В 1906 году Брусилов по протекции великого князя Николая Николаевича был назначен начальником 2‐й гвардейской кавалерийской дивизии, где заслужил большое уважение подчинённых своим командирским искусством и уважительным отношением к офицерам и солдатам. Но личная драма – смерть жены, а также гнетущая обстановка петербургской жизни после революции 1905–1906 гг. подтолкнули его к решению уйти из рядов столичной гвардии в армию: в 1908 году Брусилов получил назначение в Варшавский военный округ командиром 14‐го армейского корпуса с производством в генерал-лейтенанты. В 1912 году Алексей Алексеевич принял предложение занять пост помощника командующего Варшавским военным округом. Трения с генерал-губернатором Скалоном и другими «русскими немцами» в штабе округа вынудили его покинуть Варшаву и занять должность командира 12‐го армейского корпуса в соседнем Киевском военном округе.

С объявлением 17 июля 1914 года общей мобилизации российский Генеральный штаб развернул войска Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, и в составе последнего Брусилову было поручено командовать 8‐й армией. С началом военных действий армия приняла участие в Галицийской битве. 2 августа Брусилов получил приказ о наступлении, и через три дня его войска двинулись от Проскурова к границе с Австро-Венгрией: началась Галич-Львовская операция, в которой 8‐я армия действовала совместно с 3‐й армией генерала Рузского.

Поначалу австро-венгерские войска оказывали слабое сопротивление, и части 8‐й армии за неделю продвинулись в глубь Галиции на 130–150 километров. В середине августа у рек Золотая Липа и Гнилая Липа противник попытался остановить наступление русских армий, но в ходе ожесточённых сражений был разгромлен. Брусилов докладывал командующему фронтом: «Вся картина отступления противника, большая потеря убитыми, ранеными и пленными ярко свидетельствуют о полном его расстройстве».

Австро-венгерские войска оставили Галич и Львов. Галиция была освобождена. За победы в Галицийской битве Алексей Алексеевич был удостоен орденов святого Георгия 4‐й и 3‐й степеней. Волею судеб соратниками Брусилова в рядах 8‐й армии являлись будущие вожди Белого движения: генерал-квартирмейстером штаба армии был А. И. Деникин, командиром 12‐й кавалерийской дивизии – А. М. Каледин, 48‐й пехотной дивизией командовал Л. Г. Корнилов.

Зимой – весной 1915 года Брусилов руководил 8‐й армией в Карпатской операции Юго-Западного фронта. На Венгерской равнине русские войска натолкнулись на встречное наступление австро-венгерских и германских корпусов. В зимнюю стужу и весеннюю слякоть 8‐я армия вела упорные встречные бои с противником; она обеспечила сохранение блокады крепости Перемышль и тем предопределила её падение, неоднократно вела удачные наступательные действия.

Брусилов часто появлялся в передовых частях, не заботясь о личной безопасности. В своих приказах «первейшей обязанностью» всех подчинённых ему командиров он ставил заботу о солдате, его пище и сухарях. При посещении Николаем II Галиции Брусилов был удостоен звания генерал-адъютанта, чему он не особенно радовался в предвидении скорых осложнений на фронте.

В результате Горлицкого прорыва германских войск к середине лета 1915 года русские армии оставили Галицию. Упорным сопротивлением 8‐й и других армий Юго-Западного фронта положение было выровнено. Потянулась длинная череда позиционных боёв, не приносившая ни одной из сторон ощутимых успехов и получившая название «позиционного тупика».

В марте 1916 года бездеятельного и осторожного командующего фронтом генерала Н. И. Иванова сменил пользовавшийся авторитетом Брусилов, прославившись своим знаменитым наступлением летом 1916 года (Брусиловский прорыв). Перед началом наступления Брусилову чинили неоднократные препятствия со стороны Ставки. Сам Брусилов характеризовал политику верховного командования следующим образом: «Шаг вперёд, шаг назад». План его наступления, который был стратегическим новшеством для того времени, заключался в том, чтобы произвести по одному прорыву на фронте в четырёх частях своей армии. До этого, как говорится, «били клином» – вели наступление всеми силами по одной линии. Такого варианта операции придерживался главнокомандующий Алексеев и сам Николай II.

Слабая поддержка других фронтов и недостаток резервов вынудили Брусилова прекратить наступление и перейти к оборонительным действиям. Но Брусиловский прорыв стал, по сути, переломным моментом в Первой мировой войне, чаша весов склонилась в пользу Антанты. За разгром австро-венгерской армии и взятие сильно укреплённых позиций на Волыни, в Галиции и на Буковине Алексей Алексеевич был награждён Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами.

