– Дарья!

Дочь вышла к отцу, сдвинув недовольно строгие брови к переносице.

– Атаман просит тебя стать учителем в хуторе. Я уверен, что ты справишься дочка, – ласково произнес Иван.

Внутренне он был рад, что жители хутора доверили своих детей его дочери.

– Попробуй, Дарья. Если не получится – не получится. Тогда другой разговор. Мы будем помогать тебе всем, чем сможем, – умоляюще попросил Никифор.

– Хорошо завтра я приду в школу, – отчеканивая каждое слово, ответила Дарья.

Обрадовавшись, Никифор протянул девушке ключи от школы. Дарья, тяжело вздохнув, с неохотой взяла их. Пока она не передумала, Никифор быстро попрощался и ушел.

Ранним утром Дарья отправилась в школу и сразу же окунулась в работу. Целую неделю она днем пропадала в школе, а вечером допоздна готовилась к урокам на следующий день. Дети полюбили Дарью всем сердцем и говорили своим родителям, что она лучше прежнего учителя. Хотя в первый же день довели ее до слез. Дарья задала ученикам задание, но они вместо того, чтобы готовиться, шумели и разговаривали на уроке. Не выдержав, Дарья расплакалась, ушла в комнату учителя и дети обескуражено замолкли.

Катя Перелыгина хмуро попросила Данилу:

– Попроси Дарью Ивановну вернуться в класс. Скажи, что мы больше не будем, так себя вести.

Когда младший брат вошел в комнату, сестра сидела за столом, прикрыв заплаканное лицо ладонями. Данила, смутившись, суетливо пробормотал:

– Тебя просят вернуться в класс. Сказали, что больше не будут шуметь.

– Иди, Данила. Я сейчас приду.

Нахлынувшие воспоминания перебил звонкий цокот копыт. Дарья сидела на скамье тихая и грустная. Ветер шумно перелистал страницы потрепанной книги. Дарья подняла голову и увидела Никифора верхом на коне.

– Здорово дневали, Дарья! – поздоровался атаман и поинтересовался. – Как у тебя идут дела?

Нестерпимо синие глаза Дарьи широко распахнулись:

– Слава Богу, Никифор Евсеевич. Все хорошо идет.

– Спасибо, казачка, за твою работу. Завтра в школу казаки придут делать ремонт.

Дарья улыбнулась, показав белые ровные зубы.

– И вам спасибо, Никифор Евсеевич, за вашу заботу о хуторе.

– Держи письмо от Платона, только что привез.

Мигом вскочив с места, девушка схватила тонкими пальцами долгожданное письмо и по ее губам снова расползлась приятная улыбка.

– Спасибо!

Атаман ответно улыбнулся. Дарью в хуторе любили. Всегда веселая она всюду вносила тихую радость. Ее красивые глаза действовали на казаков успокаивающе. Никто не мог отвести глаз от ее прямого чистого взгляда. Каждый норовил сказать ей что-нибудь приятное и хорошее. Не было казака раз увидевшего и не полюбившего девушку. Завидя ее, молодые казаки невольно заламывали папахи, а старики, глядевшие на мир грустными глазами, вдруг становились радостными.

Никифор, сдерживая нетерпеливого коня, проехал к церкви, а Чернавина, чуть не запрыгав от радости, ухватилась за исписанный листок обеими руками. Раскрыв конверт, Дарья чуть вздрагивающими губами начала читать письмо. Счастливая девушка читала и перечитывала его бесконечно. Письмо Платона было тоскливым и теплым. Простые бесхитростные слова взволновали ее сердце. Дарье даже почудился ласковый убаюкивающий голос казака. Она просто не могла оторваться от письма! Девушка долго сидела, глядя в синее небо, и бережно гладила листок рукой.

– Бог даст – увидимся! – беззвучно прошептала Дарья.

Ветер принес от церкви приглушенный голос Прохора Селенина:

– Никифор, сходим к Чернавиным, хочу сосватать Дарью за своего сына.

