Джабир был абсолютно уверен, его внезапный переезд не стал сюрпризом для деда. Он представлял, как тот, еще до сообщения от внука, выговаривал Мусе, сидя вечером в своем кресле под приглушенным светом старого абажура:

– Куда это годится, сын? Разве может Шериф лишиться своих корней? И что он будет делать в этой Европе?

Муса немного подшучивал над отцом:

– Ты хочешь поспорить с судьбой, отец? А может перехитрить ее?

– Для смеха причин мало, – будто бы обижался старик.

– Отец, сколько раз ты смотрел? Уже и со счета сбился. Сколько вариантов тебе показали?

– Один. Всегда один, – старик устало развел руками. – Так никогда не бывает. Десятки вариантов дорог у других, даже у меня, старого человека, есть выбор. Почему у Джабира один?

– Мы должны радоваться, отец: нашему мальчику понятно, куда идти. Почему ты печалишься?

– О, Муса, это так несправедливо…Как мы без него?

Дед закрыл лицо руками и заплакал. Сын подошел и обнял отца.

Даже, если ты спас сотни жизней, умеешь заглянуть за горизонт и сами звезды дают тебе советы, на этой земле ты остаешься просто человеком, чье сердце остро чувствует радость и боль.

– Задача каждого, кто приходит в мир – сохранить сердце живым и емким для счастья и печали, – говорил дед Джабиру.

И у старика это хорошо получалось. Для знакомых, соседей, пациентов старший Шериф был великим врачом, мудрым человеком широкой души, бесконечно уважаемым и почитаемым, но лишь сын и внук знали о масштабах его силы и знаний. Дед смеялся, когда Джабир показал ему фильм про доктора Стрэнджа.

– И чем я на него похож? Хорош герой, который прежде чем спасти мир, наполовину его рушит, – дед повторил движение рук за доктором – На тебя вот он похож. Ты так, наверное, делал, когда Ахмад упал с велосипеда.

Дед теперь хохотал, припоминая эпизод из детства своего внука.

В Германию, где обосновался Джабир после пары лет скитаний по европейским странам, отец и дед приезжали несколько раз. Дед удовлетворенно покачал головой, когда внук показал свою клинику мануальной терапии в престижном районе Берлина.

– Хорошо. Это, конечно, не палатка военного хирурга, – заметил он.

– Людям здесь тоже нужна помощь. Сынок, ты делаешь большое дело, я знаю, – Мусса похлопал сына по плечу.

– Дед, я долго сомневался, когда переезжал сюда. Нужны ли мои способности здесь, не бегу ли от дара? Десять лет я видел войны и боль, что они несли людям. Человек не остается прежним, хоть раз столкнувшись с этим кошмаром. Да что я говорю, вы сами все знаете! Но когда приехал сюда, то понял, что в своей сытой и уютной жизни люди скованы другими страхами. Они точат их изнутри, делают их тела деревянными. Таким людям я помогаю.

Очередь в клинику доктора Шерифа-младшего с каждым годом становилась все больше. Прием был расписан на полтора года вперед. Без рекламы и прочих маркетинговых ходов.

Старое доброе сарафанное радио. Когда пациенты говорили, что их жизнь изменилась после курса массажа или процедур у Джабира, они ничуть не преувеличивали.

Тело пациента для него было подобно карте. По напряжению в мускулах, посадке шеи, форме позвоночного столба, цвету кожи, доктор легко мог определить, какими маршрутам ходил человек прежде, чем оказаться в его кабинете. Джабир расслаблял стиснутые спазмами мышцы, а еще высвобождал и перенаправлял энергию, которая птицей билась в его пациентах, но не находила выхода и применения.

– Словно заново родился!

– У меня силы появились жить, доктор!

– Я решилась…

Слышал он от своих клиентов и вновь убеждался, что когда-то выбрал верный путь, перебравшись к людям, которым выпало счастье родиться в благополучном мире без потрясений, но это их не спасло от глубоких душевных ран. Некоторые пациенты Джабиру представлялись хрупкими бабочками, попавшими в липкую паутину страданий. Они сражались отчаянно, но проку не было. Им требовалось помочь, пока черный паук неизбежного не добрался до своей ослабевшей жертвы.