Во время событий Февральской революции он принял заметное участие в давлении на императора Николая II с целью подписать отречение. После увольнения генерала Алексеева 21 мая 1917 года был назначен Верховным главнокомандующим. Однако Брусилов оказался в сложнейшем положении: с одной стороны, полководец по-прежнему стоял за продолжение войны до победного конца, с другой – поддерживал проведение в армии демократизации, которая в условиях нараставшей революционной пропаганды вела к падению дисциплины и боеспособности войск. Именно поэтому 19 июля он был заменён на этом посту более «твёрдым» Корниловым и отозван в Петроград в качестве военного советника правительства.

Пережив Февральскую революцию и июньское наступление 1917 года, окончившееся для России трагедией, Брусилов со стоическим равнодушием перенёс Октябрьскую революцию. Он не поддерживал политику большевиков, ратуя за монархию под руководством, как сам он часто говорил, «нового Наполеона». Но Брусилов напрочь отказался возглавить московское антибольшевистское выступление юнкеров, произошедшее в конце октября – начале ноября 1917 года. По словам участников восстания, отказ Брусилова явился для них «страшным ударом».

Тем не менее личная трагедия заставила его изменить свои приоритеты и встать на сторону Красной армии. Тяжёлый период Гражданской войны затронул каждую русскую семью. В семье Брусиловых своё несчастье – не выдержав тягот Октябрьской революции и последующей проблемы безработицы для бывшего гвардейского офицера, сын четы Алексей убегает из дома. Долгое время до отца доходили лишь противоречивые слухи о его судьбе. Но однажды, уже в конце декабря 1919 года, на страницах газеты «Боевая правда» он прочёл короткую заметку: «Белые расстреляли б. корнета Брусилова». С ужасом читал отец: «В Киеве по приговору военно-полевого суда белыми расстрелян б. корнет Брусилов, сын известного царского генерала. Он командовал красной кавалерией и попал в плен к белым в боях под Орлом». Вот и вся заметка. Деяние это приписывали Деникину, с которым у Брусилова отношения не сложились ещё во времена Временного правительства.

Именно эта короткая запись определила последующие действия Брусилова, который быстро получил назначение на должность главного кавалерийского инспектора РККА. В 1919 году вступил в Красную армию. Осенью 1920 года Алексей Алексеевич в числе прочих военных и гражданских руководителей Советской России подписал «Воззвание к офицерам армии барона Врангеля», гарантировавшее прощение и безопасность всем, кто прекратит борьбу с советской властью. Многие поверили и поплатились жизнью за свою наивность: офицеры, отказавшиеся эвакуироваться из Крыма, были казнены практически поголовно…

С 1920 года служил в центральном аппарате Наркомвоена, в 1923–1924 гг. – инспектор кавалерии РККА, с 1924 года состоял для особых поручений при РВС. Службу свою на благо нового правительства Брусилов преданно исполнял, пока здоровье позволяло. Умер он в 1926 году в Москве от воспаления лёгких. Советская власть отнеслась к бывшему царскому полководцу уважительно: он был похоронен со всеми воинскими почестями на Новодевичьем кладбище.

А эмиграция навсегда заклеймила его «предателем».

15 (27) октября 1871 г. в обрусевшей польской дворянской семье в Москве родился Вацлав Вацлавович Воровский, российский политический деятель, публицист, литературный критик; один из первых советских дипломатов. Бунтовать начал ещё в лютеранской школе: писал вольнодумные стихи, выступал с речами на полулегальных собраниях учащихся. Свободно владел почти всеми значимыми европейскими языками, включая скандинавские. Воровский получил образование в средней школе при лютеранской церкви.

Обладая недюжинными математическими способностями, поступил сначала в 1890 году на физико-математический факультет Московского университета, потом, испытывая типичную для европейских учёных тех лет тягу к технике, перевёлся в Императорское московское техническое училище, уже тогда элитное и знаменитое – нынешнюю едва ли не лучшую в мире с точки зрения изучения инженерных дисциплин «бауманку».

Юношеское увлечение польскими национальными идеями довольно скоро прошло: семья была для этого чересчур «обрусевшей», а русский язык – бесспорно родным. Но вот левым интеллектуалом Вацлав Вацлавович оставался всегда, пожизненно.

В русском революционном движении – с 1894 года. Высылался в Вологду и Вятку. После ссылки перебрался в Женеву. Сотрудничал в газете «Искра». В 1903 году Воровский тайно прибыл в Одессу для подпольной работы. После II съезда РСДРП он примкнул к большевистской фракции: вёл активную партийную работу, принимал деятельное участие в редактировании журнала «Вперёд» и заменившего его впоследствии издания «Пролетарий». После революционных событий 1905 года был избран руководителем III съезда РСДРП, а в 1906 году участвовал в работе IV съезда РСДРП в Стокгольме.

