Отзывы на книги автора «Юрий Нагибин»

Есть такое выражение «добрая машина пропаганда». И оно полностью характеризует эту книгу. Для меня эту книгу оправдывает только её герой – Юрий Гагарин. Моя любовь к этой личности перекрывает всё.
Нагибин пишет книгу как по «заветам Ильича». Речевые штампы, затертые до дыр метафоры, очевидные параллели и слишком прямые приемы – это хозяева книги.
В произведении рассказывается о жизни героя с детских лет и до смерти, в конце приводится интервью с другом и коллегой Гагарина, Германом Титовым.
Казалось бы, как можно написать пафосной книгу о человеке, который совершил первый полет в космос! Первый, понимаете? Всё, что можно сказать о Гагарине хорошего должно ложится на эту историю. И всё же Нагибин умудрился написать книгу так, что от восторженности невольно начинаешь воротить нос. Например, маленький Юра рассказывает маме о мечте летать. Я не исключаю, что такой эпизод действительно был. Но какими словами это описано! Даже жену Гагарина Нагибин сравнивает со звездой. Словно только поэтому Юрий в неё и влюбился.
Отдельно стоит отметить, что Нагибин эксплуатирует прием сравнения. Сначала он сравнивает мальчика Юру с его одноклассником. Насколько храбр Юра, настолько же труслив одноклассник. Потом взрослый уже Юрий сравнивается с еще одним кандидатом в космонавты, который отбор не прошел. В книге даже сказано что-то вроде: «таким в космонавты нельзя». И это сравнение не идет Юрию на пользу. Зачем его с кем-то сравнивать, зачем противопоставлять? Гагарин герой сам по себе, без всяких уточнений и оглядок.
Книгу рекомендую читать любителям той космической романтики и конкретно Юрия Гагарина. А также тем, кому интересна советская пропаганда.

Запредельные дневники автора многих моих любимых фильмов «Председателя», «Семьи Ивановых», «Зимнего дуба». Это поистине пятидесятилетний массив грязи советской реальности. Менструальная кровь, обманы, воровство, убийства, беспринципность, клевета, доносы, оргии, алкоголизм – это все основные герои этих дневников. Носители всех этих качеств каждый по-своему уродлив и детально описан. Очень важная книга.

Книга содержит два цикла рассказов - "Чистые пруды" (автобиографические) и "Чужое сердце" (просто о жизни).
Я ее купила из-за первого цикла, очень хотелось почитать про жизнь в довоенной Москве, это одна из моих любимых тем. А когда я увидела второй рассказ в этом цикле под названием "Я изучаю языки", то я просто пришла в восторг, поскольку это еще одна любимая тема:-)
Рассказы не разочаровали, хотя я не очень люблю короткие произведения. Но каждое из них цепляло, дергало за какие-то струны в душе, и ни на одном рассказе эти струны не оставались нетронутыми. Это первое мое знакомство с Нагибиным. Не могу сказать, что прямо моё-моё, иногда он слишком хлесткий для меня, слишком щемящий. Но книга стоящая, характеры четкие, иногда просто поражает проникновение в мир другого человека.

Мое сердце разорвалось на части.

Я, конечно, талантливый выбиратель книг на поездку в поезде, ничего не скажешь. О повести этой ничего не знала - и вот результат: жмусь, зареванная, на своем боковом сиденье, и думаю о том, что книга близка до боли. И именно болью своей близка.
Близка чувством вины, близка искренностью, настоящей даже исповедальностью. Близка своим внутренним теплом - теплом любви к родителю своему, которого порой и стыдишься, на которого, бывает, злишься, с которым нередко не соглашаешься. Но ты - его продолжение, как и он - твое.
Книга-искупление, которая неожиданно нашла меня в самом, казалось бы, неподходящем для этого месте - трясущемся вагоне поезда. А может, все вышло именно так, как нужно. И как будто вагоны эти протянули нить от меня к вагонам тем - закольцевали. И возили, возили, возили по этому кольцу. До головокружения.
И, когда вышла на улицу, словно вырвалась из цепи этой. И слезы градом.

Пронзительно, честно и прекрасно.

Такая вот история человека, который долго думал, что он сын еврея , носил с детства прилепленное и кулаками прибитое к нему слово «жид» и вдруг узнал , что он чистокровный русак и , кажется , его это совсем не обрадовало. И даже очень сильно не обрадовало:

