Отзывы на книги автора «Мольер (Жан-Батист Поклен)»

Сегодня день рождения у величайшего комедиографа XVII века - Жана Батиста Поклена, более известного под своим театральным псевдонимом - Мольер. Я не мог пройти мимо такого знаменательного события, тем более что до сих пор к творчеству Мольера я обращался лишь однажды, одна из самых первых моих рецензий была посвящена пьесе "Скупой".

Сегодня я хочу вспомнить одну из самых искрометных комедий автора - "Мещанин во дворянстве". Она, наряду с "Тартюфом" считается одним из двух самых известных произведений у Мольера, и, возможно, самым смешным. Комедия на то и комедия, чтобы было смешно, но далеко не всегда даже в комических театральных постановках присутствует самая настоящая эксцентрика, а вот в пьесе Мольера её с избытком. Карикатурность представленных персонажей позволяет разыгрывать самую отъявленную буффонаду, рождающую изысканный фарс.

В пьесе есть несколько сцен, насыщенных тарабарским языком с элементами макаронизма. Пародируемым языком вытупает турецкий язык, и, кстати, неспроста. Дело в том, что сцена с "поддельными" турками была в каком-то смысле ключевой. В 1669 году в Париж приезало турецкое посольство, и надо сказать, что султанские послы вели себя столь надменно, что неприятно поразили французского короля Людовика Очередного, на самом деле, конечно, четырнадцатого, того самого, который подробно описан в романе Дюма "Виконт де Бражелон", и который - "Король-солнце". Так вот, Людовик так оскорбился, что заказал своему лучшему драматургу пьесу, в которой высмеивались бы турки.

Поэтому первый вариант пьесы назывался "Турецкая церемония", к постановке был привлечен композитор Люлли, написавший музыку к турецкому балету. Привычное название пьеса обрела после кардинальной переработки, в результате которой главный акцент был смещен на высмеивание буржуазии, стремящейся всеми правдами и неправдами просочиться в дворянство. Тема, эта, конечно же, довольна острая для сословного общества, потому что границы между сословиями в таких социумах охраняются особенно тщательно, и их преодоление требует неимоверных усилий. А кроме того, эти усилия могут выглядеть очень смешно, а если утрировать и сгустить краски, то можно получить концентрированную комедию, что и удалось Мольеру.

Турецкая тема отошла на второй план, а на первый вышло высмеивание буржуа, рвущихся в аристократию, да и самой аристократии достается; первые представлены - смешными и наивными, вспомните хотя бы пассаж с "говорением прозой", вторые - подлыми и жадными, пытающимися хитростью обирать тщеславных нуворишей. Повод к такой подаче представителей сословий у Мольера был, дело в том, что аристократия, привыкшая вести жизнь на широкую ногу, стремительно нищала, а вот нарастающее развитие капиталистических отношений приводило к тому, что среди буржуа появлялось все больше и больше по-настоящему богатых людей.

Такое положение дел приводило к тому, что богачи пытались купить "благородство", а благородные старались на этом как можно больше заработать, что в принципе и представлено предельно ярко и цинично в пьесе Мольера. И, кончно же, представлено смешно. Поэтому очень трудно определить, чего же в пьесе больше - сатиры, которая лежит в основе сюжета, или юмора, который выступает главным инструментом проведения основной идеи.

Если бы подобную пьесу написал русский автор, а у нас о купцах, они же буржуа, больше всех писал Александр Николаевич Островский, он бы назвал её, например, "Не в свои сани не садись". А, возможно, он бы вспомнил какую-нибудь другую русскую пословицу, потому что пьеса именно с таким названием у него есть, она, правда, несколько по-иному рассматривает тему взаимоотношений дворянства и купечества, но тоже в комическом ключе.

Продолжая знакомиться с наследием Мольера рад констатировать, что удалось откопать бриллиант — признаться, после неплохого, но не блистающего Тартюфа и откровенно проходного Дон Жуана я заметно приуныл.

Мизантроп, как это принято у Мольера, опять же с непростой судьбой — его опять пытались запретить, правда на этот раз неудачно, но за Мизантропа его все-таки достаточно сильно пинали. Люди с оскорбленными чувствами, вероятно, опять таки узнали себя — хотя здесь Мольер даже не пытался перетащить события из родной Франции в непонятные дали.

Сюжет достаточно прост — главный герой решает говорить всем правду, без обязательной лживой льстивости и политеса. Нельзя сказать, что это основная сюжетная линия — лично я тут насчитал целых 4 сюжетные линии (кстати, в маленькую пьесу влезло очень много сюжетных линий, а если считать еще те, которые просто упоминаются, то какой-нибудь писатель XIX века смог бы выкорячить пару томов), если не считать разнообразных ответвлений, но она без всякого сомнения является локомотивной для повествования. Но книга интересна не самим героем, в котором крайне сложно понять, кто же он, святой или сумасшедший (думаю, это не понял и сам автор), а в том, что это не «комедия действий» а «комедия личностей». Вероятно, самая удачная находка данной пьесы — сюжет развивается не за счет действий героев, а за счет изменения отношений между ними. И тут Мольер просто как рыба в воде — достаточно ограниченный круг «игроков» демонстрируют прекрасную динамику и разные сорта, как сейчас принято говорить, «химии». Это и выдает в Мольере подлинного мастера — как-только герои перестают у Мольера бесцельно бродить по сцене, изображая смену локации, а начинают работать на развитие своего общения с другими героями — повествование приобретает свежесть и очень хорошую динамику. Честно слово, один разговор Селимены и Арсинои я готов слушать в 10 раз дольше, чем десяток встреч Дон Жуана.

