«Жизнь бурлит», – мысленно констатировал каскадёр, не особенно вникая в суть происходящего.

Дальше для него наступил уже действительно настоящий сон, тяжёлый и жёсткий. Ближе к утру ему приснилась любимая Света, которая огромным молотком забивала гвоздь, но не в стену, а прямо ему, Сане в голову. Тук-тук-тук… Коньков проснулся, но стук не исчез. Кто-то настойчиво долбил в стекло его автомобиля. Он приподнялся и увидел Бэби, Зою Дорожнику женщину каскадёра из их группы. Она подъехала на своём крутом мотоцикле и тарабанила в окно, не слезая с "железного друга". В мотоциклетных трюках она была богиней.

"Неужели они вернулись", – сейчас Саня этому был совершенно не рад. Судьба злодейка пытается спасти его, сплюнул он с досады и открыл дверь.

– Конь, что ты тут делаешь? – набросилась на него Бэби.

Она всегда была такая резкая, огненная.

– Не видишь? С-сплю.

– Ладно, потом поговорим. Я сейчас к режиссёру, и если он по-прежнему стоит на своём, к нашим поедем. Я тут вроде как для связи оставлена.

Значит, они всё-таки надеются на возобновление работы, уныло посмотрел Коньков ей в след. Обратно Бэби не было очень долго. Видимо, разговор сложился непросто. От нечего делать Коньков, опершись на руль подбородком, рассматривал происходящее во дворе. Утро было в самом разгаре, но местные обитатели двигались довольно вяло. Вот проковыляла куда-то в огород дочь хозяев, одетая в халат и обутая в какие-то галоши на босу ногу. С растрёпанной после сна головой и с таким же растрёпанным пучком курчавой зелени в руках она направилась обратно в дом. Вот её мать прошла в сторону сараев, но одетая уже по-деловому. Собралась на выход в люди. Может, трудилась в конторе мужа или в каком-нибудь магазине. Вот Люся с дорожной сумкой в руках проковыляла спешной походкой к калитке. А вот, надо же, Миша Акулов почти выполз из беседки. Он, оказалось, так и проспал там всю ночь. Однозначно, его, городского интеллигента, сельский воздух пьянил почище коньяка. Похлопывая себя по бокам в попытке согреться в атмосфере утренней свежести, он какое-то время подёргался туда-сюда, не имея чёткого соображения в выборе правильного направления, но, заметив в машине Конькова, направился к нему.

– Сигаретки не найдётся? – робко промямлил он.

– Не к-курю, – коротко ответил Коньков.

– А погреться в машине можно?

– Здесь н-не особенно то и т-тепло…

– Да ладно, – не дослушал Акулов рваную речь каскадёра. – Перекантуюсь тут немного.

– А Галя моя ещё не выходила? – поинтересовался он через время.

Коньков лишь покачал головой. Однако, вспомнив её ночной вояж к калитке, мысленно прикинул, а заходила ли она вообще? Докладывать об этом Акулову он не захотел, не испытывая симпатии к этому человеку.

Тем временем движение во дворе заметно усилилось. Здесь уже вовсю сновали, как в водовороте, деятели киносъемочного процесса, перечислять которых себе дороже. Хотя многих Коньков знал лично, сейчас ему было всё до лампочки. Надо будет, его позовут и скажут, что делать. По всей видимости, подобной пассивной тактики придерживался и Миша Акулов. Он тоже не предпринимал никаких активных действий. Но ему, как звезде, такое поведение вполне соответствовало статусу. Коньков же звездился от безысходности.

Наконец, на горизонте появилась Бэби. Ещё издали Коньков понял: злая, как чёрт!

– Ты что же это, Конь в пальто, делаешь! Нас всех подставить хочешь! Денег подкосить решил по случаю! – набросилась она на него, заглядывая через приоткрытое окно автомобиля.

После принятия вчерашнего решения, Коньков, конечно, пытался внутренне подготовиться к этому неизбежному разговору, но после первого же вопроса в лоб совладать с собой не смог. От злости на беспардонное влезание к нему в душу, в глазах у него потемнело…

Твои слова как селя смеси,

Что смыли замок на песке,

Над бездной жизнь мою подвесив

На тонком слабом волоске.

