Глава 3

Когда она свернула на родную улицу, то сразу обратила внимание, что из трубы дома, в котором она жила, валил густой дым. Это означало, что её муж уже вернулся и растопил печь. Она на секунду остановилась. Глубоко вдохнула носом, сжав губы в трубочку, медленно выпустила весь набранный воздух и пошла к дому, ускоряя шаг. Сначала она подумала, что не будет говорить мужу о маленькой девочке на чердаке. Она дала обещание той незнакомой женщине уберечь её дитя и боялась реакции мужа. Вдруг он не поймёт, не поддержит её благородство и, решив защитить свою семью, сдаст девочку. Но подойдя к дому, она решила, что скрывать такое будет нечестно по отношению к своей семье, ведь она подвергает их опасности, они должны знать. На крыльце ещё раз остановилась. Она не имела понятия, как сообщить такое. С чего начать этот разговор? Женщина закрыла глаза, помотала головой, словно отбиваясь от дурных мыслей, перекрестилась и нерешительно схватилась за толстую деревянную ручку. За дверью было тихо. В её голове вдруг нарисовалась картина: «Она заходит в дом, а там при свете свечи за столом сидят муж, сын и маленькая девочка. Муж поворачивается к ней с лицом, требующим объяснений. Его густые черные брови напряжены, а в глазах застыл страх и немой укор оттого, что, она мать, которая подвергла смертельной опасности своего ребёнка». Тут же она нахмурилась и, ещё не войдя в дом, разозлилась на мужа. «Как он не понимает, что это маленькая девочка ни в чём не виновата!? Что она ребёнок и напугана! Неужели он может допустить, чтобы маленькую девочку, одного возраста с их сыном, жестоко убьют! Идёт война! Сейчас тяжёлое время для всех! И что же станет, если люди не будут помогать друг другу?»

Она толкнула дверь и вошла в дом. Муж сидел у окна и чистил свои сапоги, сын возле печи на полу играл с соломенной куклой. Она быстро оглядела маленькую комнату, тускло освещенную светом керосиновой лампы. Обе кровати стоящие по углам были заправлены покрывалами, сшитыми из множества разноцветных лоскутков. В изголовье каждой кровати лежали друг на друге по две подушки в белых наволочках с красивыми небольшими вышивками ручной работы. В центре комнаты небольшой стол, на котором стоял самовар, глиняный горшок, накрытый салфеткой, и керосиновая лампа. К столу были приставлены две широкие лавки. На деревянном полу три длинных узких половика. Справа на табуретке большой железный таз с холодной водой, ещё несколько тазиков на полу, сложенные друг в друга. Умывальник, полотенце на гвоздике и маленькое зеркало. Слева небольшая белая печь, с одной стороны заставленная горшками и котелками. Пустая бельевая верёвка через всю комнату и лестница на чердак. Девочки в комнате не было…

– Мама! – радостно воскликнул мальчик, и, отбросив игрушку, быстро подбежал к ней.

– Мишенька! – тихо отозвалась мать, села на корточки и, заключив сына в объятия, принялась целовать его щёки и лоб. Мужчина поднялся и пошел к ней навстречу. Она встала и обняла мужа.

– Всё хорошо? – сказал он нежно взяв её за плечи.

– Да… – неуверенно ответила она, бросив быстрый взгляд на чердак, – хорошо, просто очень устала… – она посмотрела на чугунный котелок, на столе накрытый салфеткой и сразу подумала о том, что малышка, наверное, очень хочет есть. Да и вообще, как она там? Весь день одна в темноте!

– Голодная? – проследив её взгляд, сказал мужчина, – Я сварил крупу и принёс хлеб.