Сама пьеса является своеобразный «ремейком» (хотя сейчас это называют «софт-ребут») комедии античного автора Менандра «Брюзга». Что там было в оригинале, а что Мольер придумал сам — сказать сложно. Папирус с оригинальной комедией Менандра обнаружили только в 1950 году, Мольеру был известен разве что список действующих лиц и пересказы разной степени надуманности, так что я бы поостерегся называть это «копией», а скорее чем-то «по очень отдаленным мотивам». В любом случае, диалоги оригинала Мольер знать никак не мог, а значит это вполне себе свежее «смысловое вино» в мехах старой формы.

Ключевым недостатком произведения является сам Альцест, главный герой, ибо автор так и не понял, кого же создал — гения-пророка, а-ля Иисус Христос, бичующего пороки современного для него общества, или же Дон Кихота, выжившего из ума романтика, которому придумалось, что общество должно быть таким, какое ему кажется правильным, а не таким, какого оно есть. Собственно, поскольку драматургически фигуры Христа и Дон Кихота примерно одинаковы, для обычного человека разница небольшая — здесь важна позиция автора в оценке своего персонажа, ведь любой автор из своего героя может сделать как Христа, так и Дон Кихота — и вот этой яркой авторской оценки пьесе существенно недостаёт.

Надо сказать, что диалоги и монологи пьесы носят настолько большой комический заряд, что привлекают гигантское количество переводчиков — что-то перевести успел даже Дмитрий Быков для Гоголь-центра. Думаю, попытки не последние — вопросы «светского лицемерия» никуда не исчезают в консервативном обществе, а значит события, описанные Мольером, могут повторяться. Еще б какие-то акценты автор расставил — ладно бы отсутствие оценок было все-таки четкой позицией, но, похоже, автор сам не понял, насколько объёмных персонажей создал.

Неожиданный бриллиант у Мольера, читать можно смело.

Прекрасная пьеса, которая поднимает интересную и неоднозначную тему, так что вместе с героями занимательно порассуждать и о важности правды, и о том, какой вред отношениям с окружающими она может нанести, и о слепоте любви, и о снисходительности к людям и их недостаткам. Произведение написано в стихах, но столь живо и легко, что даже такой не любитель поэзии, как я, попал под обаяние слога автора и переводчика.

Быть правдивыми, и знать прямую честь,
И говорить лишь то, что в вашем сердце есть.

Филинт
Но если кто-нибудь нас встретит так сердечно,
Мы тем же заплатить должны ему, конечно.
Его радушию, по мере сил, в ответ
За ласку - ласку дать и за привет - привет!

Филинт
Вращаясь в обществе, мы данники приличий,
Которых требуют и нравы и обычай.

Альцест
Нет! Мы должны карать безжалостной рукой
Всю гнусность светской лжи и пустоты такой.
Должны мы быть людьми; пусть нашим отношеньям
Правдивость честная послужит украшеньем;
Пусть сердце говорит свободно, не боясь,
Под маской светскости трусливо не таясь.

Селимена
Как? Вы не видите, что дух противоречья
Способен вызвать в нем приливы красноречья?
Он должен выказать свой несдержимый жар;
Противоречие - его особый дар.
Ужасно для него общественное мненье,
И соглашаться с ним - прямое преступленье.
Он опозоренным себя навеки б счел,
Когда бы против всех отважно не пошел!
Честь спора для него так истинно желанна,
Что спорить сам с собой привык он постоянно:
С своими чувствами готов пуститься в бой,
Раз выскажет при нем их кто-нибудь другой.

Филинт
Но правда ведь и то, мой друг, ваш ум таков -
Всегда протестовать и спорить он готов,
И одинаково, по вашему признанью,
Вы возмущаетесь и похвалой и бранью!

Альцест
Да, люди, черт возьми, не правы никогда.
И к ним в моей душе всегда живет вражда.
Всегда одно из двух: достойные презренья,
Они иль низко льстят, иль судят без зазренья.

Альцест
Но я... я к ним не слеп, не равнодушен к ним,
Чем больше любим мы, тем менее мы льстим.
Нет, чистая любовь не знает всепрощенья,
И правду говорить готов я без смущенья.
Я б гнал без жалости вздыхателей долой,
Когда б они во прах склонялись предо мной
И лживой мягкостью - любезны, льстивы, сладки -
Мои же поощрять старались недостатки.

Селимена
Итак, по-вашему, когда мы влюблены,
Навек отречься мы от нежности должны
И полагать любви почетным назначеньем -
Бранить ее предмет с похвальным увлеченьем.

