Смутное время России…

 
Тёмные ночи России,
В смутное время страшны.
Бунт, беспощадно-кровавый,
Страхом питают они.
 
 
Смутное время России,
Страшные ночи её,
Власть беспредела гуляет,
Что же опасней ещё.
 
 
Тёмное время России,
Полная чаша бед.
Стонет под игом раздора,
Русский простой народ.
 
 
Кто-то крадётся с топориком,
За жертвой спешащей в ночи.
Кому-то не страшен и ножичек,
Блеснувший в свете луны.
 
 
Смутное время России,
С кровью и страхом уйдёт.
Смутное время России,
Карой от бога слывёт.
 

Жизнь, что и кровушка…

 
Гроздья рябины в окна глядят.
Красные бусинки словно кричат,
Жизнь, что и кровушка,
Быстро бежит,
Чуть оплошаешь,
Она убежит.
Будешь ты трупом хладным смердеть,
Дух твой бесплотный где-то лететь.
Жизнь ведь не благо,
Но и не зло.
Чем ты наполнишь,
Тем будет полно.
Так что на свете пока ты живёшь,
Думай что делать – Добро или Зло.
 

Смотрю на окна мокрые…

 
Печаль мне навевают,
Осенние дожди.
С тоской смотрю я в окна,
Мне некуда идти.
Наверно, это слёзы,
Того, кто в небесах,
От горя ведь он плачет,
Смотря с небес на нас.
Ну что творят не ведают,
Людишки на Земле,
Ведь их когда-то сделал,
На горе он себе.
Религий напридумали,
Жить в мире не хотят,
Порой от жира бесятся,
Оружием грозят.
Пока струёю дождика,
Порою им грозит,
Но ведь не понимают,
Им нравится так жить.
А может рассердиться,
Потопом приструнить?
Но это уже было,
Из рая изгонял,
Затем потопом страшным,
До смерти напугал.
Они же всё за старое:
Гоморра и Содом.
И башню Вавилона?
Зачем, зачем, зачем.
Пока великий боже,
Не знает как тут быть,
Он будет слёзы длинные,
На Землю так же лить.
Смотрю на окна мокрые,
Мне некуда идти,
Но чем-то всё же нравятся,
Мне длинные дожди.
 

Ревность

 
Зацвела розалия,
На моём окне.
Распустилась веером,
В вязкой тишине.
 
 
И грустинка слабою,
Потекла слезой,
И кровавой розой,
Вспомнилась любовь.
 
 
Та любовь красивою,
Мукою была.
Та любовь сгубила,
Добра-молодца.
 
 
Погубил он девицу,
Пьяною рукой.
С ревностью дичайшей,
Он всадил ей нож.
 
 
Та ушла невинною,
В мир иной – другой.
Он же за решёткой,
На один с судьбой.
 
 
Зацвела розалия,
На моём окне.
И слезинка-льдинка,
Стынет в тишине.
 

Любить, страдать и просто жить

 
Я не хочу рабом быть божьим.
Я не хочу любым им быть.
Я не хочу бездумно верить,
В того, кто говорят, меня и сотворил.
 
 
Я знаю маму, знаю папу,
Я точно знаю – я их дитя.
Я их люблю и им я верю,
Они мои – моя семья.
 
 
Мне все твердят – поверь в него ты,
И он грехи твои простит,
И в той загробной дальней жизни,
Он райской кущей наградит.
 
 
Я не хочу той райской кущи.
Здесь сад хочу я посадить.
И на Земле свой дом построить.
Детей растить и их любить.
 
 
Я не хочу рабом быть божьим.
Я не хочу любым им быть.
Хочу быть просто человеком,
Любить, страдать и просто жить.
 

Я вас люблю, вас – грешники мои

 
Луна на море
Красотой блистала,
Серебряной монетой,
Ушедших в прах времён.
Они на лике лунном
След оставив,
Как будто говорят,
Во грехе мы живём.
Луна, когда-то,
Для Адама с Евой,
Была родимым домом,
До Земли.
Когда же люди
На неё спустились,
Луна вся поседела от тоски.
И седина
Серебряною стала,
И для влюблённых,
На Земле,
В выси сверкая,
Луна им говорит,
Я вас люблю,
Вас – грешники мои.
 