В такт загадочным стихам в голове у Конькова прокатился, круша закоулки мозга, поток чёрных мыслей. Своим напором этот смерч, как будто очистил его от всего земного, мелкого и незначительного до микроскопичности.

– А мне п-плевать! – смачно заявил он, пренебрежительно посмотрев в адрес своей коллеги.

Этот взгляд должен был означать, что обвинять его в меркантильности верх цинизма.

– Ну ты у меня попляшешь, – пригрозила Бэби.

Она завела мотоцикл и стала так бешено наворачивать ручку газа, будто хотела задушить Саню выхлопным дымом.

Коньков вынужден был отвернуться в сторону Акулова и лицезреть схватку другого рода. Эпизод семейных войн актёрской четы. На Мишу через противоположное окно автомобиля наседала Галя Черняева, одной рукой тыча ему в лицо какой-то писулькой, а другой удерживая под мышкой свою четырехлапую подружку с таким же, как и у каскадёрши, прозвищем Бэби. Им с несчастным Мишей впору желания загадывать, оказавшись между двух одноименных огней.

– Где ты шлялся всю ночь, Казанова! Вот я перехватила послание твоей стервы!

Миша с трудом, но всё-таки поднял оконное стекло со своей стороны.

Галя только и успела, что забросить свою бумажную улику внутрь автомобиля и теперь отчаянно барабанила своими маленькими кулачками по крыше.

Акулов же развернул бумажку и прочитал в полголоса написанное там:

– Звезда моя, приди ко мне и сердце успокой.

Я у калитки буду ждать тебя в тиши ночной.

И стоит лишь тебе сказать, я вспыхну, как свеча!

Я не устану тебя ждать, прийти лишь обещай!

– И это обращено мне! – искренне возмутился Акулов.

Опустив стекло обратно, он яростно бросился в свою защиту:

– Да это ж ты сама сочинила! Твои фортели! Узнаю почерк!

– Я нашла это в нашей комнате под дверью…

‒ Вот сама туда эту записку и положила! Тут даже имени моего не указано! С чего ты взяла, что она адресована мне?

– Что! – Галю от возмущения подбросило, как от взрыва. – Да я же тебя, морду бесстыжую, застукала там, у калитки. Твоё счастье, что вырваться от меня успел. И опять в отказ! Бэби тебя тоже видела! Бэби, подтверди!

Собачка покорно взвизгнула пару раз.

– Ой! Боже! – Миша в отчаянии схватился за голову. – Господи, пошли мне хорошего адвоката, ибо доказать мою чистоту под силу только всевышнему.

Коньков мог бы выступить в роли этого самого защитника от самого высшего судии, но даже мизинцем не пошевелил. Ведь он уже давно догадался, что это наивное романтическое послание – дело рук влюблённой дурочки Светы, шептавшейся здесь ночью с хозяйской дочерью Олей. Если Галя застукала эту Свету у калитки, то шумит она не зря. Вот лично ему, Сане Конькову, на всё это глубоко плевать. Для него сегодня, дай бог, всё решится раз и навсегда. Лишь бы съемку не отменили. И где эта Бэби взялась! Нет, не собачка! Около машины, кстати, ни каскадерши, ни её мотоцикла уже не было. Вместо неё появилась другая леди – Тося ассистент режиссёра. ©

Глава 2

– Вы каскадёр? – прокричала Тося через стекло. – Как ваша фамилия? Вас Сергей Сергеевич требует.

– К-коньков моя ф-фамилия. Александр Андреевич.

Саня покинул своё пристанище на четырёх колёсах и направился в сторону режиссёра, уже вышедшего из дома в окружении своей кино свиты.

‒ Вот он, – подтолкнула его к своему начальству Тося, – Коньков Александр Андреевич.

Сергей Сергеич, прищурив глаз, внимательно посмотрел на каскадёра.

– Та-а-а-к, – протянул он многозначительно, по всей видимости, не зная, что сказать.

Последствия бурно проведённой ночи явно давали о себе знать.

– Негодяев! – обратился режиссёр к невзрачному человеку, стоящему рядом, фамилию которого Коньков узнал во время вчерашнего разговора. – Вы грозились всё организовать. Дерзайте. И вот ещё, знакомьтесь Паша, – представил он Конькову худощавого человека в очках и с ноутбуком под мышкой. – Отныне ваш технический руководитель, так сказать, – и не совсем к месту добавил, – он наконец-то приехал! Мы его так ждали!