В 1907–1912 гг. Воровский находился в Одессе, руководил партийной работой и одновременно сотрудничал в «Одесском обозрении», «Ясной заре» и «Одесских новостях». В 1912 году он был снова арестован и выслан в Вологду. После 2‐летней ссылки революционер вернулся в Петербург, продолжив партийную и литературную работу.

Как человек необычайной литературной одарённости, мгновенно стал одним из самых авторитетных авторов «Искры», сотрудничал в большевистских и не только газетах и журналах, занимался закупкой оружия для боевых дружин. И – очень много писал. Много и очень качественно.

И через какое-то время стал, как сейчас бы сказали, «одним из столпов» современного ему русского литературного процесса. Выступал против теории независимости искусства от окружающей действительности. Ругался с «веховцами». Поддерживал прозу Бунина и Куприна, причём Куприну, как сказали бы сейчас, вообще «сделал имя». Ненавидел деградацию и декаданс, но при этом его мнение очень высоко ценилось что «символистами» (такими как Бальмонт, Брюсов, Белый и Блок), что «акмеистами» из «Цеха поэтов» (Гумилёвым, Городецким, Ахматовой).

Не любил нигилизм и нигилистов, после его статьи 1909 года «Базаров и Санин. Два нигилизма» и была уничтожена литературная репутация писателя Арцыбашева – того самого, который потом вдогонку обзывал убитого «палачом».

Достаточно сказать, что литературоведческие и критические статьи Воровского переиздавались вплоть до 1971 года, а многие из них для специалистов и до сих пор более чем актуальны.

После Февральской революции Воровский вошёл в состав Заграничного бюро Центрального Комитета РСДРП (б) в Стокгольме, сформированного по предложению лидера партии В. И. Ленина. В октябре (ноябре) 1917 года Вацлав Вацлавович был назначен полномочным представителем нового российского правительства при скандинавских государствах; в 1919 году вернулся в Россию, заняв пост заведующего Государственным издательством.

С 1921 года Воровский был назначен полномочным и торговым представителем советского правительства в Италии. В следующем году он принял участие в Генуэзской конференции, в ещё через год назначен в состав советской делегации на Лозаннскую конференцию.

10 мая 1923 года Вацлав Вацлавович Воровский был убит в ресторане отеля «Сесиль» в Лозанне бывшим белогвардейцем Морисом Конради. Тело дипломата было перевезено в Москву и погребено в братской могиле на Красной площади. Дипломатические и торговые отношения между Советским Союзом и Швейцарией были разорваны до 1946 года.

Это был тот самый случай, когда смерть одного интеллектуала и не самого масштабного чиновника по дипломатическому ведомству действительно потрясла всю культурную Россию. Об этом даже стихи писали все – от маститого и великого Владимира Маяковского до молодого и прославленного в будущем далеко не стихами Леонида Ильича Брежнева.

Однако для «культурной России» важно было даже не это: Воровский был для неё не столько дипломатом, сколько одной из важнейших фигур русского литературного процесса начала ХХ века, одним из самых культовых публицистов и авторитетных литературных критиков той русской литературы.

Застрелив Воровского и ранив двух его помощников, Конради отдал револьвер метрдотелю со словами: «Я сделал доброе дело – русские большевики погубили всю Европу. Это пойдёт на пользу всему миру». Освещавший процесс уехавший в том же году в эмиграцию писатель Михаил Арцыбашев писал: «Воровский был убит не как идейный коммунист, а как палач. Убит как агент мировых поджигателей и отравителей, всему миру готовящих участь несчастной России».

Здесь писатель Арцыбашев просто постыдно врал, причём по сугубо личным мотивам: классический «левый интеллектуал» сугубо «профессорского типа» Вацлав Воровский никогда не был никаким «палачом», а Арцыбашев просто тешил давнюю обиду. Его, «ницшеанского героя светских гостиных» литературный критик Воровский в своё время приложил так, что сама фамилия Арцыбашева надолго стала синонимом слова «пошлость» и его просто перестали читать и приглашать в «приличные места».

Но эта фраза была охотно подхвачена как оправдавшими Конради швейцарскими присяжными и всем «свободным миром», так и многими современными, внезапно почувствовавшими себя «белыми» либеральными публицистами, которые ради такого случая радостно презрели как само понятие «терроризма» и «дипломатической неприкосновенности», так и обычную бытовую правду. Процесс удалось перевести из уголовного над убийцей и террористом в плоскость «осуждения большевизма»: ничего, в принципе, особенного, обычный «западный» двойной стандарт.

