Глава 2. Диверсия

Борис Борисович – мужчина приятной наружности в круглых очках, с полукруглой бородкой и круглым пузом – вообще весь казался каким-то круглым. Даже при ходьбе создавалось впечатление, что он не идет, а перекатывается, мерно покачиваясь с боку на бок. Это он преподавал шестиклассникам начальную военную подготовку, как ему казалось, самый главный предмет, который они должны усвоить в школе. И потому любил говаривать:

– Школа закончится, начнется жизнь, тут-то вы меня и вспомните!

Борис Борисович помог Свете закрепить ее рукотворный плакат на доске и, сделав пару шагов назад, залюбовался тщательно выписанным заглавием: «Техника безопасности на случай ядерной войны».

– Молодец, Аникина, далеко пойдешь!

Светка гордо глянула на класс, а точнее на Скороходова, но тот, как обычно, что-то рисовал, казалось, он даже не слышал, что происходит вокруг, поэтому свой доклад она начала как можно громче.

– В случае ядерной войны лучше быть максимально дальше от источника взрыва. Который, как вы видите на фотографии, имеет форму гриба и затем расходится кругами…

Генка оторвался от своих почеркушек и с любопытством стал рассматривать Светкин плакат, а заодно и саму Светку. Нельзя сказать, чтобы она была красавицей, есть в школе девочки и посимпатичнее, но была в ней какая-то, как в старину говорили, милота… пока она молчала. Как только Светка начинала всему миру доказывать, что нет ее умнее, нет ее важнее, тут Генку накрывало дикое раздражение, и, чтобы не поддаваться ему, он старался игнорировать Аникину. Это, в свою очередь, злило саму Аникину, и потому она всячески старалась привлечь внимание ненавистного соседа по парте. Воодушевленная тем, что смогла заинтересовать Скороходова, Светка с важностью продолжила:

– Взрывная волна может в радиусе достигать нескольких километров. В любом случае обязательно нужно использовать противогаз. А потому важно уметь им пользоваться уже сейчас…

– Судя по картинке, он поможет только девчонкам, – сказал с места Гена.

Класс захихикал. Светка удивилась и растерянно посмотрела на свой плакат. Борис Борисович хлопнул в ладоши – это был его фирменный способ восстанавливать тишину в классе.

– Тихо! А ты, Скороходов, зря умничаешь, вот, не дай бог, случится ядерный взрыв, посмотрим, что ты будешь делать!

– Как что? Надену противогаз и буду молиться, – смело ответил Генка.

Класс громко засмеялся. Борис Борисович на мгновение замер и с интересом посмотрел на Скороходова.

– Ты же пионер, Геннадий. Ты носишь красный галстук!

Светка инстинктивно дотронулась до своего пионерского галстука и вздохнула с облегчением, вспомнив сегодняшнее утро, когда она чуть не опоздала в школу, пока его искала.

– Ты прекрасно знаешь, что бог – выдумка, опиум для народа, – недоумевал Борис Борисович и, чтобы уйти от скользкой темы, добавил:

– Ты из какой школы к нам такой ушлый пришел?! И встань, когда учитель с тобой разговаривает!

Генка нехотя встал из-за парты. Светка, чье триумфальное выступление так нагло было прервано, усмехнувшись, посмотрела на Скороходова.

– Из Чегдомынской, – просто ответил Гена.

Класс снова захихикал.

– Я серьезно, – стараясь не улыбнуться, уточнил Борис Борисович.

– И я серьезно. Посмотрите мое личное дело.

– И посмотрю… – растягивая слова, ответил Борис Борисович, как будто мог там найти нечто, Генку разоблачающее. – А сейчас вернемся к уроку. А ты, Скороходов, сядь и помолись своему богу, чтобы он не дал мне вызвать твоих родителей в школу.

Генка нахмурился – такая перспектива не входила в его планы, глянув на смеющиеся лица одноклассников, он с шумом сел.

– Итак, Светочка, на чем мы остановились? Ах да, на противогазах. Что ж, пора переходить к практической части урока. Спасибо тебе, Света. За доклад – пятерка, а плакат мы повесим на стенд. Дежурные, раздайте по одной сумке с противогазом на парту. И аккуратнее!