Страсти-мордасти, что же ещё…

 
В мире бушующем,
Страсти-мордасти,
Как в казино.
Кто-то волнуется,
Кто-то рисуется,
Кому-то давно всё равно.
Кто-то ставит последний грош.
Кто-то снимает куш.
Кто-то пускает пулю в лоб.
Кто-то смакует пунш.
Кто-то шестёркой бьёт туза.
Кто-то уносит ноги.
Кто-то берёт всегда «хабаря».
Кто-то платит налоги.
Кто-то верит в того, кто вверху.
Кто-то в того, что внизу.
Кто-то верит, что будет в раю.
Кто-то, что будет в аду.
Кто-то уже отлюбил своё.
Кто-то любить только начал.
Кто-то в могиле одной ногой.
Кто-то лишь только зачат.
В мире бушующем,
Страсти-мордасти,
Как в казино.
Страсти-мордасти,
Страсти-мордасти,
Что же ещё…
 

И сердце рвал…

 
О, Клайпеда, красавица Литвы,
Ты, русский мой язык,
Не позабыла,
И через 20 лет, спустя,
Приветливо встречаешь,
Моряка России.
Мой пароход опять стоит,
Здесь в длительном ремонте,
И снова я по Клайпеде брожу,
И постаревшей,
Капелькой-слезинкой,
Я вспоминаю молодость свою.
Я «оккупантом» был,
Кафе и ресторанов.
По Клайпеде,
С литовочкой бродил.
И жарко, страстно,
С нею целовался,
И сердце рвал —
Я в море уходил.
И вновь брожу и вновь мечтаю,
Увидеть ту, что потерял,
И вместе с нею любоваться,
Клайпедой, звёздочкой Литвы.
 

Только мне не верится

 
Не шуми ты, не стучи,
Белая акация.
Заблудился я в лесу,
В сердце тьма ужасная.
 
 
Липа вся стоит в цвету,
Пчёлки вокруг кружатся.
Так кого же я люблю,
Почему волнуюся.
 
 
Сердце рвётся на куски,
Рвётся-вырывается.
Все берёзки хороши,
Ну куды ты денешься.
 
 
Ель с сосной так зелены,
Ну не на любуешься.
Я прижаться к ним хочу,
Но уж больно колются.
 
 
Да не шуми ты, не стучи,
Белая акация.
Я тебя одну люблю,
Только мне не верится.
 

Всё зло в богатых

 
Когда богатые дуреют от богатства,
Моча им ударяет в мозг.
И в их мозги разжиженного счастья,
Дурные мысли начинают лезть.
Тогда они как волки,
Сбиваются все в стаю.
Клыкастого и сильного,
Находят вожака.
И он ведёт всю стаю,
Алкающую свору,
Испробовать на вкус,
Чужого пирога.
И горе тем,
Кто слаб и беззащитен,
Удел один – под зубы волков лечь,
А те, дурные от дешёвой крови,
Всё будут резать, бить и жечь.
Но как всегда,
Найдётся та дубина,
Когда один за всех,
И все за одного.
Тогда со сладкой мукой отомщенья,
Считают зубы, рёбра у волков.
Всё зло в богатых,
Что дуреют от богатства.
И в провокаторах,
Желающих чужоё поделить добро.
 

Скелет в шкафу

 
У каждого из нас, в шкафу,
Имеется скелет в наборе.
Особенно на склоне наших лет.
Грехи – они и есть – скелет наш,
Собранный по жизни.
И состоит, скелет, из мелких,
И больших грехов.
Костяк его лежит в душе,
Которая по смерти,
Скелет из шкафа унесёт,
Оставив шкаф на месте.
Но свято место пусто не бывает.
Наследник свой скелет,
По жизни собирает.
И сей скелет,
Не виден никому,
А только лишь тому,
Кто душу забирает.
Порой бывает пляска,
Нужна нам со скелетом.
Одним она на радость,
Другим она в печаль.
Но пляска со скелетом,
Нужна, поверьте, всем.
Порой бывает трудно,
Дверь шкафа отворить.
И хочется так верить,
В шкафу скелета нет.
УВЫ!
Грехи по жизни с рожденья набираем.
И главный грех – зачатие в грехе.
Поэтому живите,
Живите и грешите,
А разбирать скелет,
Доверьте тем – вверху.
 

С тобой хочу я целоваться

 
Ах, что-то милый разоспался.
Уж больно рано спать ушёл.
А сколько мальчиков хороших,
Хотят пойти со мной в кино.
 
