Глава 2. Козы, страдающие морской болезнью

Услышав от папы Лисе, коменданта, что ей пора в школу, Булле подумал, что ему тоже пора в школу. Интересно, где она тут, эта школа. Если он поспешит, то успеет позавтракать, найти школьный ранец, почистить зубы (только в случае крайней необходимости) и поискать попутчика, который приведет его в новую школу.

Булле промчался между ног у грузчиков, переносивших мебель, и вошел в новый дом. И тут на картонной коробке в коридоре увидел свою трубу. Вздохнув с облегчением, он схватил ее. Булле, его сестра и мама приехали на первом фургоне накануне вечером, и он переживал, захватят ли коробку с его трубой.

Он осторожно приложил губы к мундштуку. «Трубу надо целовать, как женщину», – постоянно твердил дедушка. Булле за всю свою жизнь ни разу не поцеловал женщину, во всяком случае в губы. И если говорить правду, он очень надеялся, что это никогда не потребуется. Он как следует дунул в мундштук. Труба заблеяла, словно страдающая морской болезнью коза. Не много людей слышало, как блеют страдающие морской болезнью козы, но звук, наверное, очень похожий.

Булле услышал стук в стену. Это стучала мама, еще не поднявшаяся с постели.

– Рано, Булле! – крикнула она. – Только восемь. Мы спим.

Она всегда говорила «мы», хотя в спальне была одна. «Мы ложимся спать, мы приготовим кофе». Как будто папа не умер. Он все еще был там, при ней. Хранился в маленькой коробочке, которую она иногда брала в руки, когда Булле не было рядом. Совсем миниатюрный папа, похожий на того папу, какого Булле видел на фотографиях. Миниатюра – это что-то очень маленькое. И это очень хорошо ему подходило, потому что Булле был самым маленьким из всех мальчиков, каких ему когда-либо приходилось видеть.

Он спустился вниз на кухню и стал завтракать. Хотя они переехали только вчера, Булле нашел все, что ему было нужно, потому что они переезжали много раз и он знал, куда мама все кладет. Тарелки в левый шкаф, столовые приборы в верхний ящик, а хлеб в нижний.

Только он хотел откусить толстый кусок хлеба с копченой колбасой, как хлеб исчез.

– Как поживает наш лилипут? – поинтересовалась Ева и вонзила зубы в кусок хлеба, в который Булле планировал вонзить свои.

Ева была сестрой Булле, и она всегда либо скучала, либо злилась.

– Ты знаешь, что бойцовый пес – самая глупая в мире собака? – спросил Булле. – Настолько глупая, что, отнимая пищу у карликового пуделя, не знает, что попадает в ловушку.

– Заткнись, – сказала Ева.

Но Булле не заткнулся:

– Если карликовый пудель знает, что бойцовая собака унюхала его хлеб с колбасой и бежит отнять его, он намазывает на хлеб слизь от слоновых улиток.

– Слоновых улиток? – фыркнула Ева, бросив на него подозрительный взгляд.

К ее большому огорчению, Булле прочитал много книжек и знал такие вещи, о каких она и не подозревала. Поэтому Ева никогда не была уверена, выдумал что-то Булле сам или же прочитал в своих дурацких книжках. Эти сведения могли содержаться в той книге, которую Булле очень любил читать, – толстой старинной пыльной книге, оставшейся после дедушки, которая называлась «Животные, которых, на твой взгляд, лучше бы не было».

– Как, ты не видела слоновых улиток? – воскликнул Булле. – Посмотри в окно. Их там навалом на лужайке. Толстые жуткие звери. Если сжать их между двумя книгами, из них начинает вытекать желто-зеленая слизь, как из носа у людей, заболевших пекинским гриппом третьей степени. Нет ничего хуже соплюшек от пекинского гриппа третьей степени. Если, конечно, не считать слизи от слоновых улиток.

– Если ты будешь издеваться, то попадешь в ад, – пробормотала Ева и попыталась заглянуть под кусок колбасы.

Булле соскочил со стула.

– Было бы классно, если бы у них здесь был школьный оркестр, – сказал он. – Я смог бы играть на трубе.

– Ты никогда не будешь играть ни в каком оркестре! – крикнула ему Ева. – Кому нужен трубач такого роста, что его не видно из-за большого барабана? Ни в одном оркестре нет такой маленькой униформы!

Булле надел в коридоре крохотные башмаки и вышел на лестницу, встал в позу, крепко сжал губы, приложил к ним трубу и исполнил мелодию, которой его научил дедушка. Это был утренний военный сигнал, который означает «Подъем» и будит даже любителей поспать.

