Читать книгу «Метаморфоза. Декалогия Гравитация жизни» онлайн полностью📖 — Жанны Швыдкой — MyBook.

Артур учился на третьем курсе режиссёрского факультета Киевского института культуры и жил в общежитии недалеко от моей работы. Всю дорогу он рассказывал о кино, о том, как каскадёры выполняют опасные трюки, – я смеялась, что-то говорила в ответ и даже не заметила, как мы оказались у калитки моего дома. На прощанье договорились встретиться на следующий день на остановке возле ЛККЗ.

Предчувствие чего-то огромного и долгожданного захлестнуло меня. Всё ещё никем не целованная девушка, я без оглядки отдалась новому для меня чувству, с детской непосредственностью доверившись первому молодому человеку в своей жизни. От одной мыли об Артуре мои щёки вспыхивали кленовым жаром, по телу проносилась горячая волна, а в сердце разгорался огонь. По вечерам Артур ждал меня на остановке, и, взявшись за руки, мы убегали гулять. Бродили по старинным улочкам, шуршали листьями в парках и, укрывшись последним теплом осени, часами сидели на скамейке, вдыхая терпкий аромат бархатцев и нашей любви.

В конце октября пошли дожди, и мне срочно понадобились сапоги. В тот вечер с Артуром мы не встречались, и, получив накануне зарплату, я решила пройтись по магазинам. Я искала красные высокие сапоги, красные перчатки и красную сумку, которые должны были дополнить моё модное новое пальто тёмно-фиалкового цвета с вытачками на рукавах, эффектно продолжавшими линию плеча. Свои сапоги я увидела сразу. Они стояли на центральной витрине и выгодно выделялись на фоне тусклой бесформенной обуви. Примерив, я подошла к зеркалу и, довольная собой, грациозно выставила ножку. Неожиданно знакомый голос сказал: «Тебе очень идёт». Оглянувшись, я увидела широкую улыбку Артура, напоминавшую улыбку Чеширского кота[5] – с такой же способностью исчезать и вот так внезапно появляться. Обрадовавшись случайной встрече, он тут же предложил прогуляться, а большую коробку с сапогами занести к нему в общежитие, которое было намного ближе, чем мой дом. Я так сильно проголодалась, что ни о какой прогулке думать не могла, но Артур сказал, что ужин берёт на себя. Он постоянно хвастался кулинарными умениями, давно обещал угостить своим коронным блюдом, а тут такой повод – новые сапоги!

На общей студенческой кухне обе газовые плиты были зажарены до черноты, кипел забытый кем-то чайник, а запах пельменей разносился по всему коридору. Каждое движение Артура было точным и быстрым, и я с удовольствием наблюдала, как любимый парень нарезает ветчину и готовит салат. Стоять у плиты я возненавидела с тех самых пор, как в школе занялась своей фигурой, объяснив себе, что кухня – главный враг женщины. Пока Артур хлопотал с ужином, я вернулась в его комнату, расставила тарелки на журнальном столике и осмотрелась. Две параллельные кровати вдоль стен, шкаф с большим зеркалом, телевизор на тумбочке и даже холодильник в прихожей за дверью – всё это вовсе не походило на аскетическое жилище вечно голодных студентов. Чисто, уютно, а на фоне тусклого коридора с облезшей краской на стенах – и вовсе роскошно. Как рассказал Артур, комнату для него обустроил отец, который был директором какого-то предприятия на Западной Украине. Когда мы только зашли, на второй кровати спал сосед, но, увидев Артура с девушкой, без лишних вопросов удалился, словно между парнями существовал какой-то негласный код договорённостей. Этой детали я тогда внимания не придала, тем более что в общежитии находилась первый раз и хотела как можно больше узнать о студенческой жизни. Через двадцать минут комната наполнилась ароматом макарон с обжаренными овощами, и мой голодный живот требовательно заурчал.

После горячего ужина и сверкающего в хрустальных бокалах шампанского, которым «обмыли» сапоги, меня сморил сон, и, свернувшись калачиком на кровати, я задремала. Алкоголь действовал на мой организм как снотворное, и в этом моя реакция совпадала с маминой, которая даже после глотка вина или обычной домашней настойки вскоре засыпала. Открыв глаза, я решила, что уже утро. Испугавшись за тётю Женю с её больным сердцем и давлением, я обеспокоенно спросила «Который час?» Присев рядом на кровать, мягким голосом Артур прошелестел: «Девять». Он медленно погладил мои волосы, шею и плечи, а я, всё ещё пребывая в полудрёме, таяла в его нежных руках. Прикосновение к груди откликнулось напряжением, вызвав страх и любопытство одновременно. Раньше мы иногда разговаривали на интимные темы, и о том, что у меня ещё не было парня, Артур знал, поэтому старался быть деликатным. В этих вопросах он оказался гораздо опытнее меня – уже встречался с другими девушками, но о своих личных контактах никогда напрямую не говорил. «Не бойся, я обо всём позабочусь», – прошептал он.