Элианта
С любовью истинной ваш взгляд несовместим,
И выбором всегда влюбленный горд своим.
Все лишним поводом бывает к восхваленью:
Любовь всегда склонна бывает к ослепленью,
Она любой порок за качество сочтет
И в добродетели его произведет.
Бледна - сравнится с ней жасмина только ветка;
Черна до ужаса - прелестная брюнетка;
Худа - так никого нет легче и стройней;
Толста - величие осанки видно в ней;
Мала, как карлица, - вот чудо неба вкратце;
Чрезмерно велика - богиней может зваться;
Неряха, женских чар и вкуса лишена -
Небрежной прелести красавица полна.
Будь хитрой - редкий ум. Будь дурой - ангел кроткий.
Будь нестерпимою болтливою трещоткой -
Дар красноречия. Молчи, как пень, всегда -
Стыдлива милая и девственно горда.
Так, если в любящем порывы чувств глубоки,
В любимом существе он любит и пороки.

Тот путь мне непригоден;
Поверьте, от оков я должен быть свободен.
Не создан я судьбой для жизни при дворе,
К дипломатической не склонен я игре, -
Я родился с душой мятежной, непокорной,
И мне не преуспеть средь челяди придворной.
Дар у меня один: я искренен и смел,
И никогда б людьми играть я не, сумел.
Кто прятать мысль свою и чувства не умеет,
Тот в этом обществе, поверьте, жить не смеет.
Да, от двора вдали, на трудовом пути
Чинов и титулов, конечно, не найти;
Зато, лишившися надежды возвышенья,
Не надо нам терпеть отказов, униженья,
Не надо никогда играть нам дураков,
Не надо восхвалять посредственных стишков,
Не надо выносить от милых дам капризов
И остроумие терпеть пустых маркизов!

Чем-то главный герой данной книги напоминает мне нашего Чацкого, такое же неприятие лицемерного общества, ощущение своей чуждости ему, разочарование в любви и желание бежать от людей. Хотя плод воображения Грибоедова остался в моей памяти более симпатичным человеком, чем «лишний человек» Мольера, все же не зря в названии упоминается мизантроп, именно таким предстает перед нами центральный персонаж Альцест.

И, право, иногда мне хочется скорей
В пустыню убежать от близости людей.

Филинт
О боже мой, к чему такое осужденье!
К людской природе вы имейте снисхожденье;
Не будем так строги мы к слабостям людским,
Им прегрешения иные извиним!

Я вижу множество, как вы, вещей и дел,
Которых видеть бы иными я хотел.
Но что бы ни было, не разражаюсь бранью
И волю не даю, как вы, негодованью.
Людей, как есть они, такими я беру;
Терплю безропотно их жалкую игру.
Иное ни к чему меня не привело бы.
И, право, мне покой мудрее вашей злобы

Альцест
За двадцать тысяч тех я право получу
Кричать, что на земле царит неправда злая,
И ненавидеть всех отныне не скрывая.

Филинт
Согласен я, что всюду ложь, разврат,
Что злоба и корысть везде кругом царят,
Что только хитрости ведут теперь к удаче,
Что люди бы должны быть созданы иначе.
Но все ж достаточно ль для нас таких идей,
Чтоб вычеркнуть себя из общества людей?
Быть может, служат нам людские недостатки,
Чтоб философии в нас развивать зачатки, -
Для добродетели занятья выше нет!
Когда бы честностью был одарен весь свет
И были все сердца чисты и благородны,
То добродетели вам стали б непригодны.
Все их величье в том, чтоб с пошлостью и злом
Могли встречаться мы с безоблачным челом;
И сердца чистого глубокие порывы...

Он не любит людей, но продолжает посещать раздражающее его общество, более того, объектом своей влюбленности выбирает даму, как никто другой впитавшую в себя все пороки высшего света, а на искреннюю, влюбленную в него девушку обращает внимание только ради мести, желания уязвить разочаровавшую его кокетку.

Пред милым существом ужель ваш гнев затих?
Вы их не видите или простили их?

Альцест
...я ею увлекаюсь.
И вижу слабости ее, о них скорблю,
Но все ж она сильней, и я ее люблю.
Огонь моей любви - в то верю я глубоко -
Очистит душу ей от накипи порока.

Элианта
Мне отомстить за вас? Но как?

Альцест
Сказав мне: _да!_
Приняв мою любовь и сердце безраздельно!
Вот чем изменнице я отомщу смертельно.
Я накажу ее: пусть мучится она,
Увидев, что душа другой любви полна,
Увидев нежность всю, заботу и почтенье,
Что я у ваших ног сложу в благоговенье.

Любопытно и то, что Альцест признает недостатки своего объекта страсти, но надеется ее перевоспитать, что опять же его не красит, хотя, возможно, это примета прошлой эпохи, которая выглядит неприглядно лишь сейчас. Но все же было забавно наблюдать за перепалкой этой парочки, собственническими замашками мужчины и колкими ответами Селимены, осознающей свою притягательность.

Селимена
Никто. Вы новую изобрели методу
Сердиться и кричать любви своей в угоду.
Упреки, ссоры, брань - вот пылкий ваш экстаз.
Подобную любовь я вижу в первый раз.

Селимена
Однако будет с вас!
Забавно, что вы вдруг такую взяли волю;
Я оскорблять себя вам больше не позволю.

Альцест
Но не волнуйтесь же, попробуйте сперва
Мне толком объяснить подобные слова.

Селимена
Нет, не исполню я подобную причуду:
Что б вы ни думали, я разъяснять не буду.

