Глава 8

Вечер был уже поздним, и можно было бы лечь спать, но Олег Иванович не спешил. Он сидел в своем кабинете и постукивал кончиками пальцев по поверхности стола. Рядом лежала начатая рукопись, как обычно, в доказательство писательской работе. Однако мысли Котова были далеки и от писательства, и от его приятелей.

Воронецкие исчезли, как и хамелеон, что, впрочем, было логично. Если вторженец поглотил Глафиру Алексеевну, то найти его можно было, только найдя и ее. Впрочем, он мог добраться и до Михаила Алексеевича, и тогда в Петербург прибыл в одиночестве, но имея уже три личины, а вместе с ними и их знания, образ мыслей и черты характера. Одним словом всё, что некогда было братом и сестрой Воронецкими, а также Федотом Афониным.

Хотя… Воронецкие же выехали на своем экипаже, а значит, до Петербурга их должно быть трое. Да и тела не мог также бросить, как блаженного. Того хамелеон поглотил в лесу и оставил там. А Воронецкие и кучер – дело другое. Если бы взялся и за Михаила, то кучер увидел, что хозяев стало меньше на одного. Еще и в дороге они были, вокруг люди…

Тогда либо кучера мог поглотить, а после Воронецкого, или же вовсе не трогал ни того, ни другого. Если первый вариант, то в Петербург он добрался вообще в одиночестве, а если второе…

– Или его цель не Петербург… – пробормотал Олег и мотнул головой. – Надо прочистить голову.

Котов направился к окну, раскрыл его и вдохнул полной грудью. Взор его остановился на памятнике Екатерине Великой, воздвигнутом ее правнуком – императором Александром II. Императрица смотрела в сторону Невского проспекта, и Олег мог видеть государыню со спины. Впрочем, Олег Иванович видел памятник множество раз, даже любил иногда посидеть на скамеечке в Екатерининском парке.

Он много раз смотрел и на государыню, и на фигуры видных деятелей ее эпохи: Потемкин, Румянцев-Задунайский, Суворов, Державин, Бецкой и Дашкова. И даже был в этом парке через пару дней после торжественного открытия памятника. На сами торжества не попал, был занят иным делом, а вот через пару дней, когда намеревался посетить Александринский театр, подошел и рассмотрел.

– Как приятно изобразил государыню господин Микешин, – услышал тогда Котов и обернулся к двум мужчинам, стоявшим у него за плечом. – Величественна, но не надменна, с легкой полуулыбкой. Да, чудесно.

Олег мысленно согласился с говорившим господином, ему памятник тоже пришелся по вкусу. Но в данный момент Екатерина Алексеевна мало его интересовала, хоть взгляд и остановился на бронзовой монаршей спине. Котов постарался вообще ни о чем сейчас не думать, чтобы дать себе отдых. Однако разум не желал передышки, и старший розыскник петербургского отдела Ведомства из иного мира вернулся к хамелеону.

Он еще раз вспомнил, что знал об этих сущностях. Они, как оборотни и перевертыши, обладали даром перемены облика, но перевоплощались по иному принципу. Тот же оборотень изначально обладал двумя ликами. Две половины одной сущности, и третьей быть уже не могло.

С перевертышами было иное дело. Изначально они были людьми, но могли принимать обличье любого существа, которое увидели хотя бы раз. Однако если не хотели привлечь внимание к себе, то исходили из роста. К примеру, слоненком стать могли, а взрослый слон размером со слоненка выглядел бы уже странно, как и какой-нибудь огромный хомяк.

В этом мире перевертышей знали, но путали их с оборотнями из-за смены лика. Правда, и первые, и вторые были лишь существами из сказок, но это вовсе не означало, что сказки появились на пустом месте. Многоликие тоже проникали в чужие реальности. Когда на законных основаниях, и тогда они вели себя так, как предписывали правила, а когда и незаконно. И в этом случае не обременяли себя условностями.

А вот хамелеоны отличались от этих двух видов существенно. И в первую очередь тем, что могли получить не только чужой облик, но и знания, память и прочее, что помогало им слиться с новым сообществом, да так, что родные жертвы не сумеют отличить подделку от оригинала. Если, конечно, хамелеон этого желал.

Впрочем, хамелеоны получили такое именование только в этом мире. В иных их называли поглотителями. Именно такова была суть превращения. Хамелеон поглощал саму сущность жертвы. Это формировало не только ложный облик, но и привычки, особенности, даже образ мышления. И, благодаря энергетической основе живого существа, скрывал свой собственный энергетический след, что сейчас и играло против служащих ведомства. Они уже не могли ни почувствовать его, ни отследить.

А их хамелеон уже успел поглотить, по крайней мере, двоих, а может и больше, сказать с точностью было невозможно. Так что, даже живя с ним бок о бок, Олег смог бы его вычислить лишь по косвенным признакам. Пока была только одна примета – перемена в поведении младшей Воронецкой, но под ее ли еще обликом вторженец?