Когда мы оделись, Артур был сильно раздражён. Я пыталась понять, в чём дело, что я сделала не так, но он молчал. Обняв его, я хотела поцеловать, но он неожиданно отстранился и резко сказал: «Ты меня обманула». Его слова хлестнули сердце, словно бритва. Не понимая, в чём именно состоял обман и почему у него так резко изменилось отношение ко мне, я схватила пальто, сумочку и, рыдая, выбежала в коридор. Тысячи, тысячи мыслей проносились в моей голове, словно лампочки, включая и выключая вопросы, ответов на которые у меня не было: «Почему? За что? Как же так? Что мне теперь делать? Что со мной будет?», но единственное, что стало очевидным, – так это то, что мной воспользовались, а потом бросили, сделав ещё в чём-то виноватой.

По пути на остановку Артур меня догнал и, не говоря ни слова, пошёл рядом. Моё сердце разрывалось. Я любила его, любила так сильно и так искренне, что отдала себя, и не понимала, действительно не понимала, почему он на меня обижен. На эскалаторе в метро, не выдержав «молчанки», я пристально посмотрела ему в глаза и ещё раз спросила: «Что случилось?» Он не ответил. Пауза затянулась. Его грудь вздымалась, словно он собирался с духом что-то мне сказать.

– Ты меня обманула. Ты сказала, что я у тебя первый, что ты ни с кем ещё не спала, что ты девушка, – выдохнул он.

– Но это правда! – мгновенно выпалила я, и поток возмущения жаром ударил по щекам. – Я ни с кем до тебя не спала. Ты первый! – отчётливо произнесла я, не обращая внимания на оглянувшихся с нижней ступеньки людей. – Ты же видишь, я ничего об этом не знаю! Я даже целоваться не умею!

– Но почему не было признаков невинности? – спросил Артур.

– Не знаю, – тихо ответила я. – Наверное, что-то со мной не так. Может, мне сходить к врачу? – спросила я, робко посмотрев ему в глаза.

– Это уже не поможет, – раздражённо ответил он.

Я пыталась ухватиться за любую соломинку, найти любой аргумент, но ни слов, ни доказательств у меня больше не было. Отчаяние обжигало разум. «Поверь мне», – произнесла я сдавленным голосом и тихонько заплакала. Приближавшийся к платформе поезд заставил встрепенуться, и, прикрывшись нарастающим грохотом, я вдруг выпалила: «Если ты мне не веришь – не провожай меня. Нам незачем больше встречаться». Не понимая, как всё произошло, я заскочила в полупустой вагон и, не оглядываясь, направилась в дальний угол. Если бы вагоны между собой сообщались, я бы убежала в самый конец, спряталась бы от Артура, себя и своего позора, но бежать было некуда.

Оставшуюся часть пути мы ехали молча. Раз за разом я мысленно возвращалась к событиям сегодняшнего вечера, пытаясь понять, что со мной не так, чем я отличаюсь от других девушек и почему вынуждена оправдываться за то, чего не совершала, но в чём меня обвиняют. «Обвиняют» – это слово щёлкнуло внутри меня, искрой ворвавшись в моё сознание. Сквозь мутные слои памяти проступали расплывчатые картинки из моего далёкого детства – того самого дня, когда что-то нехорошее произошло с шестилетней девочкой в кустах за магазином в Костянце. Пшеничные колоски тоненьких косичек с атласными лентами, фиолетовые колокольчики на платье, игрушечная коляска с куклами и чёрная бабочка с яркими синими кругами на крыльях. Я бегу за бабочкой всё дальше и дальше, прямо к магазину «КООПТОРГ», где мама покупала мне сладкую подтаявшую халву. Из магазина выходят соседские мальчишки, среди них «мой мальчик» Коля. Я его зову, он не слышит, забыв о бабочке, я уже бегу за ним. «Жених и невеста!» – увидев меня, кричат мальчишки. Кусты шевелятся. Коли нет. Губа с молодым пушком прямо возле моего лица… Какой-то мужчина принёс меня маме. Я плачу, что испачкала платье и меня теперь отругают… Последствия, точнее – реакция взрослых испугали сильнее, чем то, что произошло. Все меня в чём-то обвиняли. Клеймо прожгло нежное детское сердце, породив боль и сформировав глубокий комплекс неполноценности. Стремясь упредить эту боль, я заранее надевала на себя вину, а чтобы сгладить её, начинала оправдываться. Я оправдывалась везде и за всё, даже за поступки, которые не совершала. Пытаясь укрыться от этой боли, я загнала её в дальний пласт своей памяти, но от себя спрятаться невозможно. Однажды, набравшись смелости, я спросила об этом у мамы, но она сделала вид, что не знает, о чём я говорю. Ответ на мучивший меня вопрос я так никогда и не узнала. Тогда я была не в состоянии понять, что её чувство вины горше моего. За эти годы она сжилась с этим чувством, приспособилась к нему и вскрывать старую рану не хотела. Возможно, она боялась моих упрёков, а может, боялась себя. Четырнадцать лет спустя эта боль вновь меня настигла, безжалостно пронзив жалом любовь на платформе метро под грохот приближающегося поезда.

