Она должна придумать что-то другое, решает подождать, пока дверь снова откроется. Возможно, ей удастся проскользнуть.

В течение нескольких минут заходит и выходит только персонал. Лина делает вид, что занята смарткейсом, старается быть незаметной. В какой-то момент выходят двое мужчин, с виду не похожие на сотрудников больницы. Лина проскакивает мимо них в открытую дверь, и они даже не пытаются ее остановить.

Она сразу же находит его бокс, перед ним стоит Эзлем. Она разговаривает с женщиной, которую Лина видит со спины. У нее короткие светлые волосы, она постоянно кивает, закрывает руками лицо, как человек, который старается не заплакать. Эзлем видит Лину и впадает в замешательство, но быстро приходит в себя и продолжает вести разговор.

Лина смотрит в бокс через стекло. Яссина невозможно узнать. Он подключен к аппаратам, голова забинтована, лица не видно за кислородной маской. Она различает, как его грудь словно механически вздымается и опадает под одеялом. Это не Яссин, проносится в ее голове. Яссин не здесь, не в этом боксе, не в этом теле.

Она слышит, как Эзлем покашливает, и оборачивается. Женщина тоже оборачивается, видит Лину, застывает.

– Я сейчас приду, – говорит Эзлем Лине громко и напряженно, совсем не так, как обычно. – Может, подождешь меня снаружи?

Лина не понимает, как реагировать, но потом кивает и идет обратно к двери, которая отделяет реанимацию от всего остального мира. В этот момент женщина стремительно бросается к ней, хватает за руку и тянет назад. Лина чуть не падает от рывка, отбрасывающего ее. Женщина хватает ее за горло и кричит ей в лицо: «Что ты сделала с моим мужем, грязная шлюха, кусок дерьма?». У Лины кружится голова, она пытается освободиться, но чем больше она сопротивляется, тем сильнее та сжимает горло. Эзлем пытается разнять их, получает удар в нос, сразу начинает течь кровь. Лина задыхается, стонет, в следующий момент чувствует удар коленом в живот. Она валится с ног, опрокидывается вперед, опирается на руки и блюет на пол. Все вокруг снова погружается во мрак.

– Кровотечение есть? – слышит Лина мужской голос.

– Что с ребенком? – говорит другой мужчина.

Пронзительные крики женщины, которая на нее набросилась. Жены Яссина.

– Какой еще ребенок? – По голосу похоже на Эзлем, но в ушах у Лины шумит. Все равно, как она ни пытается, она не может сфокусировать взгляд, все расплывается. Лина закрывает глаза, концентрируется на шуме, хочет, чтобы он перекрыл вопли женщины. Очевидно, она лежит на носилках, ее уносят. Ругань стихает. Бормотание и шаги. Другие помещения, лифт. Она слышит только дыхание людей вокруг, они молчат. Снова коридор, шаги, бормотание. Она понимает, что лежит в кровати, открывает глаза, похоже, она в своей палате. Рядом с ней двое мужчин.

– Мы делаем УЗИ подчревной области, – поясняет один из них. Лина закрывает глаза, дышит ровно, слушает удары сердца. Она ощущает холодный прибор на голом животе. Проходят минуты, но никто не произносит ни слова. Лина с удивлением замечает, что испытывает страх за то, что растет в ней, волнуется, как бы чего не случилось. Рот перекошен, живот, руки, ноги сводит судорога. Она заставляет себя расслабиться.

– Все в порядке, – говорит один. – Мы возьмем кровь и подождем еще немного. Если в течение нескольких часов кровотечения и боли не будет, опасности нет.

Лина кивает, не открывая глаз, протягивает руку, чтобы у нее взяли кровь из пальца.

– Или вы не хотите сохранять?

– Я прямо сейчас должна решать? – ее голос звучит раздражительнее, чем ей хотелось бы.

– Нет, но здесь отметка, что вы собирались посетить гинеколога, чтобы обсудить прерывание беременности.

– Сейчас я буду спать, – говорит она, ждет, пока шаги мужчин стихнут, пока закроется дверь.

Она не хочет ребенка. И никогда не хотела. Беременность для нее опасна, роды могут убить ее.

Она никогда не задавалась вопросом, существует ли опасность для ребенка. Медицинское обслуживание во всех сферах развито так высоко, что она об этом даже не задумывалась. Детская смертность находится в пределах тысячной доли. С тех пор как меньше двадцати лет назад совершили прорыв в исследовании антибиотиков, направленных против мультирезистентных микроорганизмов, дела уверенно пошли в гору. С массовой смертностью в Европе было покончено. Разработали эффективные лекарства против рака. Процент отторжений при трансплантациях значительно снизился. Операции, которые перенесла Лина, были бы невозможны без прогресса в этом направлении.