Альцест
Увы, моей любви нет меры, нет предела;
Чтоб ваша красота моею лишь была,
Я, право, иногда готов желать вам зла:
Чтоб никому кругом любви вы не внушали;
Чтоб жили в бедности, в унынии, в печали;
Чтоб, от рождения судьбой обделены,
Вы не были горды, богаты и знатны;
Чтоб я один, один лишь мог своею властью
Исправить дар небес и привести вас к счастью;
Чтоб с гордой радостью мог убедиться я,
Что все, что есть у вас, дала любовь моя!

Селимена
Однако вы добра мне пожелать сумели.
Храни меня господь, чтоб вы достигли цели!..

Не менее смешно было читать о настойчивости незадачливого поэта, который совсем нескромно навязывал всем свое творчество, ожидая привычных похвал, хотя на словах и уверял, что ему нужна откровенная критика. Но, услышав правду из уст мизантропа, был настолько взбешён, что поспешил подать на него в суд.

Альцест
Я в этом не судья, прошу меня избавить.

Оронт
Но, сударь, почему?

Альцест
Суждения мои
Все слишком искренни, что плохо для судьи.

Оронт
Напротив! Выслушать готов я вас покорно
И был бы огорчен, поверьте, непритворно,
Когда бы от меня вы скрыли хоть пустяк.
Я жажду истины!

Ну и отдельного упоминания стоит финал истории, ведь автор все же показал торжество справедливости, лицемерие и злословие были осуждены. Хотя тут писатель скорее напоминает читателям о том, что нельзя оставлять улики против себя и не стоит доверять бумаге, ведь гадости, которые говоришь об общих знакомых, могут дойти до объекта сплетен и тогда сложно будет сохранить хорошие отношения с тем, кого за глаза высмеивал.

Так что рекомендую данное произведение не только любителям пьес, но и все читателям, кого занимает тема правды и ее уместности в обществе.

Прекрасная пьеса, которая поднимает интересную и неоднозначную тему, так что вместе с героями занимательно порассуждать и о важности правды, и о том, какой вред отношениям с окружающими она может нанести, и о слепоте любви, и о снисходительности к людям и их недостаткам. Произведение написано в стихах, но столь живо и легко, что даже такой не любитель поэзии, как я, попал под обаяние слога автора и переводчика.

Быть правдивыми, и знать прямую честь,
И говорить лишь то, что в вашем сердце есть.

Филинт
Но если кто-нибудь нас встретит так сердечно,
Мы тем же заплатить должны ему, конечно.
Его радушию, по мере сил, в ответ
За ласку - ласку дать и за привет - привет!

Филинт
Вращаясь в обществе, мы данники приличий,
Которых требуют и нравы и обычай.

Альцест
Нет! Мы должны карать безжалостной рукой
Всю гнусность светской лжи и пустоты такой.
Должны мы быть людьми; пусть нашим отношеньям
Правдивость честная послужит украшеньем;
Пусть сердце говорит свободно, не боясь,
Под маской светскости трусливо не таясь.

Селимена
Как? Вы не видите, что дух противоречья
Способен вызвать в нем приливы красноречья?
Он должен выказать свой несдержимый жар;
Противоречие - его особый дар.
Ужасно для него общественное мненье,
И соглашаться с ним - прямое преступленье.
Он опозоренным себя навеки б счел,
Когда бы против всех отважно не пошел!
Честь спора для него так истинно желанна,
Что спорить сам с собой привык он постоянно:
С своими чувствами готов пуститься в бой,
Раз выскажет при нем их кто-нибудь другой.

Филинт
Но правда ведь и то, мой друг, ваш ум таков -
Всегда протестовать и спорить он готов,
И одинаково, по вашему признанью,
Вы возмущаетесь и похвалой и бранью!

Альцест
Да, люди, черт возьми, не правы никогда.
И к ним в моей душе всегда живет вражда.
Всегда одно из двух: достойные презренья,
Они иль низко льстят, иль судят без зазренья.

Альцест
Но я... я к ним не слеп, не равнодушен к ним,
Чем больше любим мы, тем менее мы льстим.
Нет, чистая любовь не знает всепрощенья,
И правду говорить готов я без смущенья.
Я б гнал без жалости вздыхателей долой,
Когда б они во прах склонялись предо мной
И лживой мягкостью - любезны, льстивы, сладки -
Мои же поощрять старались недостатки.

Селимена
Итак, по-вашему, когда мы влюблены,
Навек отречься мы от нежности должны
И полагать любви почетным назначеньем -
Бранить ее предмет с похвальным увлеченьем.

Элианта
С любовью истинной ваш взгляд несовместим,
И выбором всегда влюбленный горд своим.
Все лишним поводом бывает к восхваленью:
Любовь всегда склонна бывает к ослепленью,
Она любой порок за качество сочтет
И в добродетели его произведет.
Бледна - сравнится с ней жасмина только ветка;
Черна до ужаса - прелестная брюнетка;
Худа - так никого нет легче и стройней;
Толста - величие осанки видно в ней;
Мала, как карлица, - вот чудо неба вкратце;
Чрезмерно велика - богиней может зваться;
Неряха, женских чар и вкуса лишена -
Небрежной прелести красавица полна.
Будь хитрой - редкий ум. Будь дурой - ангел кроткий.
Будь нестерпимою болтливою трещоткой -
Дар красноречия. Молчи, как пень, всегда -
Стыдлива милая и девственно горда.
Так, если в любящем порывы чувств глубоки,
В любимом существе он любит и пороки.

