Читать книгу «Израиль моими красивыми глазами» онлайн полностью📖 — Юла Ханчас — MyBook.
image

Кабан

Израиль страна маленькая. Окружённая морем и врагами. Если Моисей сорок лет вёл за собой евреев с юга, то они немного не дошли. Не доползли хотя бы до Турции или Болгарии. И территория больше и климат мягче. Если шли с севера, то повезло, но территорию мелом надо было очертить раза в три больше. Но что вышло то вышло. И надо маленькую родинку защищать! Для этого создали оборонительную армию и назвали её самой сильной в мире. И по боевому духу она таки да, самая сильная. Служить в ней с самого рождения мечтает любой израильтянин. Любовь к маленькой родинке вливается с молоком матери, и к моменту службы превращается в чувство глубокого патриотизма.

Служат все. Кто не служил, тот либо дебил либо хочет таковым являться. Чтобы распознать дебила, умный Израиль придумал понятие профиля. Максимальный профиль полноценного здорового и вменяемого солдата является числом 97. Почему не 100? Мы задавались этим вопросом часто. И ничего кроме обрезания либо кашлял в детстве, не нашли. Решено было, что даже в Израиле совершенных не существует, поэтому и убрали три цифры, дабы уравнять лучших. У меня был профиль 97, хотя я и требовал 100, так как до обрезания так и не дошло, а в детстве я кашлял мало и только в варежку. Низший профиль являлся красивым числом 21. Им и занимался кабан.

Понятие кабан я запомнил сразу, будучи кабаном по году рождения и любителем свининки на щедрых украинских столах. Кабан расшифровывался как кацин бриют нэфэш. Точнее офицер психического здоровья. К нему отправляли обкурившихся заколдованной травой, сбившихся с пути и трудных подростков из неполных семей. Он проводил беседы, и немного поднимая профиль наводящими вопросами о том, что квадрат таки имеет четыре стороны, отправлял в армию. Как правило, таким экземплярам автомат уже не выдавали. Но и без оружия, в гневе они были опасны. Особенно во время военных действий. Главное, было вовремя их направить против врага, чтобы в панике, они не перебили своих.

Со мной проходили медицинские комиссии и сложные тесты грузинские братья. Еврейские грузины. Грузинские евреи. Давид и Гелла. Крепкие ребята, с золотыми якорными цепями толщиной в палец на толстых волосатых шеях. Цепи были работой их папы из Ашдода, ювелира и менялы Резо. Перспектива менять деньги на другие деньги и гонять по вечерам на новеньких БМВ и субару, снимая белокурых эмигранточек на ласковых ашдодских пляжах, сильно манила братьев. Поэтому, Давид и Гелла решили закосить. В Грузии актёрскому мастерству обучают в родительских домах, а в школе, вместо золотых медалей выдают Оскара. Братья выучили роли, написанные папой под редакцией мамы Софии, и были готовы удивить кабана. Я вышел из кабинета с печатью «годен». Давид с порога стал гавкать и задирать ногу на тумбочку, пытаясь её описать. Лаял громко и с выражением, войдя в роль кастрированного бультерьера, чтобы не оставить кабану никаких шансов. Гелла элегантно, словно фокусник, достал коробок со спичками, бросил их на пол, присел рядом и звал его КысКысКыс, поглаживая живот коробки и ожидая котят. Кабан служил в армии более десяти лет и видел разное, поэтому предложил помочь принять у коробка роды, а Давиду выдал баночку для анализов. Поверил им по Станиславскому. Вышли они счастливые с 21 профилем. Давид даже пол дня лаял по инерции. Не мог выйти из роли.

Мы встретились через месяца два. Я вернулся после курса молодого бойца домой, с автоматом и сумкой халявных марсов и сникерсов с военной базы. Переодевшись в гражданку, с оружием на плече, поехал к друзьям в Ашдод отмечать шабат. Там, возле банка Леуми, я случайно и встретил несчастных на вид, братьев. С пачками денег они стояли у банка, выискивая в прохожих клиентов на обмен валюты. Гелле папа купил новенькуЮл Субару Леонэ. Машина белого цвета красовалась на стоянке возле дома. Права в полиции аннулировали до ожидаемых родов спичечного коробка. Кабан часто звонил им домой и спрашивал, родила ли кошка и как назвали котят. Делал это цинично, на полном серьёзе, как доктор. Гелла плакал и клялся, что он косил по глупости и вполне здоров. Что коробок спичек не может родить котят. И что он уже готов служить. И если надо, то даже немножко больше чем все. Давид же по блату хотел устроиться в столовую аэропорта Бен Гурион, где готовили контейнеры с едой для самолётов. Там можно было жрать сколько угодно и немножко пиздить в семью. Но со справкой от кабана и профилем 21, его не пустили даже на порог. Давид звонил в кабинет врача, требуя помочь ему. Но кабан отвечал на претензии и извинения Давида лаем королевского пуделя и даже переходил на истошный вой. Давид хотел застрелиться, но и оружие ему не выдавали нигде.

Не знаю как именно и чем они его потом убедили, но через год службы в танковых войсках, я напросился служить рядом с домом. И уже в генеральном штабе Тель авива, Кирье, однажды я встретил двух изрядно потолстевших братьев, чистящих мешки с луком и картофелем на кухне в столовой, где мы ели. Вместо автоматов им выдали ножи для чистки, но и это оружие говорило о том, что они вполне достойны называться гордым именем «Солдат Израилев».