Народ, считавшийся интернационалистом, обернулся черносотенцем-охотнорядцем. Провозгласив демократию, он всем существом своим потянулся к фашизму.
Получив свободу, он спит и видит задушить ее хилые ростки: независимую прессу и другие средства информации, шумную музыку молодежи, отказ от тошнотворных сексуальных табу. Телевидение завалено требованиями: прекратить, запретить, не пускать, посадить, расстрелять - рок-певцов, художников-концептуалистов, композиторов авангарда, поэтов-заумщиков, всех, кто не соответствует нормам старого, доброго соцреализма.
И больше жизни возлюбил мой странный народ несчастного придурка Николая II, принявшего мученическую смерть. Но ведь недаром же последнего царя называли в старой России "кровавым". При нем пролилось много невинной крови, стреляли по мирным гражданам. "Патронов не жалеть!" -- дворец не отменил приказа Трепова. Великий поэт Мандельштам, великий режиссер Мейерхольд, великий ученый и религиозный мыслитель Флоренский приняли еще более мученическую смерть, сами не повинные ни в единой кровиночке, одарившие страну и мир великими дарами души и ума, но о них народ не рыдал.
Этот липовый монархизм можно сравнить лишь с внезапной и такой же липовой религиозностью. Едва ли найдется на свете другой народ, столь чуждый истинному религиозному чувству, как русский. Тепло верующих всю жизнь искал Лесков и находил лишь в бедных чудаках, теперь бы он и таких не нашел.
Вместо веры какая-то холодная, остервенелая церковность, сухая страсть к обряду, без бога в душе. Неверующие люди, выламываясь друг перед другом, крестят детей, освящают все, что можно и нельзя: магазины, клубы, конторы, жульнические банки, блудодейные сауны, кабаки, игорные дома. Русские всегда были сильны в ересях, сектантстве, их нынешнее усердие в православии отдает сектантским вызовом и перехлестом.

Собственно эта метафора и есть главное наполнение книги. Русофобская ли повесть получилась ? Да, безусловно. И очень.
Но вот такая она правда, высказанная не матом . Пришедший позже Пелевин был лаконичнее и высказался в том духе , что о русском народе можно либо матюгом либо молчать.
И если бы таких , как Нагибин, умеющих выдать точный эпитет про

Совки, исповедующие героическую мораль, но лишенные обычной, на каждый день ….которые нищенствуют, разлагаются, злобствуют друг на друга, и все скопом - на весь остальной мир.

было бы значительно больше , то и общество было бы намного здоровее .

Двоякое впечатление у меня осталось от этой книги.
Что понравилось?
1. Живые истории из детства и юношества Гагарина, все эти мелкие детали и подробности.
2. То, как автор попытался через дела и поступки показать характер этого легендарного человека.
3. И, пожалуй, подача - в форме коротких рассказов.
Что не понравилось?
1. То, как написано. Поясню: то автор ведёт повествование от первого лица, то вдруг появляется рассказчик, то повествование отстранённое. Может, я придираюсь, но меня это раздражало. Можно было сделать в одном ключе.
2. Периодически (и довольно часто) выскакивающий на первый план пафос. Это самый жирный минус.

Очень странное, слоистое произведение, которое швыряет в диапазоне от "што за упорос" до "нельзя так давить слезы, автор". Повествование в тоне "все нормально" лишь усиливает впечатление, что ничегошеньки не нормально.

Поначалу тряпка-Голицын только веселит: мол, разве можно быть на свете таким упырем, такой квашеной размазней. А потом, когда дочитываешь до бесполезных жестокостей времен Анны Иоанновны, жестокостей от глупости, озлобленности непонятно на что, от любви к унижению, проистекающей из собственного ничтожества, ставится что-то несмешно. И сразу понятно, почему Голицын предпочел отказаться от того "себя", которого валяли в грязи, били, обливали и оплевывали. Кататония достоинства, так сказать, очень страшная, пугающая штука, не то, что хочется представлять и тем более видеть.

Я люблю типажи а-ля Голицын — людей, позволяющих уничтожать себя внешне, но не дающих на растерзание нутро. Мне не чужда симпатия и к борцам, но, думается, голицынский тип в чем-то сильнее. Не слабее точно. Однако права и Буженинова: у нее трезвый взгляд на чертову жизнь, в которой очень мало радостей. Можно было даже подумать, что вместе они смогут себя найти, привыкнуть к окружающему их злу (в самом широком смысле этого слова). Нет. Душевная пустота рано или поздно добралась и вынудила заводить шутов и полудурок. Пожалуй, в этой последней рекурсии вся суть рассказа, вся его жуть.

Было бы 10/10, если бы не попытки Нагибина (и, кхм, довольно удачные) в каждую щель вворачивать пошлые намеки.

Давно уже очаровавшись произведениями Юрия Нагибина, не мог определиться, почему это описанные им любовно герои не вызывают симпатии, а изображённые моральными уродами мне таковыми далеко не всегда казались. Но теперь, пожалуй, всё устаканилось. Обладая несомненным писательским талантом, Нагибин был не в состоянии преодолеть в себе выдуманную и хранившуюся в тёмных закоулках души затравленность. То что он хорохорился и изображал во всём славного героя и первого любовника, по сути не давало ему никаких преимуществ в оценке самого себя. Потому он нас изо всех сил убеждает: "Я не оскотинился вконец", - а сам по собственной воле меняет общение с Рихтером и рахманиновским романсом на родство с распевающими "Гоп, стоп, Зоя, кому давала стоя?.." Слабаком предстал к концу жизни славный герой, который не постеснялся в чёрную краску жизненной правды добавить собственные грязь и желчь. И его искренность - это всего лишь приём, рассчитанный на сентиментальность и доброту читателей, когда ничто уже не в состоянии поколебать ни нашего восхищения его талантами, ни смрадного запаха разлагающихся скелетов в шкафу его жизни. Боже, он, небось, и на том свете мается неприкаянным. Здесь не намного убавится число его поклонников, ведь писал он гениально. А там, перед горним судом... не наше это дело, сам за всё и ответит.