Тот путь мне непригоден;
Поверьте, от оков я должен быть свободен.
Не создан я судьбой для жизни при дворе,
К дипломатической не склонен я игре, -
Я родился с душой мятежной, непокорной,
И мне не преуспеть средь челяди придворной.
Дар у меня один: я искренен и смел,
И никогда б людьми играть я не, сумел.
Кто прятать мысль свою и чувства не умеет,
Тот в этом обществе, поверьте, жить не смеет.
Да, от двора вдали, на трудовом пути
Чинов и титулов, конечно, не найти;
Зато, лишившися надежды возвышенья,
Не надо нам терпеть отказов, униженья,
Не надо никогда играть нам дураков,
Не надо восхвалять посредственных стишков,
Не надо выносить от милых дам капризов
И остроумие терпеть пустых маркизов!

Чем-то главный герой данной книги напоминает мне нашего Чацкого, такое же неприятие лицемерного общества, ощущение своей чуждости ему, разочарование в любви и желание бежать от людей. Хотя плод воображения Грибоедова остался в моей памяти более симпатичным человеком, чем «лишний человек» Мольера, все же не зря в названии упоминается мизантроп, именно таким предстает перед нами центральный персонаж Альцест.

И, право, иногда мне хочется скорей
В пустыню убежать от близости людей.

Филинт
О боже мой, к чему такое осужденье!
К людской природе вы имейте снисхожденье;
Не будем так строги мы к слабостям людским,
Им прегрешения иные извиним!

Я вижу множество, как вы, вещей и дел,
Которых видеть бы иными я хотел.
Но что бы ни было, не разражаюсь бранью
И волю не даю, как вы, негодованью.
Людей, как есть они, такими я беру;
Терплю безропотно их жалкую игру.
Иное ни к чему меня не привело бы.
И, право, мне покой мудрее вашей злобы

Альцест
За двадцать тысяч тех я право получу
Кричать, что на земле царит неправда злая,
И ненавидеть всех отныне не скрывая.

Филинт
Согласен я, что всюду ложь, разврат,
Что злоба и корысть везде кругом царят,
Что только хитрости ведут теперь к удаче,
Что люди бы должны быть созданы иначе.
Но все ж достаточно ль для нас таких идей,
Чтоб вычеркнуть себя из общества людей?
Быть может, служат нам людские недостатки,
Чтоб философии в нас развивать зачатки, -
Для добродетели занятья выше нет!
Когда бы честностью был одарен весь свет
И были все сердца чисты и благородны,
То добродетели вам стали б непригодны.
Все их величье в том, чтоб с пошлостью и злом
Могли встречаться мы с безоблачным челом;
И сердца чистого глубокие порывы...

Он не любит людей, но продолжает посещать раздражающее его общество, более того, объектом своей влюбленности выбирает даму, как никто другой впитавшую в себя все пороки высшего света, а на искреннюю, влюбленную в него девушку обращает внимание только ради мести, желания уязвить разочаровавшую его кокетку.

Пред милым существом ужель ваш гнев затих?
Вы их не видите или простили их?

Альцест
...я ею увлекаюсь.
И вижу слабости ее, о них скорблю,
Но все ж она сильней, и я ее люблю.
Огонь моей любви - в то верю я глубоко -
Очистит душу ей от накипи порока.

Элианта
Мне отомстить за вас? Но как?

Альцест
Сказав мне: _да!_
Приняв мою любовь и сердце безраздельно!
Вот чем изменнице я отомщу смертельно.
Я накажу ее: пусть мучится она,
Увидев, что душа другой любви полна,
Увидев нежность всю, заботу и почтенье,
Что я у ваших ног сложу в благоговенье.

Любопытно и то, что Альцест признает недостатки своего объекта страсти, но надеется ее перевоспитать, что опять же его не красит, хотя, возможно, это примета прошлой эпохи, которая выглядит неприглядно лишь сейчас. Но все же было забавно наблюдать за перепалкой этой парочки, собственническими замашками мужчины и колкими ответами Селимены, осознающей свою притягательность.

Селимена
Никто. Вы новую изобрели методу
Сердиться и кричать любви своей в угоду.
Упреки, ссоры, брань - вот пылкий ваш экстаз.
Подобную любовь я вижу в первый раз.

Селимена
Однако будет с вас!
Забавно, что вы вдруг такую взяли волю;
Я оскорблять себя вам больше не позволю.

Альцест
Но не волнуйтесь же, попробуйте сперва
Мне толком объяснить подобные слова.

Селимена
Нет, не исполню я подобную причуду:
Что б вы ни думали, я разъяснять не буду.

Альцест
Увы, моей любви нет меры, нет предела;
Чтоб ваша красота моею лишь была,
Я, право, иногда готов желать вам зла:
Чтоб никому кругом любви вы не внушали;
Чтоб жили в бедности, в унынии, в печали;
Чтоб, от рождения судьбой обделены,
Вы не были горды, богаты и знатны;
Чтоб я один, один лишь мог своею властью
Исправить дар небес и привести вас к счастью;
Чтоб с гордой радостью мог убедиться я,
Что все, что есть у вас, дала любовь моя!