– Да ты что с ума сошел! – раздраженно бросил Никифор – Поздно ты спохватился. Ее сердце занято другим. Она уже Платона полюбила. Это весь хутор знает.

– Но Дарье сватов никто не присылал, – вкрадчиво обмолвился Прохор.

– Не пойду и тебе не советую, – донес ветер ответ Шутемова.

Улыбнувшись, Дарья сложила письмо, пахнущее лекарствами, и убрала его в карман. Платон был стройным, широкоплечим, с русыми волосами и с серыми глазами. Он девушке действительно нравился. Дарья любила его сильные руки, его честный, чистый взгляд и широкую улыбку. Ее радовали задор и живость казака. Впрочем, Дарья тоже уже вся заневестилась. Она ему ни в чем не уступала.

Вдруг девушка услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она обернулась на шум шагов и увидела подходящего сына местного купца Банникова. Федор остановился вблизи.

– Мы сегодня покидаем хутор. Отец просит, чтобы вы забрали в школу книги из нашего дома.

– Передай, что я сейчас приду с ребятами, – с живостью откликнулась Дарья.

Девушка собрала детей и вместе с ними пришла к двухэтажному дому купца с колоннами и с парадным крыльцом на церковную площадь. Во дворе стояли три груженые разным скарбом подводы, две пролетки и немногочисленные жители хутора.

Анисим, встретив Дарью на крыльце, шутливо поклонился:

– Проходите в дом.

На первом этаже стояли два больших шкафа для книг. На позлащенных переплетах играло солнце, пахло книжной затхлостью.

Купец густо пробасил:

– Забирай, Дарья, книги. Для них не нашлось места на телеге. Пусть их дети читают.

Дарья взглянула и обомлела – она таких книг в глаза не видела. Даже ничего не понимающий в этом человек сразу бы понял, что это достаточно дорогие книги, потому что они были в добротном переплете. Каких только книг тут не было. В одном шкафу стояли: Пушкин, Толстой, Лермонтов, Ломоносов, Тургенев, Давыдов. В другом шкафу расположились: Жуковский, Баратынский, Соллогуб, Гончаров, Полежаев. И многие другие русские поэты, и писатели, которых Дарья не успела отметить.

– Спасибо вам, Анисим Гаврилович, за книги. Дети очень будут рады, потому что школа не имеет своей библиотеки. Будем рады снова увидеть вас в хуторе. – сказала Дарья. – Счастливого вам пути!

В голосе купца прозвучала робкая надежда.

– Спасибо, Дарья! Бог даст – увидимся.

Дети с радостью понесли книги в школу. Семья купца, уселась на гужевой транспорт, и Анисим начал выводить подводы со двора.

Жители разноголосо закричали:

– Прощай, Анисим.

– Скатертью дорога! Пускай убирается ко всем чертям!

– Куда бежит если вся Россия в огне.

Короткий обоз вышел за хутор и за телегами потянулся шлейф пыли. И вскоре они пропали из виду. Толпа с шумом и говором хлынула со двора. Люди разошлись по хатам, и хутор затих, как перед бурей.

Едва Дарья пришла домой, то сразу увидела, что кошка Лиска с черно-белой шерстью держит в своей пасти серого воробья. Девушка мгновенно подскочила к ней, освободила маленькую птичку из ее острых зубов и выпустила воробья в раскрытое окно, откуда врывался в ее комнату свежий и чистый воздух. Счастливый воробей сделал круг перед окном, что-то радостно прочирикал и улетел в растревоженный мир.

– Передай Платону, что я его очень жду! – прошептала вслед спасенной птичке Дарья и, вытащив благословенное письмо, поцеловала и прижала к груди.

Внутри нее все ликовало: скоро они снова будут вместе.

Ни разу не целованные губы девушки страстно прошептали:

– Приезжай скорей, казак! Я очень жду тебя!

Вечером она пришла на утес и долго смотрела в речную воду и на покрытые лесом берега. Ей так хотелось увидеть своего казака, что она неожиданно заплакала.