Получив в дневник пятерку, Света подошла к своей парте, на которой уже лежала холщовая сумка с противогазом. Превозмогая любопытство и не в силах скрыть разочарование, Генка отодвинул сумку на Светкину половину парты.

– Теперь понятно, почему выживут только женщины, – хмуро сказал Гена, стараясь не смотреть в сторону сумки и Светки.

– И почему же? – с недоверием спросила Аникина.

– Из-за вежливости. Просто мужикам противогазов не хватит.

– Ой, смотрите, какие мы вежливые, даже доклад нормально рассказать не дал. А я вчера до ночи плакат рисовала…

Борис Борисович унял всеобщее возбуждение, звонко хлопнув в ладоши:

– Тихо! Разговорчики прекратить! Показываю, как надевать противогаз. Беретесь за задник и натягиваете сначала на затылок, а потом вперед на лицо. Открываете клапан и дышите, – последнюю фразу он говорил уже в противогазе, и потому голос получился глухим.

Все засмеялись и принялись жадно, торопя друг друга, натягивать резиновые шлемы, становясь похожими на инопланетян с хоботами. Светка гордо дернула плечиком, мол, делать ей больше нечего, как в противогаз рядиться, пятерку-то она уже получила… Второго приглашения Генке не требовалось, он уже надевал его на себя. Сделав вид, что он что-то уронил, прямо в противогазе Генка наклонился и достал из портфеля поблескивающую серебром фольги свою самодельную дымовую шашку. Действуя быстро и конспиративно, он поджег фитиль, затем затушил и незаметно кинул его в сторону доски.

Борис Борисович сквозь стекло противогаза увидел, что класс наполнился белым дымом. Учитель дернул противогаз, но тот не поддался.

– Все на выход! – крикнул он и, расталкивая учеников и кашляя, первым побежал из класса, на ходу врезаясь то в шкаф, то в парты. За ним, визжа, с криками: «Спасайся, кто может! Ядерный взрыв!» – бежали ребята. Последним из клубов дыма в коридор вышел Генка. Борис Борисович, тяжело дыша, грозно на него смотрел.

– Твои штучки, Скороходов?

Генка пожал плечами.

Учитель, тыча в него пальцем, коварно прошипел:

– Знаю, твои!

Гена снял с себя противогаз:

– Противогазы бракованные. Диверсией попахивает, – уверенно резюмировал Скороходов и с вызовом глянул на энвэпэшника.

Борис Борисович опасливо оглянулся по сторонам. Носовым платком промокнул вспотевшую шею. И грозным шепотом процедил:

– Ну-ну! Поговори мне еще. Брак заменим. А ты… А тебе – выговор. Дневник давай!

– Дома забыл, – ответил Генка.

Но Аникина не упустила момента своей «цыганочки с выходом»:

– Врет он все, вон он, из портфеля торчит!

Гена не удостоил Светку взглядом, лишь презрительно усмехнулся.

– Стукачка.

Глава 3. Бомба

Генка запустил «бомбу замедленного действия» как раз в тот момент, когда Светка Аникина шагнула навстречу своей славе. Торжественная линейка была в разгаре, и вот очередь дошла до 6 «Б». Как водится, «раздача слонов» началась с первой буквы алфавита. Правда, если бы Светка была Яникиной, то все равно начали бы с нее. Впрочем, на ней бы и закончили. Просто она была лучшей по успеваемости, по поведению, по политинформации^[1], по пению и всему остальному. Одним словом – отличница!

А из громкоговорителей гремел преисполненный гордости голос директора школы:

– Грамотой за отличную учебу и общественную деятельность награждается Светлана Аникина…

Светка радостно вышагивала под аплодисменты, даже не предполагая, что по ее плечу ползет… «иностранец»! Кстати сказать, не кто иной как обрусевший потомок американских выходцев из штата Колорадо. Он перебрался в Россию вместе с картошкой еще при Петре Первом. И теперь, терпеливо пойманный Генкой и привезенный в спичечном коробке, большой и упрямый, он полз, преодолевая рюши белого фартука Светкиной школьной формы…

Веснушчатый белобрысый мальчуган Генка Скороходов был жаден до всего нового. Его переполняло любопытство к этому миру, особенно, в области пиротехники, уникальных изобретений и новинок технического прогресса. По его просьбе родители выписывали журнал «Наука и жизнь», который он зачитывал до дыр. А что ему было непонятно, он спрашивал у отца, искал ответы в энциклопедиях или мучил расспросами учителей, чем частенько доставлял им неудобства. Про таких, как Гена, говорят: смышленый, но задает слишком много вопросов. В день годовой линейки предпринятая Геной спецоперация имела простую и очевидную задачу – «проучить выскочку Аникину». Он никак не предполагал, что эффект будет столь масштабным.