– Ты только не складывай крылышек, – шептал он такой душе на первом сеансе. – Я освобожу тебя.

– Доктор, вы настоящий волшебник, – говорили ему.

– Это просто моя работа, – следовал неизменный ответ.

ЧАСТЬ 3.

На третий день насыщенной экскурсионной программы Андрей умолял Аню притормозить.

Непростое это дело изучать город с дизайнером и художником, который фанатично обожает место, где живет, и так и норовит показать тебе все необычные скаты крыш у всех необычных домов эпохи классицизм. А ведь есть еще барокко и модерн.

Даша тоже устала от насыщенной программы, но если бы не муж, вряд ли бы попросила о снисхождении.

– Андрюш, но Аня же все планировала. Как-то неудобно…

– Даш, я уже, кажется, истоптал три пары железных сапог по местным улицам. Давайте на сегодня закругляться.

Троица исследовала центр города, когда экскурсионная группа взбунтовалась.

– Все, ребят, принимается. У нас по плану Шпрея. Поехали кататься на кораблике. Пиво там наливают, – Аня не стала спорить с неразумными созданиями, которые ничего не смыслят в противоречивости работ архитектора Шинкеля.

Даша обожала воду – реки, озера, моря. В каждой поездке она старалась поселиться поближе к источнику большой воды. Поэтому сейчас, сидя на верхней палубе и ощущая ветер в длинных волосах, чувствовала почти детскую радость. Редкое в ее сегодняшней жизни чувство, призналась она сама себе.

– Хорошо как! Спасибо тебе, Анька, огромное, вот такое, – Даша развела в сторону руки и заключила родного экскурсовода в объятья.

Аня прижалась к подруге, и женщины некоторое время ехали молча, не размыкая рук.

«Это же чудо, когда совершенно чужой тебе человек становится настоящим другом, – Даша по старой привычке в мыслях препарировала свои чувства и ощущения. – Сколько смелости надо, чтобы доверчиво раскрыться, рассказать тайны, вручить сердце,

а с ним обойдутся бережно, будут по возможности дуть раны и жалеть. И так поступает чужой, посторонний в прошлом человек».

– Ты не представляешь, как я рада, что вы приехали. Мучаю вас экскурсиями, это чтобы вы не заскучали. А вообще готова на руках носить, – хохотнула Аня. – Мне не хватает здесь тебя очень. Видеозвонки – хорошо, но вот так посидеть, помолчать вместе. Ой, сейчас заплачу…Дурная да?

– Так и я дурная тогда! Видишь? – Дарья вытерла скатившиеся слезы.

– На том они и сошлись, – улыбнулась Аня.

К женщинам подошел Андрей и принес им по чашке чая:

– С пивом решил повременить. Мы завтра с Даниэлем, как вы на массаж отправитесь, набег на местные бары планируем. Поэтому попридержу евро. Еще он обещал показать магазин одежды. Даш, помнишь, я новый костюм хотел? Поэтому в 11:00 у нас завтра мужской шоппинг, в полдень обед, а после – экскурсия по злачным местам.

Андрей закрыл ежедневник.

– Войны с Англией нет в твоем расписании? – Даша хотела улыбнуться, но не получилось. Вопрос прозвучал резко. Она видела, как муж нахмурился, и пожалела о своей несдержанности.

– Андрюш, ты бы в отпуске оставил это планирование. Отдыхай, – она примирительно погладила супруга по спине.

– Даш, да все правильно они придумали: магазин – до баров. И покушают наши мальчики перед тестированием пива. Мы можем быть спокойны. Кстати, Андрей, Даниэлю я бы не доверяла в выборе костюма. Ты видел в чем он ходит? Джинсы и майка. Почти круглый год. Если ты уговоришь его на что-то еще, я твой должник, – Аня отпила чай и молитвенно сложила руки на груди. – Пожалуйста, уговори его на что-то посолиднее. Будет у него костюм, он и жениться, может, надумает.