Возле калитки Артур молча поцеловал меня в щёчку и, подняв воротник куртки, быстро зашагал обратно. О своих догадках я, конечно, ему ничего не сказала, да и говорить что-либо было слишком поздно. Холодный осенний дождь забивал косой стеной, а я стояла на крыльце, боясь зайти в дом. Ещё утром я уходила девушкой, а вернулась женщиной. Услышав лай Барсика, тётя Женя вышла на улицу. Увидев меня, вымокшую и всхлипывающую, сразу заподозрила неладное. «Что случилось?» – встревоженно спросила она.

Я пыталась скрыть свои чувства, но, похоже, это не получалось. Тысячи оправданий вихрем носились в голове, и вдруг я вспомнила о сапогах. Уцепившись за эту спасительную мысль, я быстро ответила: «Я сегодня купила дорогие сапоги и оставила их в комнате у Артура, чтобы коробка не мешала нам гулять по городу. Вечером мы поссорились и расстались, и теперь я осталась и без сапог, и без Артура», – сказала я и, не сдержав рыданий, побежала в свою комнату. Понимая, что осталась не только без сапог, я весь вечер не осмеливалась поднять глаза, да и вряд ли тётя Женя поверила в мою историю с сапогами: уж очень необычно я себя вела после первой близости и первого расставания.

От одной лишь мысли о том, что мы с Артуром больше не увидимся, в груди всё сжималось, сердце замирало, и я переставала дышать. За эти полтора месяца я настолько к нему привязалась, что не могла и представить, как без него жить. Впервые я влюбилась – влюбилась по-настоящему. Я столько лет этого ждала, так просила судьбу, так мечтала встретить своего парня, того единственного, ради которого пришла в этот мир, ради которого жила все эти годы! Целиком, без остатка я отдалась этому новому чувству, и оно жгучей болью окатило моё сердце. «Неужели все фильмы и книги, неужели всё это о боли?» – терзала я себя, не находя ответа.

Весь следующий день шёл дождь. Я задержалась на работе и, голодная, торопилась домой. Резкий порыв ветра вывернул мой зонт, вылив воду на голову. Я принялась отряхиваться, и вдруг увидела знакомый силуэт с большой коробкой. Подбежав, Артур собрал непослушный зонт и, чуть улыбнувшись, вытер каплю на моем носу. Я тоже улыбнулась. Посмотрев в глаза, он неожиданно поцеловал мою руку и мучительно знакомо прошелестел «Прости». Не дав опомниться, привлёк меня к себе и чувственно поцеловал в губы.

В тот вечер на ужин у нас были рыба с картофелем и фруктовый салат, а на десерт Артур подарил мне прекрасный урок любви. Теперь мы виделись три-четыре раза в неделю, и каждая такая встреча открывала для меня что-то новое. После работы Артур привычно ждал меня на остановке, и мы сразу направлялись к нему в общежитие. Чтобы не терять времени, мы практически перестали гулять по городу, а его комната превратилась в наше тайное место встреч. Однажды Артур признался, что врач рекомендовал ему вести регулярную половую жизнь, чтобы вылечить угревую сыпь на лице. Это откровение стало для меня полной неожиданностью. Узнать, что тебя просто используют, оказалось невероятно горько. Я любила его и надеялась, что это взаимно, или, по крайней мере, что у него есть ко мне чувства. За два с половиной месяца наши отношения дальше постели не развились, и вскоре я поняла, что никаких серьёзных намерений у Артура нет. Он не знакомил меня со своими друзьями, никуда не приглашал, да и мной как личностью особо не интересовался. Он был опытен, предельно открыт, а предложенный им вариант «любви по согласию» и меня, и его до поры до времени устраивал. Я приняла его игру и пыталась получить максимальную пользу если не для души, то хотя бы для тела. О первой нашей близости мы вспоминали с улыбкой, но горький осадок от этого не исчез, вот только у каждого из нас он был свой.

Приближался Новый год, а вместе с ним – последнее десятилетие двадцатого века. У Артура началась сессия, и разлука в три дня казалась для меня настоящей пыткой. Разбуженная чувственность жаждала сиюминутного удовлетворения и с каждым разом всё большего, словно пытаясь заполнить пустоту в сердце. Отдавая себя без остатка, я требовала такой же отдачи от партнёра, и постельных встреч мне уже становилось недостаточно.