Кроме ноутбука в руках у Паши были ещё какие-то бумажки. По-видимому, сценарий или его часть необходимая на данный момент. Заглянув в одну из них, вновь представленный киношному народу Павел обратился к режиссёру:

– Здесь по сценарию необходимы ролики, они имеются в наличие?

– К Негодяеву, – отмахнулся Сергей Сергеич, – по всем техническим вопросам к нему. Он всё устроит, не сомневайтесь.

– И танк? – совсем уже выпучил зенки наивный Паша. – Здесь в сценарии указан танк?

– И танк? – режиссёр тоже на мгновение заколебался, обращаясь к Негодяеву.

– Здесь неподалёку воинская часть, – невозмутимо заговорил тот после секундной паузы, – у меня там брат, зам командира части… Я уже договорился.

‒ Вот видите! – победно обернулся режиссёр к Паше. – У нас тут не хухры-мухры какие-то.… Кстати, а брата как фамилия? – ещё раз окликнул он Негодяева.

– Какого брата?

– Конечно, у вас очень большая семья! Я спросил об этом военном.

– И зря спросили, – Негодяев многозначительно надел тёмные очки, – Часть секретная. Сами понимаете…

– А ладно, – махнул рукой Сергей Сергеич, уходя восвояси. – Встретимся на съёмочной площадке! И чтоб всё было готово.

– Так как же на счёт роликов? – напомнил Негодяеву Паша.

– Ролики, ролики… – стал повторять тот, задумавшись. – Оля! – вдруг он заметил хозяйскую дочь. – Иди сюда! Оля, у тебя ролики есть?

– Какие ролики? – захлопала та глазищами. – Для электропроводки?

– Нет. Те, что на ноги одевают и по асфальту вжик…

– В принципе, нету, – замялась Оля, – но они у брата моей подружки Светы есть. И у Кольки Жихарева тоже ролики есть, – радостно вспомнила она. – У него классные! Лучше Светкиных!

– Так, – тут же распорядился делец от киноиндустрии, обратившись к Конькову, – бери в свою машину эту мадам и дуйте к этой её подруге Свете. И к Жихареву заодно. А потом к месту съёмок. Оля, покажешь ему, где развилка у дальней фермы. Там самый лучший асфальт в вашей местности. Кстати, – обратился он снова к Конькову. – У тебя был напарник? Где он?

– Мне что за д-дело? – то ли спросил, то ли ответил каскадёр и поплёлся к своей машине.

После того, как они с Олей отыскали и получили требуемое оснащение, в обратную дорогу с ними увязались и её друзья: Света и тот самый Жихарев. Для них это была халявная возможность побывать на съёмочной площадке. Притом, легальность их пребывания там была вполне основательна. Мол, следим за сохранностью собственного имущества, то есть роликов. Жихарев нёс новые ролики в руках, а на ноги водрузил другие, какие-то невообразимо примитивные. Он вскоре пояснил, что эти самопалы он сконструировал собственноручно из подручных материалов и демонстративно катался на них, рискуя жизнью, пока сломленные родители, устав переживать за своё безбашенное чадо, не купили ему новые, более надёжные. С этими несуразицами на ногах он и всунулся прямо в машину Конькова. Тому было всё равно, даже если бы этот пацан присобачил к ногам шагающий экскаватор. Света выглядела совсем иначе. Она водрузила на ноги туфли на огромной тонюсенькой шпильке и одета была в платье типа «вечернее». Впрочем, Коньков и на эту смазливую девицу обратил минимальное количество внимания.

Первое время ехали молча, но в присутствии своих приятелей Оля осмелела.

– А трюки страшно делать? – попыталась завязать она разговор на самую что ни есть актуальную тему.

– Нет, – Коньков даже не глянул в её сторону, хотя и понял, что вопрос предназначался, конечно же, ему.

– Совсем, совсем? Ни капельки?

– Ни к-капелечки, – как эхо повторил Коньков.