Даша и Андрей рассмеялись.

– Главное, чтобы только на мне, – присоединилась к общему хохоту Анька.

На речном причале, где кораблик высадил туристов, оказался магазин с сувенирами.

– Ребят, я сегодня три лавочки пропустила. Сюда зайду, ладно? – Даша направилась в его сторону.

– Началось, – раздраженно заметил Андрей.

Даша остановилась, резко развернулась и подошла к мужу:

– Сувенирная лавка есть в моих планах. Чтоб ты знал, – она сделала вид будто что-то листает. – Да, вот тут в моем плэнере, сразу после прогулки на пароходе. А планы – это святое. Спорить не станешь, правда?

Даша дернула дверь магазина. Аня, безуспешно пытавшаяся слиться с пейзажем во время ссоры друзей, юркнула следом за ней.

Все сувенирные лавки в мире похожи друг на друга. Совершенно разные товары в таких магазинчиках пребывают в добрососедских отношениях. Весло с надписью «Привет с юга» и чай в ярких упаковках. Где в обычной жизни они могли пересечься? Место первому – в отделе для активного отдыха, второму суждено занимать полки в продуктовых. Но в нежно-любимых Дашей лавочках для туристов они находились на соседних стеллажах, предлагая покупателям, как и остальные товары, пройти настоящий квест: найти среди гор ненужного что-то крайне необходимое.

Даша всякий раз с радостью принимала этот вызов. Рядом с магнитами, блокнотами, тарелочками, ловцами снов, которыми сувенирные лавочки целой планеты снабжал Китай, у нее получалось отыскать настоящие аутентичные сокровища.

– Смотри, какой мишка! – Даша с вызовом показала подруге игрушку. – Дочке куплю. И марципан – маме и сестрам.

Аня уставилась на штампованные сувениры, пытаясь подобрать слова.

– Отлично, Даш. А давай еще вон там посмотрим. Помнишь, ты меня учила заглядывать в самые дальние и темные углы таких магазинчиков. Там хитрые продавцы хранят все самое ценное, – пробормотала она.

– Желания нет, Ань. Настроения тоже, – Даша усадила медведя обратно – Вот почему он просто не сказал: «Дорогая, давай не сегодня»? Хотя он меня «дорогой и любимой» уже сто лет не называл. О чем я вообще? Мне кажется, он никогда меня так не называл, и меня все устраивало. Почему я сейчас взбеленилась?

– Все мы нежности хотим. Значит, раньше Андрей чем-то другим ее дефицит компенсировал. Цветы дарил, на руках носил, нет?

– Не помню, Ань. Помню, что все было по-другому, мне нравилось. А как точно было, не помню. У тебя такое случалось?

– Начнем с того, что у меня никогда не случалось замужества, да и работу я меняла каждые три года. Не успеваю почувствовать скуки от стабильности. Может в этом дело? Вам с Андреем сменить обстановку нужно.

– Чем мы сейчас и занимаемся, – горько усмехнулась Даша.

– Упс…Я такой себе психолог, – развела руками Анька. – Берем медведя?

– Успеем еще! Пошли уже домой. Завтра у нас на день разные маршруты, соскучимся друг по другу.

– Конечно, – слишком бодро поддержала подругу Аня. И, чувствуя вину за фальшивую игру, прикусила язык.

ЧАСТЬ 4.

Джабир только что попрощался с постоянным клиентом. Мистер Шульц бывал у него со дня основания клиники. И хотя, по мнению доктора, мужчина уже не нуждался в помощи, отказать ему Джабир не мог.

Даже сейчас, когда Густав Шульц умело управлял своей жизнью и выглядел счастливым, Джабир, глядя на него, все еще видел того маленького худенького запуганного мальчика, каким Густав оставался до своих сорока семи.

