С. Хоффман как-то задал риторический вопрос: «являются ли международные исследования американской социальной наукой? Обычно на него отвечают следующим образом: «Да, по крайней мере, последние пятьдесят лет». Аналогичный вопрос напрашивается и в отношении политической науки. Доминируют ли американцы в этой отрасли знания? И ответ на него будет тем же: «Да, по крайней мере, – последние пятьдесят лет». С точки зрения количества, разнообразия, а, по мнению некоторых исследователей – и качества работ, американские учёные, безусловно, определяли и определяют состояние политической науки во всём мире»[16].
По мнению Э.Я. Баталова, «на протяжении нескольких последних десятилетий после окончания Второй мировой войны Соединённые Штаты являли собой одну из главных точек роста мировой политической мысли и центр развития мировой политической науки»[17].
Т. Иногучи, проводя исследования демократии в Японии, Южной Корее и Китая, отметил «влияние американской политической науки на развитие политической науки этих трёх стран. Во-первых, он характеризовал демократию в Японии как «нелояльную». По его мнению, «к категории «нелояльных» принято относить давно укоренившиеся и устоявшие демократии, для которых характерно недоверие граждан к политикам и индифферентное отношение к политике как таковой. Эти черты присущи и американской демократии. Уважение к политическим институтам упало в США до предельно низкой отметки», аналогично в Японии «доверие к политическим партиям, парламенту, государственным чиновникам, политическим лидерам и правительству находится там, на очень низком уровне». Во-вторых, Т. Иногучи относит Южную Корею к демократиям «третьей волны», поскольку «демократизация Кореи пришлась на то время, когда аналогичные процессы охватили Южную Европу, Латинскую Америку, Южную и Юго-Восточную Азию. В режимах подобного типа делается акцент на процедурных и электоральных аспектах демократии. Такие режимы носят манипулятивный характер и не опираются на сколько-нибудь устойчивые демократические убеждения граждан. Конечно, демократию принято определять не по процедурным, а по содержательным критериям – как власть народа, от народа и для народа. Однако в случае «третьей волны» под демократией подразумевается лишь избрание руководства страны в ходе свободных, честных и конкурентных выборов, зачастую проводящихся под наблюдением ООН. В-третьих, Т. Иногучи определил демократию в Китае как зарождающуюся. «Зарождающиеся демократии можно иначе назвать полудемократиями или демократиями, находящимися в процессе становления. Хотя по своей природе подобные режимы, безусловно, остаются авторитарными, им присущи и некоторые черты, которые со временем могут способствовать появлению демократических форм. Речь идёт, в частности, обо всё большей открытости номенклатуры, о проведении демократических выборов на уровне деревень, об усилении прозрачности и подотчётности власти. Так, доктрина «трёх представительств партии» Цзянь Цземина нацелена на расширение состава коммунистической партии за счёт включения в неё предпринимателей, специалистов в области фундаментальных и прикладных наук и просто граждан, лояльно относящихся к этой организации». В заключении, Т. Иногучи подчеркнул, что «все три страны, вне зависимости от специфики сложившегося в каждой из них политического режима, движутся по пути демократического строительства, проложенному американской демократией. Аналогичным образом можно говорить о том, что на их политическую науку, так или иначе, повлияла американская политология. Однако это отнюдь не означает, что последняя заняла там доминирующее место. Восточноазиатские исследователи обращаются к концептам и методологиям, разработанным в США, дабы найти ответы на вопросы, которые ставит перед ними эмпирическая реальность их стран. В случае Японии это вопрос: почему политические лидеры и институты пользуются столь слабым уважением граждан? В случае Кореи: почему после 15 лет демократического транзита в обществе так сильны антиамериканские настроения? В случае Китая: почему народ не доверяет чиновникам, почему политическая система страны остаётся закрытой и неподотчётной? Эти и подобные им ключевые вопросы задают направление развития политической науки соответствующих стран. В настоящее время правительства большинства стран мира декларируют себя демократическими, в противном случае они становятся изгоями в глазах остального мира и могут быть подвергнуты военной интервенции со стороны США»[18].