– Нет! – она медленно села на лавку, спиной к столу, и одной рукой сдвинула косынку на затылок. – Мне последнее время кусок в горло не лезет. Ты бы видел Коленька, что творится на… – не договорила она и повернулась на сына, который стоял рядом и внимательно слушал её. Она знала, что если скажет это, он спросит: «Мама, а что творится на площади», и она не будет знать, что ответить. Мальчик даже не понимал, что идет война. Он, как и другие дети ходил в школу, там была совсем другая атмосфера, они играли, веселились, их вкусно кормили, читали немецкие сказки, когда укладывали на дневной сон. Он уже любил немцев и даже сказал, что хочет жить в Германии, когда вырастет. Она не могла рассказать ему, что на самом деле происходит, не могла рассказать, какие чудовища поселились в городе. На это было несколько причин. Во-первых, её грела мысль о том, что сын в безопасности, если это можно было так называть. Самое главное, что он не знает что такое голод, слёзы и страх. А во-вторых он активный и общительный мальчик, который ещё слишком маленький чтобы понимать, что можно говорить, а где лучше промолчать. Воспитательницы в этой школе были друзьями для каждого ребёнка, но если вдруг ребёнок знает, что эти люди им не друзья, тогда он представляет опасность, для общества которому так тщательно прививают любовь и уважение ко всему что связано с немецким народом.

– Эй, а тебе, не пора ли спать? – улыбнулась она и потрепала волосы сына. Он звонко расхохотался и сделал шаг назад, обеими руками приглаживая взъерошенные волосы. – Тщиии… – шепнула она, приложив палец к губам, – уже поздно не нужно шуметь, – нежно улыбнулась, – помой руки, лицо и бегом в постель! Я сейчас подойду к тебе.

Мальчик сильно откинул голову назад, а затем быстро махнул ею вперёд. Шумно соединил ноги вместе, вытянулся как струна и резким движением приставил руку к виску.

– Вольно солдат! – улыбнулся отец, и мальчик побежал к умывальнику.

Она ещё раз беспокойно посмотрела на лестницу, ведущую на чердак, затем встала, обняла мужа и шепнула ему на ухо:

– Мне нужно рассказать тебе кое-что очень важное…

– Что-то случилось?

– Да… То есть нет… – от волнения её опять начало тошнить. – Вообще-то да. Случилось… Ну ничего страшного. Ты не волнуйся, я просто не хочу, чтобы Мишенька знал… Сейчас я уложу его и всё тебе расскажу…

– Жуууууу, – пролетел к своей кровати Мишенька, раскинув руки изображая самолет. Она помогла ему снять подушки и расправить постель. Он взгромоздился на неё и плюхнулся на взбитую подушку. Мать накрыла его одеялом, села рядом и запела. Мишенька заснул почти сразу. Она встала и нежно поцеловала его в лобик. Муж сидел за столом всё это время внимательно смотрел на супругу. Она подошла к столу, не поднимая глаза на мужа. Села напротив, сцепив руки вместе, положила их на стол и опустила голову.

– Анечка, что же случилось? – шёпотом, полным волнения сказал муж, немного подавшись вперед. Не поднимая глаз, она шумно набрала воздуха чтобы начать говорить, но тут же выпустила его не найдя слов. – Аня, не мучай меня, говори!

– Понимаешь… – с трудом начала она, – там на площади… – её голос задрожал, – Все эти женщины, дети… они такие напуганные, беспомощные… а немцы… – из-за кома, поступающего к горлу, ей стало тяжело говорить шёпотом, она тихонько откашлялась и посмотрела на кровать где спал Миша, чтобы проверить не разбудила ли его. Потом бросила быстрый взгляд на чердак и первый раз, наконец, подняла глаза на мужа. – Они шли на смерть… Они знали, куда их ведут… Я видела… Я сама видела, как жестоко! Как бесчеловечно… – её глаза медленно наполнялись слезами.