Лощеный, дерзкий, богатый мужчина почти десять лет назад с усмешкой шагнул через порог кабинета. Его мучили сильные головные боли. Он проходил бесконечные исследования, врачи назначали разные схемы лечения, но ничего не работало. А мистер Шульц привык, чтобы все работало, не болталось без дела: крутилось, умножалось, приносило выгоду. Без проколов и сбоев, строго по плану. Густав готов был простить многое, но не отсутствие видимого результата. Врачи сильно его разочаровывали: их советы и рекомендации не ра-бо-та-ли!

– Добрый день, доктор Шериф. Сразу хочу сказать, что я не верю во все эти «погладил руками – все прошло». Мне даже сильные препараты не помогли. Но! Мой партнер по бизнесу очень вас рекомендовал, – мистер Шульц говорил с презрением, а Джабир улыбался мальчику лет десяти с голубыми доверчивыми глазами и таким огромным сердцем, что доктору на мгновенье стало невыносимо больно, когда он представил, сколько мучительных инъекций разочарования пришлось вынести. Сердце должно было зачерстветь от их токсичного действия, но оно оставалось таким же большим и полным надежд, хоть и билось под броней из цинизма и натренированной жесткости.

Густав напомнил Джабиру его самого. Он тоже принял наследство, от которого трудно отказаться. Только вместо семейного дара врачевания младший Шульц получил целую бизнес-империю. И, к большому сожалению, старшие в его роду не считали, что их наследник может быть самим собой, управляя «большим кораблем».

Когда старший Шульц понял: пора готовить смену, счастливое детство Шульца младшего закончилось. Частная школа: боже, как рыдала мама и убивалась бабушка. Старший Шульц был разведен, мальчик жил с ним, но бывшей жене позволяли приходить, когда она пожелает. После волевого решения отца маме и сыну оставались лишь две недели на Рождество и короткие как миг летние каникулы. И чем старше становился Густав, тем меньше времени он проводил с самыми любимыми. Оно обменивалось на деловые встречи отца, на которых младший Шульц обязательно присутствовал со своих четырнадцати лет.

Густав хорошо играл на гитаре. Музыке его учила мама, до замужества она играла первую скрипку в симфоническом оркестре Мюнхена. Уроки были для мальчика настоящим счастьем, а камерные семейные концерты, где бабушка под их аккомпанемент пела «весьма недурно» – по ее собственному выражению – старинные песни, казались Густаву глотком воздуха в жизни, строго подчиненной графику.

Несмотря на все сложности и ограничения, Густав даже не думал перечить отцу. Он любил его, восхищался им. Похвала Щульца старшего была дороже любого подарка. Возможно потому что подарки случались как минимум дважды в год – на Рождество и день рождения, а добрых слов от папы можно было не дождаться за все десятилетие.

– Манульная терапия, мистер Щульц, это не совсем «погладил руками», но я понимаю ваши опасения, – ответил тогда Джабир.

После первого приема Густав впервые за много-много месяцев уснул без обезболивающего. Ему снился худенький голубоглазый мальчик, в котором он с трудом узнал себя. Мальчик играл на гитаре, а бабушка хлопала в ладоши и смеялась. Как только Щульц проснулся, он позвонил своему помощнику и попросил записать его на прием к доктору Шерифу: раз в неделю до конца года.

Со временем Густав и Джабир стали кем-то вроде друзей. И хотя их общение ограничивалось стенами кабинета и столиком ближайшей кофейни, оно было по-настоящему теплым. Мужчины доверяли друг другу. Джабир рассказал Густаву о военным прошлом, Густав – о годах, проведенных в фирме отца, трех неудачных браках.

Мистер Щульц, несмотря на большой жизненный опыт, так наивно доверял тем, кого любил, что две первые супруги чуть не оставили его без компании. Об обоих бракоразводных процессах много писали журналисты. Оба раза Густав чувствовал себя абсолютно убитым: он любил этих женщин и не подозревал в них коварства. Оба раза он уходил в затяжные запои. Правда, во второй раз алкогольная эпопея получилась в два раза короче.

– Опыт, – смеялся Густав, повествуя Джабиру о своих приключениях.

