. Каюсь, я и сейчас могу повысить голос, если кто-то меня сильно разозлит. Но никогда никого не унижаю и долго зла не держу, даже если мой собеседник, что называется, «на взводе» и так и нарывается на конфликт.
В моей команде служил солдат по фамилии Коркин. Он был неимоверно худой, хотя кормили нас прекрасно. Наверное, в детстве он сильно недоедал. И вот однажды, после отбоя, я слышу какой-то странный звук: «крум-крум-крум». Пытаюсь понять, откуда он идет, думаю, может, мыши завелись. Потом понял. Пришлось поднять весь личный состав и построить. Спрашиваю строго: «Кто это ест по ночам, что за суслики такие?» Все стоят, головы опустили. И тут выходит Коркин и говорит: «Это я, мне не хватает». Никак я его не наказал, просто пообещал, что повар будет ему две порции давать. И мне показалось, что после этого он стал заметно тщательнее относиться к службе. Кстати, никто из сослуживцев ему этот факт не поставил в упрек, просто посмеялись.
Когда я уходил на дембель, солдаты писали мне пожелания в альбом и называли «Анатолием Григорьевичем», хотя я до сих пор всегда представляюсь как Анатолий, без отчества.
Когда я говорю, что армия мне очень много дала для моей адвокатской практики, многие смотрят на меня с глубоким недоумением. А иные представители «либеральной» среды и вовсе крутят пальцем виска: да что же можно найти в армии хорошего? Это же потерянное время жизни! Поскольку именно такие люди очень любят оглядываться на заграницу, то можно привести пример Израиля. В этой стране обязательную военную службу проходят все, за исключением арабов и ультрарелигиозных ортодоксов – «харедим», которые могут служить или не служить по собственному выбору. Военная служба стала там исключительно престижным делом. И вопрос «в каком полку вы служили?» является далеко не праздным. Отслужившим в элитных подразделениях практически гарантируется успешная карьера в гражданской жизни. Многие израильские премьеры были либо видными военачальниками, либо служили в спецназе Генштаба и тому подобных элитных соединениях, куда отбирают лучших из лучших. И никто из них не жаловался на то, что армейская служба помешала его учебе или каким-то образом воспрепятствовала развитию их природных способностей. Более того: именно Армия обороны Израиля стала тем горнилом, в котором «выплавилась» новая еврейская нация. Ведь до образования государства Израиль далеко не все евреи отдавали должную дань спорту и здоровому образу жизни. А теперь процент таких людей резко возрос. И когда 7 октября 2023 года боевики ХАМАС совершили вторжение в Израиль, не только резервисты, находившиеся в стране, поспешили на призывные пункты, но и евреи, проживавшие за границей, бросили все и немедленно купили билеты на самолет, чтобы встать на защиту своей родины. А ведь еще незадолго до этого израильское общество пребывало в состоянии глубочайшего раскола в связи в проводимой правительством Биньямина Нетаньяху судебной реформой. Такое отношение к собственной армии, безусловно, заслуживает всяческого уважения.
Советская армия, при все своих недостатках, была «плавильным котлом», где перемешивались самые разные национальности, конфессии, мировоззрения и вырабатывался некий приемлемый для всех стандарт поведения. Этот опыт мне впоследствии пригодился. Ко мне как к адвокату приходят люди самой различной культуры, порой совершенно несовместимые по своим взглядам, идеологии, традициям. И мне нередко приходится выступать своего рода посредником, примирять их, делать так, чтобы бывшие враги становились если и не друзьями, то, по крайней мере, партнерами. И всякий раз, когда это удается, я с благодарностью вспоминаю службу в армии. Вообще, успех в работе адвоката во многом основан на искусстве человеческого общения. А лучшую школу такого общения, чем армия, наверное, сложно представить. Хотя, конечно, это очень суровая школа.
Кроме того, служба в ракетных войсках научила меня не бояться неожиданностей и стрессовых ситуаций, которые там, как нетрудно представить, случаются постоянно. Поэтому, когда у меня, к примеру, ночью звонит телефон, и мне сообщают, что случилось нечто непредвиденное, я не впадаю в панику, а действую спокойно и осмысленно.
Армия учит общению с самыми разными человеческими типами. В Москве нередко интеллигентные люди выбирают себе очень узкий круг для общения, исключительно состоящий из таких же, как они сами, людей – мягких, обходительных, образованных, утонченных, приятных во всех отношениях. И когда такой человек попадает в непривычную или, того хуже, враждебную среду, он теряется, не знает, как себя вести, допускает непоправимые ошибки. Мне же, что называется, не привыкать к самым разным людям. И если кто-то, скажем, следователь, прокурор или не в меру ретивый сотрудник ГИБДД, начинает, что называется, «гнать жуть», меня это не пугает, скорее, даже смешит. Ведь уверенный в себе человек не прибегает к угрозам, а те, кто это делает, как правило, сами чего-то бояться.