– Хоть бы разочек его увидеть! – заломила в тоске руки девушка.

Глубокое чувство день ото дня все сильнее и сильнее охватывало душу девушки. Хотя еще недавно она была совершенно спокойна. С этого дня девушка уже не могла обходиться без Платона ни одного часа. Теперь она отчетливо понимала, что любила только одного казака. Отныне Дарья каждый день засыпала, а утром просыпалась с одним и тем же именем на губах. И это имя было Платон.

***

Перелыгины и Чернавины уже давно приготовились к венчанию Платона и Дарьи. Они хотели справить такую пышную свадьбу, чтобы о ней в хуторе потом долго толковали. В свадебных хлопотах родители Платона и Дарьи даже крепко подружились. Но от Платона долго не поступало никаких известей, поэтому неотступная тревога терзала сердце Дарьи.

Каждый день девушка выезжала на дорогу и, бросив поводья на холку лошади, из-под ладони всматривалась вдаль. Вот и сегодня Дарья Чернавина отправилась на дорогу и, выехав на самый длинный участок дороги, спрыгнула с лошади. Девушка пустила лошадь пастись, присела на придорожный камень и, заслонив ладонью глаза от солнца и сильного ветра, стала безотрывно смотреть в конец дороги. Прошло полдня, но на дороге не появилось ни одного человека.

– «Где же ты, Платон? Я жду не дождусь тебя», – тихий вздох тронул губы Дарьи.

По телу девушки пробежала мелкая дрожь, а на переносице и возле глаз, обведенными густыми тенями, собрались тоненькие морщинки. На красивом лице Дарьи возникла неизбывная печаль. Казачка тосковала и днем, и ночью и лила горькие слезы. Целыми днями Дарья предавалась думам о Платоне, и редкую ночь казак не являлся к ней во сне. Она берегла свои мысли о любимом казаке как святыню. Какая-то неизвестная тоска поселилась в ее душе. С этих пор она стала сдержанной и молчаливой. Скука и печаль полностью овладели девушкой.

Не приносили успокоения ни посещение церкви, ни приходившие скоротать время подруги. Дарья не охотно поддерживала их веселые разговоры. Горькие мысли совсем утомили девушку. Ими она не хотела делиться даже со своими верными подругами. Дарье недоставало ее любимого казака. Без него ей было скучно и невесело. Как рыба без воды, так и Дарья не могла жить без своего любимого казака. Она просто изнывала в одиночестве и не находила себе места.

Девушка бралась за любую работу, чтобы отойти от печали и невеселых мыслей. Дарья всеми силами пыталась исцелиться от тревоги, но они так рвали ее душу, что даже домашняя работа не отвлекала от тоскливых дум. От них в голове девушки туманилось, а сердце будто кипятком обливалось. Исстрадались и мать с отцом, видя, как тает их дочь.

«Что поделалось с ее любимым казаком?? Почему его до сих пор нет? Быть или не быть его невестой? Неужели разлюбил свою казачку? Иль завел себе другую зазнобу?» – спрашивала сама себя девушка и не находила ответа.

Наступил вечер и на землю опустился сумрак. Расползшийся туман, запутался в зеленой траве. Дарья опять возвращалась в хутор ни с чем. Она скакала, не управляя лошадью. Совсем неожиданно Марта свернула к утесу.

– Ты куда, Марта? Впрочем, давай заедем.

Едва лошадь пришла на берег, Дарья соскочила на землю, подошла к краю обрыва и девушке стало страшно. Высота была такой, что можно разбиться насмерть.

«Если ты не вернешься, то мне не жить без тебя» – вдруг мелькнула у нее мысль.

Дарья присела на камень, и долгое время сидела без движения. Устав ждать, лошадь стала нетерпеливо теребить ее плечо мягкими губами и девушка, очнувшись, сказала животному как человеку:

– Счастье, Марта, что вольная птица. Сядет туда, куда ей хочется. Поехали домой, Платон сегодня не вернется.