И теперь она должна своей устроенной, не единожды спасенной жизнью рисковать ради ребенка, которого никогда не хотела? Она не может требовать, чтобы Яссин из-за нее отказался от прежней жизни, опасность того, что она умрет при родах, слишком высока. А если нет, что ей делать с ребенком? Ее родители были бы, пожалуй, рады и воспитали бы его. Или сестра, у нее уже трое. Компромисс всегда найдется. Вот только зачем ей этот ребенок?

Однако если Яссин умрет и ребенок будет единственным, что останется от него в этом мире, она должна сохранить его.

Яссин

Впервые она заговорила с ним на демонстрации против национализации массмедиа. Студент факультета политической истории Яссин Шиллер был, как выяснилось, одним из организаторов. В следующем семестре она собиралась записаться на курс компьютерной лингвистики и отказаться от городского планирования, но его интересовало именно проектирование городов. «Ты ведь можешь повлиять на будущее – почему ты хочешь бросить?»

Фактически она пришла на демонстрацию только из-за него. Ее подруга Симона непременно хотела попасть туда, посмотреть на манифестацию и заключительные публичные дискуссии. Лина не имела ни малейшего желания идти, но потом узнала, что там будет Яссин. Симона увлеклась дебатами с другими участниками демонстрации, а Лина как бы невзначай постаралась оказаться рядом с ним.

Она получила то, что хотела: ночь они провели вместе, следующие дни и ночи тоже. Она не собиралась всерьез влюбляться. Обычно она сохраняла дистанцию, держала все в некоторой неопределенности, но в этот раз не ощущала потребности оставить больше времени для себя, наоборот. И так как он отвечал взаимностью, она больше ни минуты не сомневалась.

Это была его идея поручить Лине выступать со злободневными репортажами на станции университетского радиовещания. Он был убежден, что ее сильная сторона – умение вывести людей на разговор и установить взаимосвязи. Университетское радио было вовсе не юношеским каналом для развлечения ожидающих вечеринки студентов, а довольно влиятельным в политическом отношении инструментом студенческого комитета вуза с шестизначной дальностью связи в сети и релевантностью для других каналов. В конце концов, Франкфуртский университет был самым большим в Европе. В то время Яссин уже подружился с Эзлем, и они как раз намеревались основать «Галлус».

– Мы должны сделать это сейчас. Кто знает, как скоро независимая журналистика окажется вне закона, – говорила Эзлем.

По мнению Лины, общественно-правовые учреждения так давно были запуганы правительством, что преобразование их в каналы государственного вещания было не более чем формальностью. Что может изменить агентство, которое предъявляет факты? Интерес к фактам умер. Но она ввязалась в это. Потому что Яссин верил в нее. Впервые в жизни у нее было впечатление, что она занимается тем, что ей по душе.

Ради Яссина она говорила с руководителями предприятий и больниц, строителями и тюремными врачами, в зависимости от того, что они расследовали. Она добывала факты и данные, вела тайную фото- и видеосъемку, а Яссин, опираясь на этот материал, готовил публикации, которые со временем вызывали все больший резонанс. Агентство «Галлус» приобрело определенный вес на журналистской арене и получило достаточно спонсорской поддержки в стране и за рубежом, чтобы постоянно расти и расширять свои возможности. Лине пришлось признать, что ее первоначальная точка зрения, очевидно, была слишком пессимистичной: все-таки можно достучаться до людей и чего-то достичь.

А потом она получила известие, что больна.

Сначала она не знала, как сказать ему. Яссин любил ее, и она его любила. У них не было определенных планов, но Лина знала, чего он хочет: целиком и полностью отдаться работе, чтобы хоть что-то изменить, надежное партнерство, детей.

Еще несколько часов назад Лина думала, что она и есть его настоящий партнер. Она знала, что, если потребуется, он все бросит, только бы она была рядом. В этом она ни секунду не сомневалась. Но мысль, что из-за нее он откажется от устремлений, была ей невыносима.

Лина знала, что есть только одно достойное решение: позволить ему идти своим путем.

Они сидели в Ребштокпарке. Хотя жилье в том квартале получали главным образом молодые семьи и пенсионеры, благодаря хорошим связям его матери с местными политиками, у него была квартира поблизости. Они смотрели на пруд с лебедями и утками, огромная стая зеленых попугаев перелетала с криками на другой берег, и Лина сказала, что это конец. Дай мне время, мне надо о себе позаботиться, нет, ты все делал правильно, мне нужно больше личного пространства. Она не сказала ничего, с чем можно было бы смириться, но она не смогла сказать ему правду. Она оставила его дрожащим, со слезами на глазах, села в трамвай и уехала домой. На протяжении нескольких недель он пытался поговорить с ней. И до сих пор она не может понять, почему однажды он сдался.