Впрочем, след хамелеон все-таки мог оставить, однако это было худшим, что могло произойти. Этот след – тела, имевшие специфический вид. Причиной, по которой хамелеон стал бы выстилать свой путь мертвецами, могла быть разной. Шел к какой-то цели, потому менял обличья. Или же ему сложно был существовать в среде, в которой он оказался, и тогда местные жители становились чем-то вроде защитного костюма, ресурс которого расходовался довольно быстро.

– Лишь бы обошлось, – прошептал Олег и обернулся на звук скрипнувшей двери.

Это был Степан. Он прошел к креслу, упал в него и шумно выдохнул. По внешнему виду было заметно, что напарник вымотан и явно недоволен. Котов прошел к столу, уселся на его край и спросил:

– Ну что?

– Ничего, – буркнул Степан.

Он сейчас был поглощен своей работой. Поначалу радовался, что может побегать по городу, но за несколько дней бесплодных поисков уже не казался столь жизнерадостным. Энтузиазма у Стёпы заметно убавилось. Впрочем, он не рыл землю, так сказать. У него, как и у обычных сыщиков, были собственные агенты. Сеть, которую раскинул напарник Олега, покрывала весь Петербург и его окраины.

И если Котов был вхож в дворянские собрания, в салоны и дома, да и знакомства водил с людьми образованными, то Степан вращался в иных кругах. От официантов и коридорных в гостиницах до карманников и легкодоступных девок. Так напарники поделили сферы, исходя из роли каждого из них.

– Все гостиницы прошерстил? Меблированные комнаты, новые жильцы доходных домов?

– Еще не все, – поморщился Стёпа. – Ты же понимаешь, что их много. Но все, где могут остановиться благородные господа. Я сомневаюсь, что Воронецкие поселятся среди отребья, но и оттуда тоже жду вестей.

– Но они могли и сменить имя, – заметил Олег.

– Мы об этом уже говорили, я учел, – ответил Степан. – За прошедшие дни в Петербург въехали несколько пар подходящего возраста. Среди них брата с сестрой нет. Есть кузены, остальные супруги. На своей карете приехали всего трое, остальные дилижансом или поездом. И никого из Новгородской губернии. Такие есть, но либо по возрасту не подходят, либо одиночка, либо несколько, но мужчины. Например, третьего дня из Новгорода приехали три купца.

– Компании исключаем, – отмахнулся Котов. – Возраст – не показатель, да и пол. Если пара, то возраст нам известен, если одиночка, то он может быть каким угодно. Присмотрись к одиночкам. Не исключено, что хамелеон избавился от Михаила и кучера.

– Угу, – промычал его напарник. – По парам, если говорить по приметам, то подходят постояльцы «Феникса», как их описал Полянский. Но там супруги, и приехали они на наемном экипаже. Может, до Петербурга добирались и на поезде, а тут уже взяли извозчика. Мне сказали, что видели, как Светлин расплачивался. Говорят, мол, за вещами вышли, кучер их сгрузил, деньги взял и уехал. Не кланялся, как своим господам, по имени не обращался. Просто «барин» и «счастливо оставаться».

– Светлин? – переспросил Олег и хмыкнул: – Я их видел. Пока Федор Гаврилович меня ждал, они обратились к нему с вопросом о нашем доме. Приятная внешне пара, особенно госпожа Светлина. А что там Полянский говорил о Михаиле?

– Молодой человек двадцати лет, наружности привлекательной. Волосы светлые, глаза светло-голубые, ясные. Нос прямой, подбородок округлый, без растительности на лице…

– Эта примета ненадежна, растительность отрастить недолго, а наклеить еще быстрее. Остальное не изменить. Если попадутся на глаза, надо будет приглядеться повнимательней. Что еще?

– Вежлив, сдержан, умеет скрывать чувства. А, еще рост и фигура. Рост чуть выше среднего, строен. Вроде всё. Никаких родинок и шрамов не описывал.

– Откуда они приехали? – спросил Олег, задумчиво глядя перед собой.

– Из Суздаля, – ответил Степан. – Он хочет найти место учителя в богатом семействе. Номер взяли дешевый, в ресторане тоже выбирают блюда недорогие. Похоже, в средствах, если и не стеснены, то имеют их ограниченный запас. Номер сняли на месяц.

– Меблированные комнаты было бы дешевле, наверное.

– Может и так. Но Воронецкие могут себе позволить номер и побольше, и на дольше. А эти явно экономят. Опять же приехали не на своей карете. И супруги. Единственное, что роднит их с искомыми персонами – это возраст и внешность супруга. Про барышню мы знаем только со слов прислуги и крестьян. И то, что она, как сказали, красавица.