Лошадь согласно закивала головой и Дарья, легко запрыгнув в седло, поскакала в хутор. Во дворе девушка соскочила с лошади, запустила ее на конный двор и ушла в хату, где ее уже ждал горячий ужин.

Наскоро поужинав, Дарья помогла матери прополоскать и развесить на веревках белье. И едва Дарья легла спать, в комнату тихо вошла Анастасия Васильевна.

– Что ты убиваешься зря? Жив Платон, скоро вернется. Я это чувствую.

– Спасибо, мама. Ты меня успокоила.

После слов матери Дарья засияла радостной надеждой. Грустная и безучастная ко всему дочь немного оживилась.

– Не езди больше на дорогу. Просто жди. Он сам приедет.

– Я бы рада мама быть спокойной, да только меня тревога обуяла.

– Все будет хорошо. Приедет Платон – свадьбу сыграем. Мы вам уже припасли приданое. В сундуке лежит: столовая посуда, постельное и нижнее белье, да и серебро мы скопили для вас. Отец даже револьвер припас Платону. Негоже казаку быть без оружия. Все готово дочка к вашей свадьбе.

– Давай платье померяем?

– Сейчас принесу.

Мать вышла из комнаты и вернулась со свадебным платьем. Девушку охватило сильное волнение, ее щеки раскраснелись. Дарья при помощи Анастасии Васильевны надела красивое платье, подбежала к длинному зеркалу и стала разглядывать себя со всех сторон.

– Ну, как?

– Это платье на тебе хорошо глядится, дочка. Светлый цвет тебе к лицу.

Настроение девушки заметно улучшилось. Дарья прямо вся заискрилась.

– Какая ты красивая в этом платье!

– Правда?

Дарья действительно в эти минуты выглядела прекрасно.

– Да! Замуж выйдешь за любимого – то-то у тебя будет счастье, то-то будет жизнь, сказала мать и вдруг вспомнила свою жизнь: – А у нас никакой свадьбы не было. Иван пришел со своими родителями и с бутылкой. Вот и вся свадьба. Мне всего-то семнадцатый годок шел. Много слез я пролила пока со свекровью жила больше года. Ничего хорошего я не видела в своей жизни, поэтому отец хочет сыграть громкую свадьбу. Своей не видали – хоть вашу поглядим.

– Хорошо я постараюсь быть веселой. Лишь бы Платон вернулся! А то без него у меня не будет никакой жизни.

– Он обязательно вернется – иного и быть не может. Вы же искренно любите друг друга.

– Мама, я не представляю себе другого мужа. Мое сердце нашло единственного и милого казака. Мне другой муж не нужен.

– Ох, дочка! Жизнь длинная – все еще будет у вас. Поживешь на свете, всего натерпишься. Лишь бы не колотил тебя и другую себе не завел.

– Кто Платон? Что ты, мама? Он никогда не посмеет поднять на меня руку. Он очень меня любит.

– Дай Бог!

– Мама, он даже дышать на меня боится! Платон сказал, что всю жизнь будет любить меня, – со страстным увлечением воскликнула Дарья.

– Казаки чего только не скажут, чтобы завоевать сердце казачки.

– Платон другой он не такой как все.

– Молись Божьей Матери она не оставит в беде, – произнесла Анастасия Васильевна и ушла спать, а в сердце девушки поселилось праздничное настроение.

Дарья обратила взор на темный лик Божьей Матери на Табынской иконе и, сложив накрест руки, стала читать молитву:

– Наста днесь пресветлый праздник, Пречистая дева, честныя Твоея Табынския иконы, Владычице, яже паче лучей солнечных возсия…

Не отрывая глаз от лица девы Марии, девушка молилась искренно. Ее слова шли от самого сердца. Она даже чуть прослезилась.

– Матерь Божья, оставь мне Платона живым. Я каждый день буду тебе молиться, и жечь лампаду перед тобой!

Однако лик Божьей Матери остался темным.