В столовой кормили вкусно, но это уже совсем другая история)!

Пидор

Легенды о том, что евреи любят и умеют экономить, созданы и раздуты до величины дирижабля самими евреями, чтобы экономить и быть в этом первыми. И если для русского человека экономить считается постыдным, то евреи своей экономией могут содержать весь русский мир и еще откладывать немножко себе. Первые еврейские экономисты были отмечены еще при создании древнейшего языка, иврита. Он появился в результате общения Адама и Евы со змеем и стал первым языком на созданной земле.

Разработчики иврита сэкономили в его письменности по самому максимуму. Полностью убрали все гласные, и не остановились на этом. В остром экономическом приступе, словно по заказу редактора свыше, они сэкономили на некоторых первых согласных. Так, одинаковые в написании буквы Б и В, в начале слова читались только как Б. Такая же участь постигла и несчастную букву Ф, которую заменила стойкая П.

Евреи и считаются самыми умными в мире именно потому, что кроме них самих на иврите правильно прочитать не может никто. Человек, безошибочно читающий на иврите без огласовок, приравнивается к полубогу, близок к совершенству, постиг тайну святого Грааля. Уровень Бога достигает в Израиле тот, кто с первого раза без единой ошибки прочитает слово Джигурда или Гондурас, что в русском языке в принципе, одно и то же. Я долго привыкал к письменности иврита без точек, но, то, что в начале слова всегда звучит П а не Ф, запомнил однажды раз и на всегда.

Курс молодого бойца в израильской армии подходил к концу. Наш отряд размещался на территории, которые в последствии были возвращены палестинским мирным жителям. Длинное бетонное здание было укомплектовано двухъярусными пружинными кроватями. Большая часть солдат были русскоговорящие из бывшего СССР. Я лежал сверху. Днём разрешалось заниматься своими делами, и мы предпочитали поспать. Набраться дневным сном сил, перед ночными забегами в женский батальон через дорогу.

Скрипя старой, как само здание, дверью, вошла молоденькая командир роты, израильтянка Сагит. На неё не сразу обратили внимание. При всех её пышных формах и безупречно вздёрнутом к небу ашкеназийском носике, она успела достать всех утренними отжиманиями от пола так, что видеть её никто не желал. Даже в солдатских эротических фантазиях. Сагит достала записную книжку из маленького кармана на большой груди. Открыла её на нужной странице, и громко, чтобы хоть как то обратить на себя внимание, зачитала – «Пидор, на выход, к тебе приехала бабушка!».

Среди шестидесяти моих сослуживцев, готов поклясться, пидоров не было. Никто не отреагировал. Сагит повторила, вглядываясь в написанное – «Пидор, собирайся к проходной. Тебя ждут». Но пидор не откликался. Все переглядывались и не доверительно смотрели друг на друга. Я, на всякий случай, перевернулся на живот, чтобы не смущать своим тылом соседа снизу. Вдруг это он? Из всех шестидесяти солдат, я был уверен только в себе и в том, что пидор точно не я. Сагит знала, что Пидор точно среди нас. Так было написано в её книжице командиром роты. «К Пидору приехала бабушка из Иерусалима. Бабушка Пидора ждёт встречи с внуком», – не унималась настойчивая младший сержант. Но Пидор не сдавался. Признать на четвёртом месяце службы то, что он Пидор, после походов в баню, общих душевых, марш-бросков и двухъярусных кроватей, не хотел никто. Сагит перешла в наступление и наконец, зачитала фамилию – «Пидор Богданов, с вещами на выход!!».

Я не зря повернулся на живот, ибо Богданов лежал подо мной. То, что он Пидор и об этом знает наше командование, обескуражило меня. Я спал над ним уже третий месяц и ни разу не почувствовал через старенький матрац его твёрдое имя. Солдат из Молдавии, лежавший с ним рядом, натянул одеяло на глаза. Здоровенный белокурый воин с Житомира, чистивший автомат напротив, завернул недоеденное сало с луком и спрятал их в изношенный баул цвета хаки. Вернувшиеся из душевой армяне проявили интерес и подсели поближе.

«Я не Пидор!», – грозно заявил солдат Богданов. «Я Фёдор, Фёдор Богданов». «Фиодор, Пидор, Фиодор, какая разница?», – извинилась Сагит. Вся рота выдохнула и я перевернулся снова на спину. К концу курса у каждого из нас были характерные клички и прозвища, которые мы заслужили за четыре месяца дружно проведённого курса молодого бойца. И тут не нужно быть умным евреем, чтобы понимать сразу, как еще долго впоследствии мы называли сержанта Богданова. После армии он даже сменил имя на Пинхас.

Не сладко жилось Федям в Израиле. А девушка с фамилией Фёдорова на второй год проживания в Ашдоде сошла с ума. Именно в Ашдод в начале 90-х завернула большая грузинская диаспора. Но это уже совсем другая история.

Бумажные самолётики

В середине 90-х, я познакомился и подружился с весёлой компанией молодых ребят из Бат-Яма. Нас объединяли музыка, молодость и бесконечное вино. Город назвали очень правильно, Дочь Моря, ибо пляжи красовались роскошными смуглыми русалочками. Четыре квартала разделяли бескрайний пляж от квартиры моего друга, где все и собирались в свободное время. Несколько кругов вокруг домов всегда заканчивались успешной парковкой, и я бежал трезвыми ногами к заветному подъезду, вооружённый пакетом горячих бурекасов и бутылкой румынского красного вина.