Селимена
Однако вы добра мне пожелать сумели.
Храни меня господь, чтоб вы достигли цели!..

Не менее смешно было читать о настойчивости незадачливого поэта, который совсем нескромно навязывал всем свое творчество, ожидая привычных похвал, хотя на словах и уверял, что ему нужна откровенная критика. Но, услышав правду из уст мизантропа, был настолько взбешён, что поспешил подать на него в суд.

Альцест
Я в этом не судья, прошу меня избавить.

Оронт
Но, сударь, почему?

Альцест
Суждения мои
Все слишком искренни, что плохо для судьи.

Оронт
Напротив! Выслушать готов я вас покорно
И был бы огорчен, поверьте, непритворно,
Когда бы от меня вы скрыли хоть пустяк.
Я жажду истины!

Ну и отдельного упоминания стоит финал истории, ведь автор все же показал торжество справедливости, лицемерие и злословие были осуждены. Хотя тут писатель скорее напоминает читателям о том, что нельзя оставлять улики против себя и не стоит доверять бумаге, ведь гадости, которые говоришь об общих знакомых, могут дойти до объекта сплетен и тогда сложно будет сохранить хорошие отношения с тем, кого за глаза высмеивал.

Так что рекомендую данное произведение не только любителям пьес, но и все читателям, кого занимает тема правды и ее уместности в обществе.

В этой книге прекрасно все: слог, сюжет, юмор. Окунувшись в мир произведений Мольера понимаешь, что затронутая тематика очень актуальна и в нашем мире.
Что мы, женщины знаем о брачный отношениях, о правилах поведения с мужем? Да, пожалую, ничего, опыт можно получить или в самом браке, ну или по фильмам (сомнительный опыт). Здесь же перед нами очень удивительная картина, которую автор преподносит очень интересно: тут и интрига, и юмористическое изложение проблем.
В этом искрометном юморе видно мудрость, которую просто необходимо прочитать каждому человеку. Герои книг люди, которые устраивают свою судьбу, но все ли так легко и просто?
Эта книга рассуждение о браке, любви, взаимопонимании и немного хитрости, но главное не перехитрить себя, как и случилось с одним из героев.

Над правилами жен смеялась в голос, они очень актуальны и по сей день, и думаю, если бы к ним прислушивались, то многие браки стали крепче.
Казалось бы в художественной книге, а столько смысла, вот за это книга и относится к классике, ее можно перечитывать и сквозь века, и тема не устареет никогда.

В этой книге прекрасно все: слог, сюжет, юмор. Окунувшись в мир произведений Мольера понимаешь, что затронутая тематика очень актуальна и в нашем мире.
Что мы, женщины знаем о брачный отношениях, о правилах поведения с мужем? Да, пожалую, ничего, опыт можно получить или в самом браке, ну или по фильмам (сомнительный опыт). Здесь же перед нами очень удивительная картина, которую автор преподносит очень интересно: тут и интрига, и юмористическое изложение проблем.
В этом искрометном юморе видно мудрость, которую просто необходимо прочитать каждому человеку. Герои книг люди, которые устраивают свою судьбу, но все ли так легко и просто?
Эта книга рассуждение о браке, любви, взаимопонимании и немного хитрости, но главное не перехитрить себя, как и случилось с одним из героев.

Над правилами жен смеялась в голос, они очень актуальны и по сей день, и думаю, если бы к ним прислушивались, то многие браки стали крепче.
Казалось бы в художественной книге, а столько смысла, вот за это книга и относится к классике, ее можно перечитывать и сквозь века, и тема не устареет никогда.

В этой книге прекрасно все: слог, сюжет, юмор. Окунувшись в мир произведений Мольера понимаешь, что затронутая тематика очень актуальна и в нашем мире.
Что мы, женщины знаем о брачный отношениях, о правилах поведения с мужем? Да, пожалую, ничего, опыт можно получить или в самом браке, ну или по фильмам (сомнительный опыт). Здесь же перед нами очень удивительная картина, которую автор преподносит очень интересно: тут и интрига, и юмористическое изложение проблем.
В этом искрометном юморе видно мудрость, которую просто необходимо прочитать каждому человеку. Герои книг люди, которые устраивают свою судьбу, но все ли так легко и просто?
Эта книга рассуждение о браке, любви, взаимопонимании и немного хитрости, но главное не перехитрить себя, как и случилось с одним из героев.

Над правилами жен смеялась в голос, они очень актуальны и по сей день, и думаю, если бы к ним прислушивались, то многие браки стали крепче.
Казалось бы в художественной книге, а столько смысла, вот за это книга и относится к классике, ее можно перечитывать и сквозь века, и тема не устареет никогда.

Смеяться над глупостью? Это так просто, так легко. Но мне кажется, что нужно не смеяться, а понимать всю глупость людей и их ограниченность, воспринимая их серьезно. Мне кажется, что когда я смеюсь над глупостью других людей, сама кажусь глупой. Почему? Мне трудно ответить на этот вопрос. Но всё же, признаюсь, я почти никогда не смеюсь, когда читаю книги. Правда эта книга исключение, я смеялась.
Да, мне трудно в этом признаться, наперекор со всем, что написала выше. Я смеюсь, но понимаю, что будут смеяться надо мною. Потому что человек не может быть идеальным, мы все равно когда-нибудь будем казаться смешными. Я понимаю, что невозможно быть умным и знать всё. Я часто замечаю, что надо мною смеются больше не из-за того, что я глупа в некоторых областях этого мира, но смеются чаще, когда я хочу показаться умной и показать свой ум и развитость.