В начале декабря Артур сказал, что экстерном сдал сессию и на целый месяц уезжает к родителям в Закарпатье. «Ты шутишь? – не поверив, засмеялась я. – А как же я, а Новый год?» – «Ты работаешь, а на Новый год можешь в Канев отправиться или с тётей Женей побыть, – с улыбкой, не предполагающей возражения, ответил он. – Не переживай, в середине января я вернусь, и мы вновь увидимся». Я не могла поверить, я не верила, я всё ещё думала, что это шутка или Артур готовит для меня какой-то необычный новогодний сюрприз: 31 декабря неожиданно объявится на пороге моего дома или под бой курантов постучит в дверь. Я уже привыкла к тому, что, как будущий режиссёр, он постоянно придумывал какие-то сценки или изображал из себя персонажей известных фильмов, но на этот раз получилась не сценка, а явный сигнал к концу отношений. Принимать это мой разум отказывался. Подсознательно я всё ещё надеялась, что не сегодня, так завтра он непременно позовёт меня с собой, и мысленно перебирала гардероб, пытаясь отобрать лучшее для встречи с его родителями. Каждый вечер я ждала услышать: «Поедешь со мной?», что значило бы почти как: «Выйдешь за меня?», но он так и не предложил. В день отъезда Артура я не решалась выйти даже в магазин, боясь с ним разминуться. В душе я всё ещё оставалась маленькой девочкой, ждущей своего принца на белом коне, который спасёт её и увезёт в далекий прекрасный замок. Он уехал, а я всю ночь тихо скулила в подушку, спрашивая себя, почему со мной так поступили и что со мной не так. Словно в детстве, я вновь влезала в кожу без вины виноватой жертвы, но на этот раз меня лишили ещё и сердца. Я так сильно любила Артура, что считала, будто смогу зажечь ответный огонь, но трением тел искру в сердце не высечь. Вихрем вальса осенней листвы я кружилась в своих мечтах, примеряя венок любви из увядших от боли цветов.

Чтобы отвлечься от обиды, я сосредоточилась на пошиве новогоднего костюма для представления на работе. Моё уязвлённое самолюбие стремилось доказать всем но в первую очередь самой себе, что я – лучше всех. Тётя Женя не переставляла удивляться моему портновскому усердию, не догадываясь, в чём его истинная причина. Когда через две недели, надев голубое платье Снегурочки, я запорхала по дому, она в изумлении сказала, что даже её портниха вряд ли что-то подобное смогла бы сделать, тем более без машинки. Облегающее на талии и расклёшенное книзу, длины ровно такой, чтобы прикрыть попу и продемонстрировать всю длину моих стройных ног в белых капроновых колготках, платье выглядело очень эффектно. На рукавах, высоком воротнике, вдоль всей застёжки и по низу шла опушка из ваты, густо усыпанная мелкими сверкающими осколками из ёлочных игрушек. Подол и рукава я вышила серебристыми снежинками из новогоднего дождика и причудливыми узорами, какие мороз обычно оставляет на окнах домов. К платью прилагались сверкающая расшитая бисером корона со струящимся серебристым дождиком по волосам и длинный посох со звездой на конце, который по сценарию я вручала Деду Морозу для добрых дел. В то, что я всё это сделала сама, на работе никто не мог поверить. Костюм просто завораживал, притягивал взгляды и даже рождал споры. Я так вошла в роль Снегурочки, что дети сотрудников весь вечер бегали за мной гуськом, а в конце под одобрительное ликование заведующая лабораторией Татьяна Васильевна вручила мне приз за лучший образ.

На следующий день о моём костюме знали уже не только в отделе кадров, но и во всей больнице. На работе мне всё чаще начали доставаться продуктовые наборы с дефицитной копчёной колбасой и сгущёнкой, поступающие в государственные организации по специальному распределению. Впервые получив такой паёк перед Новым годом, я тут же достала металлическую банку с узнаваемой синей этикеткой и, проделав ножницами дырку в крышке, жадно втянула густую сладость. От общего зала, где ожидали приёма пациенты, регистратура была отгорожена деревянной стойкой с высоким стеклом, и, чтобы посетители не увидели, что медрегистратор на рабочем месте потягивает сгущёнку, я как бы случайно роняла на пол ручку или линейку, а потом, спрятавшись под столом, успевала сделать несколько глотков. К вечеру банка опустела, а я, невероятно довольная собой, удовлетворённо облизывалась. Детская страсть к сладкому проявилась с новой силой, но на этот раз приторная сгущёнка отчасти компенсировала отсутствующую без Артура сексуальную разрядку, без которой я уже пребывала почти две недели.

1
...
...
10