– Милая! – он быстро встал, обошёл стол, и сел рядом с ней. Схватил её руки и крепко сжал, – Моя милая! – вытер он скатившуюся по её щеке слезу, и ещё крепче сжал её руки, – То что происходит ужасно, а то что тебе приходится всё это видеть… – он не нашёл слов и поцеловал её руки. – Я злюсь! И мне очень жаль, что я не смог помочь тебе, защитить тебя от этого, но пойми Анечка, ты ничем не можешь помочь этим женщинам! Это ужасно, но мы ничего не можем сделать… По крайней мере, сейчас не можем…

– Ты не понимаешь! – перебила она его, повысив голос, и тут же обернулась на спящего Мишеньку. – Ты не понимаешь, – повторила она шёпотом. Неожиданно повысив голос, она вдруг почувствовала прилив храбрости. Высвободив руки и вытерев слёзы, она подробно рассказала ему о мальчике, который пытался бежать и был застрелен на глазах у матери. О женщине с тремя детьми, сильной и храброй. О нескольких убитых женщинах и детях в тот момент, когда та самая сильная и храбрая бросила ей в руки маленькую девочку. О её страхе и надежде, и последней просьбе. О своем бегстве. И наконец, о чердаке. – Никто не видел, что я подхватила её! Никто не видел, как я принесла её в наш дом! Никто не знает! Я обещала, Коленька… Я не могу иначе! Она теперь моя дочка, Коленька! Наша доченька… – она закрыла рот рукой, сдерживать слёзы было больше невозможно. Они рекой лились из обоих глаз. Анна резко встала, но тут же села назад. Голова закружилась. Она поняла, что не сможет идти, ноги были как не свои, тело будто онемело. Трясло мелкой дрожью. Она закрыла лицо обоими руками и ещё сильнее, но беззвучно, заплакала.

Коля же сидел молча. Всё это время он внимательно слушал жену, и не знал что сказать. Его глаза были широко раскрыты, и совсем непонятно что они выражали. Это не было похоже на страх, на злость, или на немой укор, которого Анна так боялась. Он просто молчал. Затем тяжело вздохнул, еще тяжелее выдохнул, слегка хлопнул обеими ладонями по своим коленям и молча встал. Дёрнул салфетку накрывающую котелок, взял большой ломоть хлеба и протянул вторую руку жене.

– Пойдём, будешь знакомить меня с нашей доченькой! – шёпотом сказал он и улыбнулся.

Как будто бы не ожидая от него этих слов, она резко подняла глаза на мужа и ещё сильнее расплакалась. Только уже от облегчения, от счастья, от того что у неё самый замечательный и понимающий на свете муж. Добрый и благородный. Ей стало очень стыдно. Как она вообще могла подумать, что его реакция может быть иной. Анна взялась за протянутую ей руку, и они вместе поднялись на чердак.

Глава 4

Тяжёлый замок дважды скрипнул и дверь отворилась. Николай вытянул перед собой руку, освещая чердак тусклым светом керосиновой лампы. Он сделал шаг вперед, скрипнула половица и Коля остановился. Анна, словно тень, вошла в комнату беззвучно. Они нерешительно переглянулись. Женщина нежно коснулась мужа, как бы говоря, «подожди здесь. Я сама…». Медленно развернулась, сделала два осторожных шага к мешкам, за которыми оставила девочку. Зачем опустилась на колени и обернулась на мужа. Коленька одобрительно кивнул.

– Малышка… Всё хорошо, это я, – ласково шепнула женщина, – а это мой муж, его зовут Коля, – она выдержала небольшую паузу, – не бойся, сейчас ты в безопасности! Мы не причиним тебе вреда. – Девочка не выходила, – Мы принесли поесть, хочешь? – не поднимаясь с колен, Анна аккуратно подвинулась ближе, – Не бойся, здесь тебя никто не обидит! Я видела твою маму… – она запнулась, и с трудом проглотила подступивший к горлу ком.

В правом углу раздался шорох. Анна резко повернула голову, а Коленька вытянул лампу в сторону неожиданного звука.

– Маму? – послышался детский голос из правого угла чердака.