– Стройся! – крикнул Булле, закончив играть (дедушка научил его и этому). – Ноги вместе, гляди веселей! Приготовиться к утренней поверке, к исполнению королевского гимна. СМИР-Р-НО!

Мужчины, разгружавшие фургон, застыли по стойке «смирно» на гравийной дорожке у дома, держа в руках мамин пятиместный диван. Несколько секунд было так тихо, что слышалось только пение птиц и шум мотора мусоровоза, проезжавшего в это время по Пушечной улице.

– Интересно, – раздался вдруг веселый голос с легкой картавостью. – На улице появился еще один комендант.

Булле обернулся. К деревянному забору соседнего дома прислонился высокий худой мужчина. Его седые волосы были такими же длинными и неухоженными, как и трава в его садике. Синее пальто напоминало халат учителя труда из школы, в которой раньше учился Булле. Очки на носу больше походили на очки для плавания. Булле подумал, что если это не рождественский гном, внезапно постройневший, то это точно чокнутый профессор.

– Я вам мешаю? – спросил Булле.

– Напротив, – улыбнулся взъерошенный. – Я вышел посмотреть, кто так хорошо играет. Эти звуки разбудили во мне приятные воспоминания о плавании по реке во Франции много-много лет назад.

– Плавании? – спросил Булле.

– Именно так. – Профессор мечтательно закрыл глаза от яркого солнца. – На судне, плывшем по реке, были я, мой мотоцикл и множество коз. Солнце садилось, подул ветер, поднялись волны, и козы принялись громко блеять. Этот звук я не забуду никогда.

– Привет, – сказал Булле. – Меня зовут Булле. Что можно сказать про такое имя?

– Вряд ли что-то можно сказать, – картаво проговорил профессор. – Если только ты сам что-нибудь не скажешь, конечно.

Вот так Булле встретился с доктором Проктором. Доктор Проктор не был рождественским гномом. Он был чокнутым профессором. Ну, скажем, почти чокнутым.

Глава 3. Первое тестирование порошка

– Меня зовут доктор Проктор, – представился профессор. Из-за его картавости эта фраза напомнила звучание плохо смазанной газонокосилки. – Я – чокнутый профессор. Ну, почти чокнутый.

Он сердечно рассмеялся и стал поливать буйно растущую траву из зеленой лейки.

Булле, большой любитель интересных бесед, отставил трубу, спустился с лестницы и подбежал к забору:

– А почему вы думаете, что вы почти чокнутый, господин Проктор?

– Доктор Проктор. Ты когда-нибудь слышал о профессоре, который хотел изобрести порошок от сенной лихорадки, а вместо этого изобрел ветрогонный порошок? Нет? Я так и подумал. Безумная история, правда?

– Как посмотреть, – сказал Булле и запрыгнул на забор. – А что делает ваш ветрогонный порошок? Люди перестают пускать ветры?

Профессор засмеялся еще громче.

– Если бы дело было так, кто-нибудь купил бы у меня этот порошок. – Он перестал поливать и задумчиво почесал бороду. – Интересно ты говоришь, Булле. Если бы порошок останавливал это дело, люди могли бы брать его с собой, отправляясь в гости или на похороны. Есть много таких мест, где крайне нежелательно пускать ветры. Я об этом не подумал.

Он бросил лейку в траву и направился к своему синему домику.

– Интересно, – бормотал он на ходу. – А что, если перевернуть формулу?

– Подождите! – закричал Булле. – Подождите, доктор Проктор!

Он спрыгнул с забора и упал в высокую траву, а когда встал, то не увидел профессора – только синий домик и лестницу вниз к открытой двери в подвал. Булле подбежал к двери со всей быстротой, с какой его могли принести короткие ножки. Внутри было темно, но он услышал стук и царапание. Булле постучал по косяку двери.

– Входи! – закричал профессор из подвала.

Булле вошел в полутемный подвал. Он увидел у стены старый разобранный мотоцикл с коляской. И еще – полку с фигурками Микки-Мауса и стеклянную банку со светло-зеленым порошком и этикеткой, на которой очень большими буквами было написано: «Светло-зеленый порошок доктора Проктора». А ниже буквами поменьше: «Блестящая идея, которая может сделать мир немного веселее».

– Это и есть ветрогонный порошок? – спросил Булле.

– Нет, это всего лишь фосфоресцирующий порошок, от которого ты начинаешь светиться, – ответил доктор Проктор из темного угла подвала. – Еще одно мое неудачное изобретение.