Эта книга просто шедевр для того, чтобы понять, что все мы настолько глупы, насколько умны. И также мы настолько умны, насколько глупы. Я не хочу обидеть кого-то, но как бы вы не развивались, у вас не хватит времени и жизни, чтобы быть знающим во всем.

Когда меня спрашивают, про то, что я знаю, я чувствую себя в своей шкуре. Да, безусловно, я понимаю, что я так мало знаю. Ведь чем больше я познаю, тем более я понимаю, что ничего не знаю. Хочу дать вам один совет. Прежде чем хвастаться своим умом, попробуйте посмотреть на себя со стороны, ведь как бы вы красноречивы не были, и как глубоко не знали что-то, вас могут поставить в тупик вопросом. Вопросом? Спросите вы. Да, вопросом. И знаете, каким вопросом? Вопросом не по теме. Не по той теме, которую вы изучили на 100 процентов.

Например, вы математик или философ, и так четко разбираетесь в этих областях. А вам задают вопрос, почему сюрреализм и абстракционизм, совершенно разные виды искусства? И что вам на это отвечать. Вы будете рассказывать философски или теоремами из математики, чтобы объяснить то, о чем вы вообще не разбираетесь.

Именно поэтому прежде чем смеяться над глупыми людьми, и казаться абсолютно сверх развитыми личностями, нужно, прежде всего, понимать, что мы сами несовершенны и не можем охватить своим умом все знания мира.

Книга мне очень понравилась. Я, безусловно восхищена этим писателем, который смог мне дать понять, что я написала выше.

Никто не запрещает смеяться. Просто смейтесь по доброму и от души, с пониманием, что мы все имеем право быть немного глупыми. И за это нас никто не осудит.

В детстве при очередном перерывании шкафа с книгами я наткнулась на ничем примечательную книгу, которая привлекла меня лишь необычным именем на обложке — Мольер. Открыла и пропала. Я не знаю, чем именно его пьесы привлекли меня в том возрасте, но факт остается фактом, несчастный томик зачитан до просто неприличного состояния. Вот сейчас достала перечитать и поняла, что нужно поискать в книжных новый, этот уже страшно в руки брать, того и гляди развалится, несмотря на весь тот скотч, который я налепила когда-то в попытках спасти любимую книгу.

Так вот перечитала и с радостью поняла, что автор мне импонирует и по сей день. Коротко, емко, остроумно и очень даже актуально, несмотря на то, что за прошедшие триста с гаком лет медицина все же серьезно развилась. Но разве изменил этот факт наличие шарлатанов? Я уж молчу про всяческих народных целителей и врачей с телека (одна Малышева чего стоит!). Да и мелькающие год за годом шутки про то, что за ваши деньги у вас найдут какие-угодно болезни, а потом будут долго и дорого их лечить, а бедным болеть не на что, о многом говорят. А цены на лекарства? А придурошная реклама (то как-как, то хоп-хоп, то гогочущий муж, меня от них уже трясет, это ж капец полнейший!), сразу дающая тройную накрутку? В общем медицина как наука и медицина как помощь больным это две очень разные вещи и вот последняя вообще не изменилась. Так что и по сей день среди нас мнимые больные со своими БАДами, чудо-лекарствами от всего, купленными по небывалой скидке в интернете, заграничными таблетками, гомеопатией и прочая и прочая. Люди, увы и ах, не меняются.

А Мольер - умничка, прекрасно показал самодура, помешанного на мнимых болезнях, не замечающего что творится у него под носом и готового действительно любящих его людей принести в жертву своим капризам. Но при этом льстецы, льющие в уши сладкий яд, всегда найдут в его лице безотказного спонсора. По жанру это комедия, а значит в конце все будет хорошо, но вот как-то в итоге все совсем не весело...

Дальше...

Когда я взял в руки вполне себе классическую комедию аж XVII в. я не ожидал, что погружусь в такие дебри, в сравнении с которыми обман Тартюфа и старательно высосанный из пальца саспенс покажется мне детским лепетом — я прочитал предисловия, написанные Мольером, и его обращения в т.ч. к «Его Святешейству», т.е. монарху, чтоб тот защитил его пьесу от цензуру, которую смогли протащить разного рода «Лиги небезопасного интернета» и прочие протоиереи Андреи Неткачевы того периода, и это покруче самой комедии. Да, история про Тартюфа была заклеймена как оскорбляющая чувства верующих! Воистину, ничего в этой жизни нет нового, все повторяется как фарс, даже если это и было фарсом изначально.