 
Пока ты, милый, сон увидишь,
С другим я посмотрю кино.
Другой в кино меня обнимет,
Другой сожмёт моё плечо.
 
 
С другим я буду обниматься,
С другим я буду целоваться,
С другим пойду гулять в лесу,
И до зари лежать в стогу.
 
 
Ну что-ты, милый, разоспался.
Вставай, пошли вдвоём в кино.
С другим я не хочу шептаться,
С другим в стогу быть не хочу.
 
 
С тобой хочу я целоваться,
С тобой хочу я обниматься,
С тобой сгорю, с тобой взлечу,
С тобой и… до греха дойду.
 

И здесь, в туманной дали…

 
Зачем, туманной далью,
Ты манишь всё меня.
Ужель, дорога дальняя,
Всё тянет так тебя.
 
 
Зачем, покой налаженный,
Разрушить ты хотишь.
Куда ты всё торопишься,
Куда ты всё спешишь.
 
 
Ты замки всё рисуешь,
И строишь на песке.
Пойми, пойми, мой милый,
Волной их смоет все.
 
 
Ты силой убеждения,
Потоком страстных слов,
Всё ломишь противление,
Моих усталых снов.
 
 
И всё ж, туманной далью,
Увлёк, меня увлёк.
Как нитку за иголкой,
Повлёк меня, повлёк.
 
 
И здесь, в туманной дали,
Построил замок ты.
И здесь, в туманной дали,
Сбылись твои мечты.
 

С верою в бога…

 
Войны религий – ужасные войны.
Войны религий – фанатизма полны.
Вера слепая абсурдом наполнена,
Вспомните ночи страшной резни.
Дети в крестовый поход были собраны,
Ко гробу господнему весело шли.
Дяди католики их направляли,
Дети туда не дошли.
Их мусульмане всех поубили,
Дяди вернулись живы.
Волны религий – страшные войны,
Всем не сносить головы.
Именем бога все прикрываются.
С именем бога правы лишь они.
Вот иудей у ребёнка из гоев,
Кровь отнимает для мацы своей.
Бей иудея-христосопродавца,
В бой православный за веру свою.
Если гяур на пророка тут лает,
Смело чужому голову режь.
Знамя пророка – знамя ислама,
К гуриям сладким ведёт.
Войны религий – страшные войны,
Войны религий – слепые они.
Знамя пророка, стяг иудея,
Чёрные сотни – хоругви Христа.
С верою в бога, с именем бога.
Можно творить ДЕМОКРАТИЮ ЗЛА.
 

Но будет время, я услышу…

 
Поверить в то, что я не вижу,
Поверить в то, что я не слышу,
Поверить в то, что нет вовсе,
Быть атеистом всё же мне.
 
 
Мне говорят, что не бывает
Огня без дыма никогда,
Но ведь в душе пожар пылает,
И дым на сердце, как тогда?
 
 
Знаменья были – я не видел,
Слепой наверно всё же я,
Там слух прошёл, а я не слышал,
Ужель медведь топтал меня.
 
 
Так и живу порой не слыша,
Что слышат все, но лишь не я.
Так и живу порой не видя,
Что видят все, но лишь не я.
 
 
Но будет время – я услышу.
Но будет время – я увижу,
Когда придут забрать меня,
Туда, где вера есть всегда.
 

Зелёные бананы Эквадора

 
Бананы созревают в Эквадоре.
И мы идём за ними в порт Гуаягиль.
И дня за два уж рефы трюм гоняют,
Чтоб «кулинг» был до плюс,
До плюс восьми.
И вот пришли,
Бананы нам подвозят.
Зелёные бананы хороши.
А за бортом вода давно за тридцать,
И тридцать два в их ласковой тени.
Бананы очень скоро погрузили.
И рефы тут включилися вовсю.
Бананы нам зелёными грузили,
Зелёными их надо довезти.
Везём бананы в Питер ровно три недели,
И вот уже вошли в родные льды.
И воздух за бортом давно не тридцать,
Вода подавно только-только три.
И тут ледовым караваном,
Цепочкой след во след идя,
Везём зелёные бананы Эквадора,
В прекрасно-славный град великого Петра.
Зелёные бананы Эквадора,
Нам кровь из носу надо довезти,
А вам, мои родные россияне,
С морозца в дом,
Кусочки солнца Эквадора, занести.