«Бомба замедленного действия» преодолела нарядный Светкин воротничок, старательно подшитый ею по случаю заключительной линейки, и приблизилась к своей цели. Несмотря на торжественность момента и приятное внутреннее волнение, Аникина вдруг ощутила инородное, щекочущее шевеление у себя на шее. Она инстинктивно дотронулась и почувствовала что-то омерзительно живое. Светка дико завизжала, замахав руками, толкнула директора, выбив у него из рук другие грамоты.

Директор увидел большого колорадского жука, запутавшегося в Светкиных волосах. Как искренний преподаватель биологических наук и главный вдохновитель школьного «живого уголка», директор кинулся жуку на помощь. Светка – от него! Вся школа замерла при виде неподобающего моменту зрелища – гордость школы визжала, дергала головой и рвала на себе волосы, а директор бегал за ней, стараясь спасти американского красавца, и только Гена Скороходов злорадно улыбался.

Глава 4. Олимпиада

На кухне Генкина мама тихо, будто кто-то в доме спал, выставляла на стол банки тушенки, сгущенки и… Кока-Колы.

– Ты позоришь род Скороходовых!

Подумать только, третий раз за месяц! Я скоро на ковре у директора дырку протру, – лютовал уже минут пятнадцать Генкин отец.

– Сынок, ну зачем ты пожар устроил? – мягко спросила мама, стараясь уравновесить, судя по раздутым ноздрям, не на шутку разошедшегося мужа.

– Мам, это не пожар, это просто дым… – Гена интонацией давал маме понять, что видит и ценит ее поддержку, хоть он ее и не заслужил.

– Я еще не отошел от твоего салюта на 9 мая – бедный сторож решил, что снова началась война!

Генка улыбнулся. Папа, грозно сдвинув брови, заорал:

– Не смешно!

Генкину улыбку как ветром сдуло.

– Да я просто хотел проверить надежность противогазов на случай газовой атаки во время Олимпиады, – тихо объяснился он.

Папа остановился на полушаге. Мама замерла с авоськой в руке. Родители переглянулись. Мама торопливо закрыла окно. Отец перешел на грозный шепот:

– Ты где этого нахватался? Какая газовая атака?! И хоть вопросы отца звучали как отрицательные ответы, он как-то неуверенно посмотрел на жену. Их замешательство длилось долю секунды. Мама очнулась первой:

– В любом случае нас здесь не будет. Гена поедет в лагерь, а мы – на дачу.

– Никаких любых случаев! Да если б не Олимпиада, никакого ему лагеря, по нему ж исправительная колония плачет.

Мать толкнула мужа в бок.

– Ну ты уж загнул.

И тут взгляд отца упал на баночки Кока-Колы.

– А это еще что?!

– Лимонад. Импортный, – важно ответила мама.

Генка подскочил к кухонному столу.

– Руки! – резко предупредил отец.

И первым подошел к заграничным гостям – «первым ласточкам» накануне наплыва иностранцев, желающих воочию увидеть Олимпиаду.

– В продмаг^[2] завезли, такую очередь отстояла, давали по пять банок на человека. Я и взяла.

Папа, игнорируя механизм открывания, взял консервный нож. Но Генка уже потянул кольцо, раздалось шипение. Папа с криком «Ложись!» бросился на пол, прикрыв собой жену и сына. Шипение прекратилось. На Кока-Колу смотрели три перепуганные пары глаз. Папа первым поднялся с пола, отряхнулся. Попробовал на язык черную жидкость. Генка и мама с интересом наблюдали за папиной реакцией. Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он допил баночку до дна. Генке не дал.

– До вечера подождем. Правильно, что детей в лагеря отсылают – все подальше от западной заразы. А то привезут еще и эту жвачку, а потом лечи вас всю жизнь.

И Генка получил подзатыльник, будто он во всем виноват…