Чтоб понять, откуда взялось такое количество «обиженных», надо немного вдаться в суть повествования — о чем же оно? Тартюф, некий обманщик, прикидывающийся святошей, втерся в доверие к простоватому хозяину семейства Оргону, а потом и к его престарелой матушке. Собственно, что Тартюф прощелыга и обманщик, понятно даже не самым сообразительным членам семейства Оргона (по старой комической традиции служанка умнее всего семейства вместе взятых), но сам батя упорно не хочет это признавать — ведь Тартюф очень «набожный», «скромный», «бессеребренник», «отдал все деньги бедным» и вообще, фактически «святой». Титаническими усилиями удается убедить Оргона, что Тартюф не тот, за кого себя выдает (разумеется, когда Тартюф решил пристроить свой половой орган в жену господина Оргона), но, когда Оргон выгоняет Тартюфа, оказывается, что туповатый папаня уже переоформил всё имущество на своего «святого» (хоть дочку не успел переоформить, и на том спасибо), и теперь бывшая собака будет покусывать уже своего хозяина. Могло закончиться драмой, но по воле автора закончится комедией — автор ловко лизнул «августейшую особу», которая в своей мудрости видит прощелыг за километр, и мгновенно понимает, кто злодей, а кто нет — но понятное дело, что в жизни бы всё закончилось иначе, отчего становится еще смешнее. Слава Королю!

Разумеется, при любом монархе (да и значимом вельможе) обязательно образуется мощная смычка прощелыг, вертящих и своим «благодетелем», и его женой и дочкой в самых немыслимых позах — бесконечные прихлебатели есть вообще константа нашего бурного мира. И конечно, многочисленные прихлебатели посчитали, что это укол лично в их адрес, и Мольеру не простили такой обиды — пьесу нужно было «запрещать». Запрещали, как водится, не потому, что обиделись, а потому, что комедия оскорбляет религиозные чувства. Следите за руками:

1. Тартюф подчеркнуто набожен на словах, и выводя «якобы верующего» героя злодеем, автор оскорбляет всю веру! Видимо, автор намекает, что «верить напоказ» и защищать «чистоту веры» могут только прощелыги, пройдохи и прочие подонки и моральные уроды!

2. Даже внешне повадки Тартюфа очень напоминают священнослужителя (в комедии это не педалируется вплоть до пятого действия, где уже прямо говорится, что Тартюф выбрал себе «священный путь», намекая на некий духовный сан), плюс на всех иллюстрациях Тартюф одет во что-то подозрительно напоминающее сутану.

Цензурный приговор не заставляет себя долго ждать — если священнослужитель обвиняется в растлении несовершеннолетних это исключительно поклеп на святую веру, и любого, кто смеет утверждать, что священнослужитель какой-то не такой, необходимо немедленно наказать, дабы он не оскорблял Бога, Кришну, Аллаха, Будду, Гаруду (подставить нужное). Годы идут, а методика защиты «чувств верующих» не меняется — впрочем, вы действительно серьезно ожидали что-то нового?

Получив серию ударов «справа», не с позиции «плохая сатира», а с позиции «оскорбление чувств верующих», Мольер разразился письмами — аргументы были и у него: Король комедию запретил, однако лично высказался, что она ему понравилась, а делает он это исключительно под давлением «неравнодушной общественности» в роли условных Екатерин Мензуркиных и Андреев Неткачевых того времени. Мольер начинает бомбардировать монарха письмами, в результате чего из последнего мы узнаем, что Король отменил своё решение, и комедия снова на сцене — нравственность попрана, святая вера оболгана, зло торжествует, явный моральный разложенец Мольер продолжает своими грязными сапогами топтать общественную нравственность и святую веру. Аве Сатана.

Признаюсь, не прочти я подноготную данной пьесы, не получил бы и половину удовольствия — ведь я читал её не как обычный слушатель, а как в некоторым смысле тоже жертва указанных выше товарищей Мензуркиных и Неткачевых из комитета по защите социалистической нравственности. Найти там какой-то разврат (даже по русским манерам, не то, что по французским) может разве что человек, у которого «куколд-видео» находятся в закладках, и который любой сюжет преломляет именно на порнографическую составляющую: «Поп-расстрига имеет маму и дочку на глазах мужа и отца, смотреть без регистрации и смс».

С точки зрения религии, правда, здесь все не так бесспорно — у Мольера главная проблема в отсутствии реально верующих персонажей. Так уж получилось, что действительно, относительно верующие вроде Оргона или его маразматически-матушки Пернель непроходимые идиоты; пламенный трибун на тему веры Тартюф откровенная мразь и подонок; а вся семья Оргона в лучшем случае мягкие светские атеисты, которых тема религии не волнует вообще. В результате палитра «верующих» становится вполне себе однозначная — «волки»-псевдо-верующие в виде жуликов, обманщиков и моральных разложенцев ведут жирных реально верующих овечек на растерзание, и вмешаться может только «Бог из машины»-монарх, чего в реальной жизни никогда не произойдет. Для полноценного запрета здесь конечно тяжеловато что-то найти, но вне всякого сомнения, типажи эти угадываются максимально чётко как сейчас, так и в то время.

Произведение хорошее; перечитывать его без знания исторической подноготной я не советую, ибо потеряете большую часть; образы узнаваемые; гротеск пусть с перебором (учтем век и жанр), но все-таки без чрезмерности — Тартюф выдержал проверку времени, актуален сейчас, и будет актуален всегда. Единственное что — в то время Мольер победил в битве с Лигой Небезопасного Интернета. Победил ли бы сейчас?