Как считает Мюллерсон Рейн, «теория демократического мира оправдывает политику, движимую экономическими или стратегическими интересами, которая подталкивает, воздействует или поддерживает смену режима. Однако «при продаже на экспорт у мягкого и человеческого лица наследия Просвещения обнаруживается серьёзная проблема. Несмотря на то, что во многих незападных странах существуют довольно много западных образованных или влиятельных людей, которые призывают к свободе и демократии, на практике такие революции часто заканчиваются хаосом, разочарованием, возвратом к диктатуре или проявлением несостоятельных государств. Почему так происходит? Даже если бы западные ценности в принципе могли стать универсальными, не все общества готовы к их немедленному внедрению. Иногда лекарство слишком сильно и может убить пациента, вместо того чтобы излечить его». Современные смены режима (Арабская весна и более ранние цветные революции в некоторых бывших советских республиках) поднимают взаимосвязанные вопросы теории международных отношений и международного права. Среди них теория демократического мира и её роль в поддержании или оправдании политик, движимых экономическими или стратегическими интересами, а также подталкивание, содействие и поддержка смены режима. «В экспортно-импортном деле демократии необходимо всегда помнить, что демократизация должна вызываться спросом, а не стимулироваться предложением. Только в случае, если имеется сильное желание народа построить демократические институты, а также при наличии, по меньшей мере, минимальных материальных и культурных предпосылок, сторона спроса может сыграть положительную роль. В противном случае её роль будет разрушительна, и, при всём уважении к теории «созидательного разрушения» Джозефа Шумпетера, в этом разрушении не будет созидания», полагает Рейн Мюллерсон[19].
«Цветные революции – это проекты по свержению легитимной власти в странах второго мира и третьего мира, организованные США и Великобританией. Характерным признаком цветной революции является декларируемое отсутствие использования насилия – начинается такая революция всегда с мирных протестов, если не будет вовремя подавлена. Другим признаком является скрытая, но активная денежная поддержка революционеров со стороны различных специальных фондов, посольств и спецслужб США, и прочих западных стран. Декларируемой целью цветной революции является смена «авторитарных» и «тиранических» политических режимов на «демократические» и «либеральные», а также «осуществление» права народа на самоопределение. Мадсен приводит список стран, в которых проходили госперевороты при участии и поддержке США: «революция роз» в Грузии, «оранжевая революция» и «Евромайдан» на Украине, ливанская «революция кедров», «оливковая революция в Палестине», «тюльпановая революция» в Киргизии, государственные перевороты в Югославии, Кувейте, Ливии, Бирме, Тибете, Иране и в других странах»[20].
Цивилизации на Востоке и Западе изначально развивались в разных направлениях. Если на Западе создание государства означало полный отказ от первобытно-общинного строя, социальное неравенство и более развитые формы эксплуатации рабов, то на Востоке сохранялись значительные остатки первобытно-общинного строя и формы эксплуатации рабов были не развиты. Основой развитие рабовладельческого строя на Западе были частная собственность рабовладельцев на средства производства и рабов и демократия, в то время как на Востоке сохранялось право коллективной собственности общины на землю, и развивалась восточная деспотия в управлении государством. Динамичное развитие права на Западе, основными задачами которого являлись закрепление частной собственности рабовладельцев на средства производства и рабов и узаконение существовавшего социального неравенства между различными группами и слоями свободных людей, привело к формированию римского права. В центр правовой системы Древнего Востока была поставлена община, коллектив, право подвергалось громадному влиянию религии, что обеспечивало сохранение обычаев и традиций в праве.
По мнению В.С. Нерсесянца, глубокая концепция обусловленности полисных законов объективным общемировым закономерностям была развита Гераклитом (530–470 до н. э.). Для взглядов Гераклита, как и для античных представлений в целом, характерно рассмотрение правовой проблематики и вообще всех земных, человеческих дел и отношений в неразрывной связи и единстве с глобальными, космическими процессами. Отсюда и трактовка полисных законов как отражения космического порядка, поиски космических истоков полисных норм и установлений, знание о справедливости, законе и т. д. – часть знаний о мире вообще, о космосе (как «упорядоченной вселенной», «мировом порядке»). Согласно Гераклиту, мировым явлениям присущи необходимые связи и «скрытая гармония», в принципе доступные человеческому познанию.
