Цитаты из книги «Охота на маленькую щуку»

Из леса сюда устремились кудахтаны, нимфы и лешаки, эльфы, дубаки и тролли. И другие твари, зачастую не имеющие названия и даже обличья. Они то появлялись на улицах поселения, то исчезали в ночи. Некоторые забрались на крышу гестхауса и расселись на коньке, как вороны. Вскоре они заняли крыши всех домов в поселке и оставались там на страже ночи. На крыше муниципальной администрации уселось в ряд так много домовых, что, когда вновь прибывший домовой попытался пристроиться на одном конце конька, домовой на другом конце свалился вниз, потому что ему не хватило места. Они сидели неподвижно и терпеливо, как горгульи, комичные и трагичные одновременно. Домовые смотрели на север. На дорогу. По ней в поселок двигались мор и эпидемии. Они приближались поодиночке и парами, впереди были чума и корь, замотанные в замызганные меховые шубы. Пришельцы разбрелись по поселку и начали обходить дома, стучать в двери, выманивая людей красивыми голосами.

Элина сказала, что в дневнике у матери есть запись о том, как она произнесла на озере то же самое заклинание, очень давно. Щука неслучайно оказывается в Ям-озере каждую весну. Она приплывает туда именно ради этой магии. Кто так все устроил или как оно само устроилось, не знала и мать Элины. Однако, по словам матери, озеро – это старинный алтарь, на протяжении веков служивший колдуньям, а может, и тарарамным ведьмам. На самом деле озеро бездонное, оно только кажется мелким. Мать пыталась определить его глубину шестом – проткнула палкой слой торфа и обнаружила, что палка уходит вглубь бесконечно. Мать считала, что на дне озера есть отверстие, ведущее в недра планеты, где имеется вход в другую реальность. Между этими двумя мирами и перемещается щука, которая передает послания. – И этот другой мир, наверное, мир мертвых? – сказал Сова. – Ну, в том числе. По словам ее матери, колдовать можно было только весной, после того как с наводнением в озере появлялась щука. Само заклинание состояло из двух частей. В первую весну щуке нужно было скормить что-то личное. Волосы, ногти или, как в данном случае, заколдованный камень. Так помечался объект проклятия. При этом щуку не ловили, ей давали нырнуть и забрать с собой часть личности проклятого. Но на этом этапе проклятому было еще не о чем беспокоиться. Следующей весной в озере появлялась другая щука, черная. Нутро этой щуки хранило душу проклятого, и если щуку не выловить из озера, прежде чем пройдет год после проклятия, она унесет эту душу с собой в Маналу – мир мертвых. Если щуку выловить и убить, то плененная душа освобождается еще на год. Следующей весной все повторяется. И на следующий год тоже.

– Ты не должна больше ничего для меня делать. Йоусия поднял руку с камнем высоко над головой и сказал: – Я проклинаю этот камень. – Что ты делаешь? – Я расторгаю нашу любовь. – Не делай этого. – Ее никогда и не было. – Ты не ведаешь, что творишь! Йоусия произнес:   Этот камень проклинаю, В щучий потрох посылаю. В щучью пасть да в щучью сыть, Там ему теперь и быть.   И бросил. Камень пролетел по воздуху и упал в воду. Из озера выпрыгнула щука. Она полностью показалась из воды, схватила камень, приняла горизонтальное положение в верхней точке своей траектории и головой вперед ушла обратно в воду, распугав водомерок.

Открытость и прямота, которые так нравились Элине в Туомасе, стали скорее обузой. Туомас не выносил конфликтов. Не проходило и минуты, как он старался уладить разногласия и злился, если ему это не удавалось. У Элины было ощущение, что она живет в доме без занавесок. Кроме того, она стала понимать, что ей просто не нравится делить жилье с другим человеком. Она была не в состоянии постоянно учитывать чье-то мнение, выслушивать советы, договариваться.

В Лапландии Элина привыкла во время разговора смотреть мимо собеседника или себе под ноги. На стену, на небо, или блуждать взглядом по двору. Но, болтая с Туомасом, Элина все время смотрела ему в лицо. Оно походило на безупречно вымытое окно. Элине казалось, что через это окно она заглядывает внутрь Туомаса, в его душу, и в то же время видит свое собственное отражение. И оно не было ей неприятно.

Там, где кончался хлев, со стороны болота, стояла темная фигура, голова которой находилась вровень с коньком старой сауны. Это был тарарам. Он смотрел к ним во двор, на их дом. Одну руку он положил на перила старой сауны, словно хозяин, осматривающий свои владения. Тарарам задрал лося, содрал с него окровавленную шкуру и завернулся в нее. Копыта мертвого лося свисали с плеч. Никто не знал, почему тарарамы так одичали. Когда-то они пасли животных, сажали леса и вырубали их, преобразуя окружающий мир по своему вкусу. Но потом что-то пошло не так.

Отец никогда не понимал мать. Элина множество раз слышала, как он говорил об этом вслух. – Я тебя вообще не понимаю, – повторял отец. Но при этом родители были неразлучны. Мать – словно вбитая в землю свая. И отец, напоминавший нетерпеливого, взбалмошного пса, привязанного к этой свае, который бегал кругами, насколько позволяла веревка, но проводил ночь у основания этой сваи, довольный той защитой и постоянством, что она ему обеспечивала.

– Вторая фаза – это знание, третий глаз, который появится у вас прямо посреди лба и станет источником постоянной боли. Боль придет, когда вы осознаете, что человек – существо, принадлежащее к тому же виду, что и вы, – неустанно, изо дня в день работает на уничтожение всего живого. Человек убивает животных до полного исчезновения видов с той же легкостью, с какой ходит в магазин. И это правда. А что значит вымирание? Лектор скомкал свой блокнот в комок и швырнул его в мусорное ведро. – Это значит, что вид навсегда исчезает из этого мира. Но о нем остается воспоминание. Саднящая рана. Вы знаете, что я имею в виду. Скелеты. Изображения. – Во второй фазе вы уже не сможете посещать естественнонаучные музеи. Те музеи, в которые вы с восторгом ходили в детстве, теперь превратятся в ваших глазах в мавзолеи. Экспозиции будут меняться, но называться они будут одинаково. Утрата. Горе. Уничтожение. Как больно смотреть на скелет стеллеровой морской коровы. Как больно смотреть на фотографии тасманийского сумчатого волка! Вы научитесь любить прекрасное, – продолжал лектор. – И оно будет немедленно отнято у вас. Вот в чем заключается истина.

Элина ушла в себя и сосредоточилась на учебе. Ее любимым учителем был лысый, строгий с виду лектор, который начал курс теории эволюции со слов, что изучение биологии делится на две фазы. – Первая фаза – влюбленность. Вы научитесь понимать, как красивы и совершенны животные – росомахи, дятлы и бабочки. И чешуйницы[20]. Поверьте, вы полюбите чешуйниц! Я вам обещаю. Возможно, сейчас вы их ненавидите, но через три года будете буквально молиться о том, чтобы они шныряли в ваших ванных комнатах. Просто чтобы полюбоваться на них. Они относятся к отряду щетинохвосток, которые обитают на нашей планете уже более трехсот миллионов лет. Подумайте об их потрясающей приспособляемости. Если вы не влюбитесь в чешуйниц через три года, знайте – вы выбрали не ту профессию.

Элина сняла дешевую меблированную однокомнатную квартиру в многоэтажном доме на окраине города. Первый вечер в своем новом жилье она просидела в кресле, обняв колени. Ей казалось, что она поселилась в комоде, ящик которого в любой момент кто-нибудь может выдвинуть.