Издревле широко известно, что существует поверье, что она открывает свой лик только избранным людям. Впервые образ Святой Богородицы явился дьякону в шестнадцатом веке в ста верстах от Уфы в селе Табынском. Дьякон возвращался с покоса домой через соляной источник и вдруг услышал чей-то голос. Вначале он подумал, что ему почудилось, но голос вновь повторился. Осмотревшись по сторонам, дьякон заметил икону, взял ее в руки и с радостью принес в монастырь. С этих пор Табынская икона Божьей Матери стала предметом всеобщего почитания монастырской братии, окрестных жителей и уральских казаков. Она исцеляла, успокаивала, помогала, защищала семью, дом и отчизну.

В восемнадцатом веке во время башкирского бунта монастырь разрушили, и святая икона бесследно пропала. В следующий раз Табынскую икону Божьей Матери на том же месте и на том же камне обнаружили двое башкир. Из ненависти к другой вере один из них начал ее рубить, однако она осталась неповрежденной. Но это не осталось без последствий для обоих башкир. За совершенное кощунство над иконой они тут же ослепли. Однако один из них тут же раскаялся в своем поступке и прозрел. Обрадовавшись, башкир с радостью принес икону Божьей Матери в село Табынское и рассказал об случившемся жителям. Узнав, про дивное знамение табынцы принесли икону в отстроенный заново монастырь и поместили на самое видное место.

Неожиданно Дарье привиделось, что по щекам Божьей Матери сбежали слезы.

– Что случилось? – опасливо вскликнула девушка и, подскочив к иконе, посмотрела на нее перепуганными глазами.

Дарья провела по темному лику Божьей Матери рукой и не почувствовала никакой влаги. Сердце девушки мучительно забилось, а к горлу подступили рыданья. Она попыталась удержать слезы, но они хлынули из глаз неудержимо.

– Зачем я плачу? Ничего же не случилось. Может это игра света.

Каждый день у Дарьи проходил в тоске и думах, и они все время росли. В воспоминаниях девушки светлым образом вставал тот, кому девушка отдала свое горячее сердце и молодую душу. Дарьина душа истомилась от неизвестности, а неизбывная тоска туманила ее сердце. Не смотря на обещание матери, она день ото дня становилась сумрачной.

Дарья с утра до вечера стирала, стряпала, ухаживала за животными и подолгу сидела у окна, глядя на улицу, или ходила из угла в угол в светлице, чтобы отвлечься от тяжелых дум. В свободное время девушка стояла на молитвах, но чуть ли не каждую ночь ей снились тяжелые сны. Дарье даже подумала, что они не спроста к ней приходили. Они как будто на что-то ей указывали. Хотя ее сердце всегда чувствовало и беду, и радость, но что предвещало сейчас, она никак понять не могла.

И все же, несмотря ни на что, она продолжала жить светлыми надеждами на скорую встречу и на счастливую жизнь с любимым человеком. Каждый божий день она вставала на колени перед иконой и зажженными перед ней лампадами и усердно просила Бога, чтобы гражданская война не разрушила ее счастье.

В это время в хуторе царил беззвучный покой.

***

Платон понемногу начал выздоравливать, но о полном выздоровлении не могло быть и речи. Платон ослабел, а глаза сделались вдумчивыми и строгими.

Утром Перелыгин вставал и делал то, что он делал каждый день: одевался, мылся, брился. И скоро его здоровье улучшилось настолько, что он запросто мог заниматься разными, личными делами. Только по утрам с кровати подниматься было трудно, потому что боль сразу же отдавалась во всем теле. Хотя рана хорошо затянулась. Оставалась только краснота на том месте.

Однажды утром Платон привел себя в порядок и отправился на последнюю перевязку. В перевязочном кабинете была все та же сестра милосердия, которая очень походила на его Дарью. Она приятно улыбнулась, и добрая улыбка сделала ее лицо красивым. В ее взоре промелькнули живые искорки, а на щеках появились маленькие ямочки.