Кстати, расскажу пару характерных случаев из моей последующей жизни. У меня есть водитель, но нередко я сажусь за руль сам. А поскольку адвокат должен подавать пример законопослушания я, естественно, стараюсь не нарушать правила дорожного движения. Это обстоятельство, однако, не спасло меня от нескольких неприятных встреч. В один из ноябрьских вечеров 1998 года я вышел из своего офиса на Пречистенке, сел за руль автомобиля и направился в сторону дома. Впрочем, слово «вечер» здесь употреблено мной весьма условно – в то время я обычно работал у себя в офисе до глубокой ночи и совсем даже не помышлял о здоровом (или как некоторые говорят – правильном) образе жизни – это пришло много позднее. Недалеко от метро меня остановили.
Бывало, сотрудники ГАИ (так тогда называлось это ведомство) узнавали меня, и сразу же желали счастливого пути, но в этот раз такого не случилось. На мне была куртка и вязаная шапочка – вид не слишком представительный. Я вышел из машины.
– Документы! – рявкнул гаишник.
– Пожалуйста, представьтесь, – попросил я с максимальной вежливостью.
Гаишник не соизволил представиться и, пробормотав что-то невнятное, забрал у меня техпаспорт, водительское удостоверение и направился к патрульной машине.
– Не могли бы вы мне все же объяснить, какое правило дорожного движения я нарушил? – столь же вежливо поинтересовался я.
Конечно, я мог бы, наверное, сразу назвать себя и попрощаться, но здесь у меня взыграло любопытство: а что же будет, если действовать «по правилам?»
– Эй, «подкрути» там ему скорость, – закричал гаишник своему напарнику, стоявшему возле патрульного автомобиля.
– Позвольте, – начал я, направляясь вслед за гаишником к патрульной машине, – я ехал со скоростью 50 километров в час, здесь и разогнаться-то негде…
Но ретивый страж безопасности дорожного движения был уже тут как тут: оттолкнув меня на перила ограждения, он достал рацию и истошно завопил: «Внимание, нападение на сотрудников ГАИ!»
В свою очередь, я извлек из кармана сотовый телефон и быстро набрал номер одного из руководителей московского правительства, с которым у меня уже давно установились дружеские отношения. Гаишник с отборным матом бросился на меня, как разъяренный лев, стараясь вырвать мой телефон. После отчаянной борьбы за право свободной передачи информации мне все же удалось сообщить моему другу, в чем дело и где я нахожусь.
Минут через пятнадцать к месту происшествия подъехали две милицейские машины. Прибывшие стражи порядка, ожидавшие, очевидно, встретить вооруженного до зубов преступника или, по крайней мере, пьяного дебошира, были заметно разочарованы моим смиренным и законопослушным видом.
– Ладно, забираем, – произнес наконец капитан милиции, очевидно, главный из них.
Но в этот момент площадь огласилась воем сирен и осветилась огнями «мигалок»; из подъехавшего автомобиля вышли прокурор одного из округов Москвы и представитель столичного ГУВД…
Надо было видеть лица гаишников. Один из них наконец-то взглянул на мое водительское удостоверение, повертел его в руках и растерянно произнес: «Что же вы не сказали, кто вы такой? А то вот в шапочке – я и не узнал»…
На следующий день мне прислали мои документы вместе с уведомлением об увольнении незадачливых правоохранителей из органов внутренних дел…
Все хорошо, что хорошо кончается. Но если бы на моем месте оказался никому не известный, но столь же законопослушный российский гражданин? Думаю, не миновать бы ему как минимум бессонной ночи, проведенной в отделении милиции, многочасовых допросов, а скорее всего, и побоев «при задержании», крупного штрафа и лишения водительских прав, а то и суда по обвинению в нападении на сотрудников органов внутренних дел. И все лишь потому, что он стремился защитить свои законные права…
С тех пор прошло много лет, и, казалось, поведение сотрудников ГИБДД и обстановка в этом ведомстве в целом изменились к лучшему. Однако где-то в октябре 2011 года со мной произошел аналогичный случай. Дело было в Одинцовском районе Московской области, где сотрудники ГИБДД остановили меня после пересечения железнодорожного переезда и потребовали предъявить документы. Свое обращение ко мне сотрудник ГИБДД начал так: «Уважаемый, приветствую!»
В свою очередь, я попросил их представиться и объяснить, какой пункт Правил дорожного движения я нарушил. Почему-то они этого не сделали и продолжали грубить дальше. Мне не оставалось ничего другого, как позвонить одному из руководителей ГИБДД области и разъяснить ситуацию. Впоследствии этим сотрудникам ГИБДД было объявлено административное взыскание, на чем я, разумеется, никак не настаивал.
О проекте
О подписке
Другие проекты