– А я фильм один смотрел когда-то, – встрял в разговор Жихарев, – американский. Так там один тип специально вредил каскадёрам, и они гибли один за другим…

– Ой, – по бабьи всплеснула Оля руками, – а зачем ему это было нужно?

– Да жену свою приревновал…

" Жену!!!" – тут же долбануло в мозгу Конькова.

– А он то сам, этот тип кто был? – уточнила Светка.

– Я уже и не помню. То ли этот самый продюсер, то ли режиссёр, то ли актёр. Ей богу, из головы вылетело…

– Тоже мне! – Светка перебивала его без всяких церемоний.

Вероятно, в её оценочном списке знакомых мужчин этот дружок имел совсем невысокие баллы.

– Если она была женой такого человека, зачем с каскадёрами якшалась?

Конькову не понравились слова расфуфыренной девицы. Он хотел было придавить на газ, чтобы вытряхнуть немного спесь с этой провинциальной принцессы, но тут же резко передумал. Убиться здесь, в компании этих сопляков его вовсе не прельщало.

Твои слова, как тонны грязи,

Вяжут трясиною болот.

Последний вдох в протяжном спазме

Дыхательный закрыл проход.

Не долбануло на этот раз его мозг, а как-то противно обволокло всё сознание. Как бы и впрямь не отключиться ненароком, слегка испугался он и тут же рассмеялся в душе. Очень даже странно бояться потерять сознание перед смертью.

Пока они добрались до места, снова заморосил мерзопакостный дождик. В связи с этим на съёмочной площадке было не очень весело. Без трепещущего творческого огонька, присущего коллективам такого рода. Хотя, конечно, что-то всё-таки происходило. На дороге Паша со своей женой Люсей при помощи рулетки делали какие-то замеры и определённые места отмечали, приклеивая к асфальту белые полоски скотча. Прилипал к мокрой поверхности он плохо, и супружеской парочке пришлось повозиться. Затем к этим отметкам подъезжала автомобильная техника, задействованная в трюке. Первым в череде машин выдвинулся огромный тягач с кабиной красного цвета, разукрашенный массой всевозможных картинок. Саня запомнилась самая яркая на двери: большой слон тёмно-синего цвета, по-боевому изогнувший свой хобот. Тягач тянул за собой мощнейший трейлер, на котором находилась внушающих размеров решётчатая конструкция, доверху заполненная сеном. Следом подъехал бортовой грузовик с какими-то бочками в кузове. Задний борт его был откинут, и с той стороны уложили длинные, оббитые гладкой резиной трапы. Коньков подъехал к этому месту и съехал на противоположную обочину. Ребята сразу же разбежались, а каскадёр двинулся к череде машин. Как раз около крайнего грузовика стояли, горячо беседуя, два начальника: директор агропредприятия Мерзлов и киношный босс Негодяев.

‒ Вот по этим самым трапикам наш каскадёр вжик в воздух, – объяснял Негодяев своему собрату предстоящие задачи. – И вон туда, в сено. Бултых!

– А бочки? Вы же говорили: бочки выгрузите. Я же вам их выделил, как от сердца оторвал. У нас, знаете ли, сейчас засолка. Одна вон даже с квашенной капустой. Она хоть и прошлогодняя, но ещё ничего – ядреная. Может, пустыми бочками обойдётесь, а полную мы на полевую столовую отправим, – по-хозяйски хлопотал аграрий.

Но Негодяев заартачился.

– Полная нам тоже нужна, извините за каламбур, для полноты картины. Понимаете? Что же у нас в фильме пустые бочки будут выгружать?

– А вам какая разница пустые, полные?

– Для правды жизни, дорогой вы наш Илья Степанович. Нужно и всё тут.

– А мне кажется, их следует убрать, – робко вступил в разговор подошедший к ним Павел. – Для безопасности исполнителя. Понимаете ли, согласно моим расчётам, траектория полёта проляжет так, что стоящая в кузове тара может помешать летящему телу каскадёра, – он начал объяснять уж слишком заумно, особенно для товарища Мерзлова.

‒ Вот видите! Бочки, оказывается, вам совсем без надобности, – возрадовался Илья Степанович. – А то испортите капусточку нашу…

– Нет, правда жизни, прежде всего, – Негодяев был непреклонен. – Я думаю, если их правильно расположить, они не помешает этой вашей траектории.