– И это тоже роднит, – усмехнулся Котов. – Светлина хороша собой. Но красавиц и блондинов много.

– Угу, – снова промычал Степан и произнес мечтательно: – Ах коли бы он проявился…

И в этот момент в квартиру позвонились. Напарники обменялись удивленными взглядами, и Стёпа пошел открывать. А вскоре вернулся в сопровождении гостя. Котов встал со стола и направился навстречу:

– Сан Саныч, доброго вечера… – тут же оценил мрачный вид приятеля и настороженно спросил: – Что-то случилось?

Рыкин прошел пожал руку хозяину квартиры, затем опустился в кресло и потер пальцами переносицу.

– Вы ведь жаждали чего-нибудь этакого, Олег Иванович, верно? Так вот оно и случилось. Из Мойки выловили тело… Признаться, я такое видел впервые. Это истинно мумия, Олег Иванович. Но вот что странно, еще вчера это был мужчина, не страдавший даже худобой. А сегодня это иссохшая мумия. Совершенно непонятно, что может превратить человека в такое всего за сутки.

Котов бросил взгляд на Степана, застывшего в дверях. Тот широко улыбнулся, похоже, его желание была услышано. А вот Олег не обрадовался совершенно. Он нахмурился и потер подбородок. Стало быть, начал поглощать… и не скрыл труп. Выходит, занимать место жертвы он не намерен. Тогда выходит… питается? Плохо, очень и очень плохо.

– Я могу взглянуть на тело, Сан Саныч?

– Да я, в общем-то, ради этого к вам и зашел. Мне подумалось, что вы сейчас общаетесь с мистиками, может, что-нибудь вам придет на ум. Или же сумеете у них узнать нечто, что укажет на разгадку. Это чертовщина в чистом виде! – сердито воскликнул сыщик и буркнул: – Простите.

– Ну что вы, Сан Саныч, – отмахнулся Котов, – какие тут извинения. Тело уже увезли? В покойницкую Обуховской больницы, я полагаю?

– Да, вы совершенно правы, – кивнул Рыкин. – Тело там.

– Мы сможем пройти туда сейчас?

– Да, разумеется. Я же сказал, что пришел за вами, стало быть, сможем.

– Дайте мне пару минут, – произнес Котов. – Чего-нибудь желаете, пока я одеваюсь?

– Если только рюмку водки, – ответил Александр Александрович. – После такого зрелища хочется выпить.

– Степан, – проходя мимо напарника, сказал Олег. – Принеси водки нашему гостю. И закусить что-нибудь быстрое.

– Слушаюсь, Олег Иваныч, – поклонился Стёпа и удалился исполнять распоряжение.

Когда Котов вышел из своей комнаты, Александр Александрович уже показался из двери его кабинета. Он сунул в рот кружок соленого огурца и вытер руки носовым платком. После промокнул рот, выдохнул, кажется, даже с удовлетворением и, убрав платок поднял взгляд на Олега.

– Вы готовы, друг мой? – спросил его Котов.

– Только вас и жду, – хмыкнул Рыкин.

– Как вы, Сан Саныч? – заботливо спросил его Олег, пока они направлялись к двери.

– Ваша водка творит чудеса, от души немного отлегло, – уже более весело ответил сыщик.

– Тогда поспешим, – улыбнулся Котов. – Вы на извозчике?

– Да, – кивнул Александр Александрович, – поймал, когда направлялся к вам.

– Замечательно, – вновь улыбнулся Олег, и до выхода из дома мужчины замолчали.

Извозчик – мужик лет пятидесяти, одетый опрятно и с ухоженной бородой, широко зевнул, когда его пассажиры вышли на улицу. Зева он не прикрыл, но на это никто не обратил внимания. И когда мужчины уселись в коляску, только обернулся и спросил хрипловатым баском:

– Куда ехать, барин?

– Вези к Обуховской больнице, голубчик, – ответил ему Рыкин.

– Слушаюсь, – произнес извозчик, и его лошадка зацокала копытами.

Они проехали мимо театра, повернули к Музыкальному собранию, и взгляд Котова уперся в двери «Старого феникса». Тут же вспомнилось хорошенькое личико госпожи Светлиной, а после в голове прозвучали слова Степана, перечислявшего всё, что узнал о семейной чете из Суздаля. Взор Олега скользнул по окнам, и он пожал плечами.

Могли ли Воронецкие сменить своего кучера и экипаж на частного извозчика? Наверное, могли, но зачем? Скрыть свой след? Но они уже его оставили, когда не стали скрывать куда едут. То есть след не прятали, если бы, конечно, не свернули куда-то по дороге. Но они не свернули, потому что сейчас Олег ехал смотреть на труп, оставленный хамелеоном… Хотя спешить с выводами не надо, лучше прежде увидеть.

