Цитаты из книг автора «Юлия Яковлева»

виноваты?! Она съехала с тумбы, огляделась: дома, их стройный ряд, уходивший к мосту, крыши под снегом, иней на деревьях. И беспомощно крикнула — крышам, слепым домам, сама не знала кому: — Это нечестно! Слышишь? Жестоко! Ты только отнимаешь! Твоя красота — красивенькое вранье! Ненавижу!

Таня вдохнула запах реки и почувствовала, как в ней самой что-то расправляется, разглаживается, светлеет. Ей стало легко. Не весело, нет, скорее грустно. Но легко. — Мой милый! — не удержалась она. — Какой же ты красивый! Как будто Ленинграду не говорили этого мильон раз. Тем не менее он всякий раз отвечал. Ответил и теперь. Распахнул Тане свои небесные-водные-каменные руки и сказал: иди ко мне. Таня шла по ночным нестрашным улицам, светлым и теплым. В небе золотисто тянулась игла Петропавловской крепости на другом берегу. В белом свете ночи дома не отбрасывали тени, все казалось слегка нереальным.

— Тань, ты мне не веришь, что ли? — Верю. Конечно, верю. Просто...

— Ну вот совсем человеческие глаза! — Просто бывает, что люди выдумывают. — Врут? Таня покачала головой. — Не обязательно. Вернее, да, но не для того чтобы всех одурачить. Или чтобы их все слушали. Иногда они просто не понимают, что происходит, поэтому объясняют, как умеют, и сами в это верят. Как мы верили, что с нами говорят птицы. — Но они с нами разговаривали! Таня помолчала. — Теперь я уже не уверена. — Зачем мне врать? — обиделся Шурка. — Я не говорю, что ты врешь! Но... Иногда лучше немного придумать и поиграть, чтобы спрятаться от того, что было по правде. — Но я их видел!..

Неудивительно, что многие обеспеченные мужчины в столице очень эту альтернативу ценили, а многие общественные деятели видели в балете этакий публичный дом, увенчанный двуглавым орлом.

Некоторые из этих новых были на самом деле «старыми». До революции они были неудачниками. Новое время освободило для них дорогу – дало шанс. Они не собирались его упускать. Они нацелились на жизненный реванш. И они его взяли. Такими новыми-старыми были, прежде всего, бывшая балерина Агриппина Ваганова и танцовщик Федор Лопухов.

разразилась революция 1917 года. Она покончила с привычным обществом, стилем жизни, с самими высшими классами. Театр Петипа, петербургский балет «эпохи шедевров» был неотделим от повседневной жизни его постоянных зрителей. И ушел в небытие как часть их жизненного уклада. Ушел – в самом буквальном смысле слова.

перед ядовитой прелестью балета, вернее, танцовщиц, Некрасов оказался так же бессилен, как и презираемые им

Некрасовым я была лично знакома. Он не раз бывал у меня в начале моей артистической деятельности, когда я жила в доме театральной дирекции, рядом с моей товаркой балериной Вергиной», – вспоминала Екатерина Вазем[31].

ненависть Льва Толстого можно носить как орден: Шекспира он тоже ненавидел. Вот только балет Петипа, балет времен Толстого, никто из современников и не подумал бы поставить в один ряд не то что с пьесами Шекспира, но с литературой вообще. Балет попросту не считался искусством.