Основной упорядоченной связи противоположностей и упорядоченности мира как космоса является огонь – всеобщий эквивалент взаимопереходящих противоположных явлений и мера мирового порядка в целом. «На огонь обмен ивается все, и огонь – на все, как на золото – товары и на товары – золото»[21].
Зарождение демократии. Считается, что демократия возникла в Древнем Риме. Однако у автора возникает сомнение: была ли демократия в Древнем Риме? Великая Римская империя, основанная на рабовладельческом строе, доказала свою неэффективность и рухнула под натиском варваров, эволюция общества сопровождалась поисками новых путей развития, организации социально-политической системы. В самом деле, можно ли говорить о демократии как народовластия, если одно из его слагаемых – «народ» в условиях рабовладельческого строя «исключал», согласно официальному представлению, из своего состава такую огромную часть населения, как рабы? Действительно, в Древнем Риме были заложены основы демократии: институт частной собственности, институт выборов и представительства слоёв общества в органах власти. По мнению автора, институты выборов и представительства слоев общества в органах власти не являются признаками демократии, поскольку они всего лишь отражают общественное сознание людей, которое возможно еще не сформировалось или может иметь патологический характер.
Развитие Древнего Рима продемонстрировало эволюцию общественного развития Запада: непрерывные войны способствовали стремительному взлёту Древнего Рима, мировому господству и накоплению несметных богатств, паразитическому образу жизни патрициев и плебеев и кризису рабовладельческого общества, как неэффективного и неспособного к развитию.
Эпоха Средневековья считается мрачным и жестоким временем, не иначе как эпоха мракобесия. Религия в эпоху Средневековья зомбировала людей и пыталась контролировать их жизнь путем насилия и средневековыми пытками. Религия обещаниями райской жизни оправдывало существование на Земле социального неравенства, помогало власть имущим в управлении крепостными, бывшими рабами. Роль религии неоднозначна: с одной стороны, она способствовала стабильности общества и созданию государства, с другой, она тормозила общественный прогресс путем контроля жизни людей и подавления инакомыслия. Тем не менее, церковь была необходимым социальным институтом, который способствовал развитию и укреплению феодального государства.
Как сказано выше, религия была мощным регулятором древних государств, и задачей церкви, как института государства, была защита власти короля и контроль духовной жизни миллионов людей. Отношения между верховной властью и церковью были сложными во все времена, и роль служанки не устраивала иерархов церкви. Стремление церкви узурпировать власть в государстве проявлялись в контроле не только жизни людей, но и верховной власти. Поэтому в истории цивилизаций остро стоял вопрос: церковь для государства или государство для церкви? Церковь стала реакционным государственным институтом: она проповедовала Абсолютные неизменные ценности, была противником любых реформаций, подавляла инакомыслие и тормозила общественный прогресс путем контроля духовной жизни людей и подавления у них желания участвовать в общественной жизни. Дальнейшее развитие государства вызывало необходимость признания верховенства короля над церковью, реформации церкви, создание светского государства. Таким образом, важными историческими событиями в Средние века стали церковная Реформация и Инквизиция.
Характерные черты и особенности феодального права заключались, прежде всего, в том, что оно носило ярко выраженный сословный характер, открыто закрепляло экономическое и социально-политическое неравенство в обществе, выступало как привилегия класса феодалов. Члены общества наделялись правами и свободами в зависимости от того, какое место в феодальной иерархии они занимали. Значительную эволюцию теория естественного права претерпела на следующей стадии своего развития, в Средние века, сохраняя в основе прежние постулаты, среди которых на первом плане стояли вечность и неизменность природы человека. Естественное право в то же время (особенно это проявилось в XIV–XVI вв.) в значительной мере ассоциировалось не с природным, а с божественным происхождением. Среди средневековых схоластов, констатировал в связи с этим Е.Н. Трубецкой, господствовало убеждение, что существует вечное естественное право – вечные естественные законы, «которые вложены Богом в сердца людей и составляют самую природу разума. Естественное право соотносилось, таким образом, с неким божественным правом, а место и роль природы занимал и выполнял Бог»[22].
О проекте
О подписке