Однако по описанию уже можно сказать, кто сотворил из здорового человека мумию. Хамелеон именно так иссушивал тело при поглощении энергии. Скорей всего это все-таки он, а значит, Воронецкие доехали. Но где они?

– Где нашли тело? – спросил Котов.

Коляска уже катила по Театральной улице, куда свернула сразу от «Феникса» и Музыкального общества.

– Недалеко от дворца Строгоновых, – ответил Рыкин. – И знаете что? – Олег посмотрел на него. – Тело еще не было ни окостеневшим, ни даже остывшим. Да, вода охладила его, но я бы сказал, что его только сбросили и сразу нашли.

– А кто нашел? – нахмурился Котов.

– Да какой-то мужик, – пожал плечами Сан Саныч. – Он с удочкой на набережной сидел. Закричал вдруг: «Мертвец! Мертвец!» Люди подбежали, увидели и вытащили. Нас вызвали. А мужик исчез. Может, испугался, а может, с полицией не захотел связываться. Кто его знает.

Они чуть помолчали. Олег потер подбородок. Мог быть это сам хамелеон? Но зачем бы ему самому указывать на то, что сделал? Личина мужика Афонина у него имеется. Кстати, мог и не уйти никуда, просто сменить лицо, и вот он в толпе и смотрит дальше. Но для чего?! Да и как он это сделал? Выпил, скинул и позвал, раз тело даже не охладело?

Котов вдруг усмехнулся. Этак он каждого петербуржца будет подозревать. Мужик и вправду мог сбежать, уже хотя бы потому, что это работник какой-нибудь лавки. И если бы узнал хозяин, что он ушел, мог и работы лишиться. Да, скорей всего так и было. Надо по-прежнему не спешить с выводами. Собрать сведений, потом обдумать.

Важней другое, раз сыскари сумели уловить, что тело совсем свежее, значит, и в реку его скинули где-то неподалеку. То есть хамелеон находится где-то там?.. Хотя и от того же «Феникса» это минутах в сорока пешего хода. Да, в общем-то, направление может быть в любую сторону и на любое расстояние. Если хамелеон понимает, что его будут искать, то охотиться мог подальше от своего логова. Но если он не ожидает, что здесь есть служащие Ведомства, то мог напасть и там, где живет.

Котов коротко вздохнул. Нет, это блуждание в лабиринте, нужно остановиться, как уже неоднократно думал. Тем более есть кое-что, на что Сан Саныч мог пролить свет, а Олегу оставалось непонятно.

– Как вы узнали личность покойного? – спросил он, когда коляска переехала на другой берег Фонтанки.

Рыкин усмехнулся.

– Это, как говорится, нарочно не придумаешь. Сей господин – немец, Альберт Румпф. Его жена и брат вчера обратились в участок, объявили о его исчезновении. Они показали его фотокарточку, описали, в чем одет. Брат немца – Якоб, выпроводив невестку, признался, что Альберт увлекся балериной из кордебалета и некоторое время тайно ухаживал за ней. И вроде как она ответила ему взаимностью. Румпф посещал ее уже дважды, но исправно к вечеру возвращался домой. Должен был отправиться на свидание и в этот раз, но не вернулся, и родственники отправились на поиски. Имя балерины Якоб назвал. Адреса он не знал, да и невестка не отпускала от себя.

В общем, зная имя, отыскать адрес было несложно. Туда отправился городовой. Он рассказал, что пропажа всё еще находилась у своей любовницы. «Во хмелю и любви», – так выразился городовой.

– Поэт, – хмыкнул Котов.

– Верно подмечено, – усмехнулся Сан Саныч. – Но это он сказал уже сегодня. А вчера объявил, что господин Румпф уехал в Гатчину по коммерческому делу. Мол, так сказала балерина. Вчера же Альберт сунул городовому деньги и уговорил передать родственникам то, что я вам только что сказал. Сам обещался вскорости быть дома. А сегодня выловили труп.

По одежде и особой примете – родинке под глазом, опознали Альберта Румпфа. Городовой и опознал первым, он оказался на месте, где выловили покойного. Так и сказал: «Это ж Румпф!» После, когда прибыл сыскной отдел, пытался отмолчаться, но на него указали в толпе, кто услышал его слова.

Вот тут-то он и покаялся, мол, грешен, взял деньги и соврал. Но господин Румпф божился, что вскорости будет дома. И что такого? Ну отдохнул мужик, душу отвел. Говорит, вы его жены не видели, я б тоже сбежал. Как понимаете, тут и описание внешности покойного. А был этот человек полным. Вчера полный, а сегодня мумия. И скажите, батенька, что не бесовщина.

– А с балериной говорили уже? Где она живет?

В это мгновение коляска остановилась. Извозчик обернулся и объявил:

– Приехали, господа хорошие, больница.