Профессор появился из темноты с зажженным фонариком в одной руке и маской для подводного плавания в другой.

– Возьми эту маску для защиты. Я перевернул процесс, он пойдет в обратном направлении. Закрой дверь и будь осторожен. Все подсоединено к этому выключателю.

Булле надел на голову маску и закрыл дверь.

– Спасибо, – сказал профессор и повернул выключатель.

Загорелся свет, одновременно что-то затряслось, заскрипело, загудело, завыло в многочисленных железных трубках, соединявших бочки, резервуары, банки, пробирки и стеклянные сосуды.

– Не забудь пригнуться, если будет взрыв! – крикнул доктор, заглушая весь этот шум.

Из стеклянных сосудов начали подниматься пар и дым.

– Слушаюсь! – крикнул Булле, и в тот же момент раздался взрыв.

Взрыв был такой силы, что Булле показалось, будто его уши вдавились в голову, а глаза выскочили. Свет погас, стало совершенно темно. И очень тихо. Булле нашел на полу карманный фонарик и посветил на профессора, который лежал на полу, закрыв руками голову. Булле хотел что-то сказать, но, не услышав своего голоса, решил, что оглох. Он сунул указательный палец правой руки в левое ухо и покрутил им. Потом попробовал что-то сказать. Теперь он мог слышать что-то, но только очень далеко, как будто барабанные перепонки у него были намазаны слизью от слоновых улиток.

– Это самый громкий звук, какой я слышал в своей жизни! – крикнул он.

– Эврика! – крикнул доктор Проктор.

Он встал, стряхнул с куртки пыль, сорвал с себя очки. Только сейчас Булле понял, что это не очки для плавания, а мотоциклетные очки. Лицо профессора стало черным, как сажа, кроме двух кругов вокруг глаз, которые раньше были закрыты очками. Он бросился к одной из трубок и вылил содержимое в стеклянный сосуд с ситечком наверху.

– Смотри! – сказал доктор Проктор.

Булле увидел в ситечке тонкий голубой порошок.

Профессор подцепил немного порошка чайной ложкой и положил себе в рот.

– Мм, – сказал он. – Вкус тот же самый.

Потом он сжал зубы и закрыл глаза. Булле заметил, как покраснело лицо профессора под покрывающей его сажей.

– Что вы делаете? – спросил Булле.

– Пытаюсь пускать ветры, – прошипел профессор сквозь зубы. – Ничего не получается. Фантастика!

Он засмеялся и попробовал поднатужиться еще раз. Но всем известно, что смеяться и пускать ветры одновременно очень трудно, поэтому доктор Проктор сдался.

– Наконец-то я изобрел то, что может пригодиться, – улыбнулся он. – Порошок от пускания ветров.

– Можно, я проведу испытания? – спросил Булле и кивком показал на ситечко.

– Ты?

Профессор посмотрел на Булле. Одна кустистая бровь взметнулась вверх, другая опустилась вниз, Булле понял, что эта идея профессору не понравилась.

– Однажды я уже проводил испытания порошка от пускания ветров, – поторопился сказать Булле.

– Да ну? И где же?

– В Праге.

– Вот как? Все прошло хорошо?

– Да. Но я испортил воздух.

– Прекрасно.

– Что именно?

– То, что ты испортил воздух. Это значит, что до сих пор средства от пускания ветров не существовало. – Он передал ложку Булле. – Пожалуйста, попробуй.

Булле набрал порошка в ложку и сунул в рот.

– И что? – спросил профессор.

– Подождите, – пробормотал Булле с полным ртом порошка. – Ужасно сухо.

– Запей вот этим. – Профессор протянул ему бутылку.

Булле приставил бутылку ко рту и запил порошок. – О боже, как вкусно, – сказал Булле, тщетно пытаясь найти этикетку на бутылке. – Что это?

– Грушевый лимонад доктора Проктора, – ответил профессор. – В основном вода и сахар с небольшой добавкой полыни, слизи от слоновых улиток и углекислоты… Что-то не так?

Профессор озабоченно посмотрел на Булле, который неожиданно сильно раскашлялся.

– Нет, ничего, – сказал Булле с глазами, полными слез. – Просто я не думал, что тут есть слизь от слоновых улиток…

Бабах!

Булле с ужасом поднял взгляд. Взрыв был не такой сильный, как первый, но Булле показалось, что его схватили сзади за штаны, а дверь из подвала распахнулась.