Третий брак в жизни Щульца-младшего случился тоже по неземной любви, но это не исключило очень жесткого брачного контракта, который, впрочем, не помог. Брак, где все было оговорено, продержался даже меньше, чем браки, где изначально договоренности отсутствовали, зато имела место импровизация.

– Любовь не выдерживает рамок, Джабир. Это как картина, для которой нельзя изготовить подходящего багета. Она всегда будет больше любой оправы.

После полугода постоянных приемов в клинике доктора Шерифа Густав взял в руки гитару, которую совсем забросил. Сам попросил у матери приглашение на ближайший концерт ее учеников, постепенно стал частью тусовки музыкантов и учредил ежегодную премию для одаренных учеников музыкальной академии, где все еще преподавала родительница.

А семь лет назад Щульц снова женился. На талантливой скрипачке. Молодая жена родила Густаву сына.

– Наследник у меня родился, смотри, – постоянный пациент показывал Джабиру фото.

– Замечательный новый человек. У него будет хорошая судьба, ведь у него такой мудрый отец, – улыбнулся Джабир.

– Так и будет, – ответил Густав.

Он, как показало время, стал чудесным, даже слегка сумасшедшим отцом. Джабир радовался переменам в жизни мистера Щульца-младшего. Но в последние несколько месяцев, болтая с Густавом о его семье, любимом сыне и жене, он стал замечать, что испытывает чувство похожее на зависть.

Когда впервые он ощутил ее присутствие, не поверил сам себе. А потом Щульц на приеме рассказал, какой сюрприз приготовила его Хелена на день рождения:

– Никто, кроме мамы, обо мне так не заботился. Я думал, что взрослые мужчины не должны так мечтать о нежности, я и не мечтал. Но появилась Хелена и я понял, что только этого и хотел: нежности, ласки и любви. Как маленький щенок. И мне совсем не стыдно в этом признаваться. Я уверен, что ты меня понимаешь, Джабир. Ведь так?

Доктор Шериф, заполнявший историю пациента, молчал. Еще в самом начале щульцевского монолога, он отметил, что старается натужно улыбнуться, чтобы призвать эмоции, которые бы хорошо вписались в эту ситуацию: откровения счастливого человека. Ведь это он, Джабир, в прямом смысле приложил руку и все свои знания, чтобы Густав увидел себя настоящего. Почему же тогда в сердце вместо положенной случаю радости шевелится зависть?

– Я не помню своей матери, – Джабир еле сдерживал себя, – но я понимаю тебя.

Несколько лет назад доктор Шериф развелся с женой официально. И тут же получил предложение от своей любовницы. Решительная блондинка, коллега из клиники, где когда-то он работал, позвала на ужин и сказала, что теперь они могут пожениться, он же свободен.

Джабир был ошеломлен не столько самим предложением, сколько тем, что он довел отношения до этой точки: не разглядел серьезный настрой женщины. То свидание стало для их пары последним. А привлекательный араб-доктор, владелец собственной клиники, мужчина с большим будущим и красивыми руками в настоящем – таким его видели женщины, готовые потерять голову, посмотри он пристальнее своими медовыми глазами, решил впредь быть аккуратнее. Поэтому оставался одиноким уже четвёртый год к ряду. Случайные отношения длиною в ночь или в совместные выходные – не в счет.

Той самой, которую так ждал Джабир, которую бы почувствовал сразу и узнал с первого взгляда, среди прекрасных, интересных, умных, образованных женщин, не было. Они были созданы для кого-то другого, просто иногда их путь пересекал его жизнь. Как у перелетных птиц бывают остановки в чужих странах.

Дед после развода внука пару месяцев с ним не разговаривал. А на приветы, которые Джабир передавал через Муссу, отвечал, что ему не нужны пожелания здоровья от человека, напрочь забывшего традиции. С годами характер у старика становился только круче.

– Твой дед совсем не похож на просветленного дервиша, застывшего с улыбкой умиления и всепрощения, – смеялся отец в телефон. – Сегодня он решил простить тебя. В очередной раз. Дед просил передать, сынок, что твоя женщина уже на пути к тебе. Между вами много преград. Но ждать осталось недолго.