– Паша знает, что говорит. Он у меня такой умный, – Люся тоже приблизилась к компании мужчин и заботливо прикрыла голову мужа зонтом. – Он у меня инженер, математик…

‒ Вот и расставьте их, – твёрдо повторил Негодяев, – согласно теореме Ферма.

– А Паша говорил, что теорема Ферма… – начала было Люся, но оппонент отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, резко повернувшись к Мерзлову.

– Ну что ещё интересует радушного хозяина?

– Сено. Сено не забудьте вернуть. Целый стог вон у вас под дождём здесь мокнет. А там, в сене, что, настоящий танк? Правда?

– Ну, не совсем танк, – ответил Негодяев как-то без энтузиазма. – БМП или БТР, что-то в этом роде.

– А глянуть можно? – по-детски загорелся Илья Степанович. (Конец проверки)

Разговор взрослых прервал пацан, неожиданно выскочивший откуда-то на роликах.

– Жихарев! – тут же признал его Мерзлов. – Ты чего здесь мотаешься? А папка твой где? На работе или опять пьяный спит?

– Кстати, – Негодяев заметил Конькова. – Ролики достали?

– Да. Они там, в машине. Н-надевать? – Саня был инертен, пассивен, немногословен.

– А об этом распорядятся вот они, – директор указал на Пашу и Люсю.

– Вообще-то главный на съёмках режиссёр, – заметила Люся.

– А у вас что, всё готово к съёмкам?

– Паша, у нас всё готово?

– Надевайте ролики, – мягко попросил Паша Конькова.

– И этот ваш второй тоже! – напомнил Негодяев. – Где он, в конце концов! Почему я его не вижу! Он каскадёр у нас или тайный агент?

Коньков пошкрябал к своей машине. Именно такое слово вольной орфографии подходило лучше всего к его моральному состоянию. Настолько гадко было у него на душе. Там кошки скребли, и притом каждая всеми четырьмя лапами.

По дороге он обратил внимание на режиссёра. Тот сидел под каким-то неказистым брезентовым тентом, уткнувшись в Пашин ноутбук. Проходя, Саня заглянул ему через плечо. Сергей Сергеевич играл в шахматы. На Конькова неожиданно накатилась злость, но тут же сразу и отлегла, как волна морского прибоя. Именно так волнообразно проявлял себя его интерес к бренной жизни. Внезапно нахлынувшее сочувствие к Люсиному мужу тут же сменилось безразличием. Ему расхотелось слишком вникать в подробности человеческих отношений. Подлец любовник поимел женщину, а теперь имеет ноутбук её мужа. Обычное дело для этого извращенного мира. А он сам в этой вселенной просто странник, который уже приоткрыл дверь, чтоб шагнуть дальше, в чистую, стерильную вечность, за порог этого грязного топтаного перетоптанного миллионами ног бытия.

Додумать эти глубокие философские мысли он не успел. У своей машины он увидел напарника и Бэби. Бэби косо зыркнула в его сторону ненавидящим взглядом.

– Тебя Н-негодяев спрашивал, – доложил Коньков напарнику. – Считает, что ты т-тайный агент.

Напарник заметно вздрогнул, даже побледнел весь.

– Не может быть.

– А т-ты что тут делаешь? Н-не уехала? – Это Коньков уже накатился на свою напарницу.

– Забыла перед тобой отчитаться! – Бэби так и жгла: что взглядом, что голосом.

Он отвернулся, сосредоточив внимание снова на напарнике. Тот при дневном свете выглядел не так презентабельно, как вчера ночью. Лицо его было сильно исцарапано и, вероятнее всего, не ветками густых терновых кустов. Поняв взгляд Конькова как вопрос, он буркнул, отодвинувшись подальше от Бэби:

– Вчера ночью у калитки какая-то дура исцарапала.

Как он ни старался говорить тихо, Бэби всё равно услышала.

– Дура? Сто процентов Галя! – почти радостно воскликнула она, но и с презрением одновременно.

Как всякая маловыразительная девушка она дико не любила красавиц. Да к тому же ещё и таких, что называют собак человеческим прозвищем.

– Главная местная героиня! – добавила она, выразительно искривив свои и так постоянно гнущиеся тонкие губы. – А за что она тебя? Приставал?