Убийца был оправдан.

И это вызвало не только бурю возмущения в Советской России, но и произвело крайне удручающее и угнетающее впечатление на «умеренную часть» белой русской эмиграции. И, кстати, немало способствовало нарождающемуся движению «Смены вех» и сменивших его впоследствии «Союзов возвращения на Родину».

Многие описываемые случаи произошли уже после смерти Владимира Ильича Ленина.

Первые признаки болезни стали заметны в середине 1921 года: у Ленина появились головокружения, обмороки, его мучили бессонница и головные боли. Недуг объяснили обычным переутомлением. Но болезнь наступала: обмороки участились, начались припадки в виде внезапных параличей, потери речи, памяти. Последнее публичное выступление Ленина состоялось 20 ноября 1922 года на пленуме Моссовета. 16 декабря 1922 года состояние его здоровья резко ухудшилось, а 15 мая 1923 года из-за болезни он переехал в подмосковное имение Горки.

Коллеги и близкие отмечали, что изменился и характер Владимира Ильича: он стал капризным, часто впадал в ярость. Три врача-невролога вели дневник. Они надиктовывали текст машинисткам, которые не имели медицинского образования. Этим объясняются некоторые ошибки.

Вот, например, запись от 30 мая 1922 года: «Приезжал Сталин. Беседа о suicidium». Вероятнее всего, термин «суицид» на латыни врач вписал своей рукой.

Цитата из дневника: «30 мая 1922 года. Пациент не может сказать ни одной фразы целиком, не хватает слов, постоянно зевает. Хотел идти умыться в уборную, не знает, как пользоваться зубной щёткой – сначала взял щётку щетиной в руки и с недоумением смотрел и не знал, как быть.

Когда сестра взяла щётку, окунула в порошок, вложила ручкой в руку и поднесла руку ко рту, тогда начал чистить зубы, как следует. Приезжал Сталин, беседа о suicidium…

При исследовании периметра не мог выполнить того, что от него требовали, не мог фиксировать взгляд в зеркале, давал сбивчивые показания».

Крамер был врачом мирового уровня, специалистом по топической диагностике. По материалу видно, что он понял: это не его случай, пациента очень маловероятно вылечить. Наблюдал он Ленина недолго – май, июнь и июль 1923 года. А потом написал: «Прошу меня освободить по состоянию здоровья».

На его место пришёл Виктор Осипов, который являлся в то время заместителем легендарного основоположника отечественной школы неврологии Владимира Бехтерева. К слову, приехали они в первый раз вместе – Осипов и Бехтерев. Записи Осипова короткие, это связано с тем, что он часто уезжал на разные конференции.

«Старик находился… в состоянии большого раздражения… особенно раздражался при появлении Н. К. [Крупской]», – писал партиец Евгений Преображенский в письме Николаю Бухарину после визита в Горки в июле 1923‐го. С 12 марта 1923 года ежедневно публиковались бюллетени о здоровье Ленина. В Москве последний раз Ленин был 18–19 октября 1923 года. В самом начале 1924 года Владимиру Ульянову как будто стало лучше. Последний день его жизни – 21 января – начался обычно: Ильич пил бульон и кофе, много спал. «Но вскоре заклокотало у него в груди… судорога пробегала по телу, я держала его сначала за горячую мокрую руку, потом только смотрела, как кровью окрасился платок», – так описала кончину мужа Надежда Крупская.

Ленин умер 21 января 1924 года.

Согласно официальному заключению, «…основой болезни умершего является распространённый атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания (Abnutzungssclerose). Вследствие сужения просвета артерий мозга и нарушения его питания от недостаточности подтока крови наступали очаговые размягчения тканей мозга, объясняющие все предшествовавшие симптомы болезни (параличи, расстройства речи). Непосредственной причиной смерти явилось: 1) усиление нарушения кровообращения в головном мозге; 2) кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия».

Было патологоанатомическое исследование, которое произвели в Горках. Вскрытие тела Ленина, которое на следующий день повезли в Москву, делалось в неприспособленном помещении – в ванной комнате, в загородной усадьбе, которая на тот момент была в удалении от Москвы, Москва заканчивалась тогда недалеко от Саратовского вокзала (это Павелецкий вокзал сейчас). Это уже вызывает вопросы. Для проведения вскрытия есть специализированные учреждения. На тот момент это были кафедра патологической анатомии МГУ, которая в дальнейшем стала Первым медицинским институтом, и 23‐я больница, которая носит имя Ипполита Васильевича Давыдовского. Ни в то, ни в другое учреждение тело Ленина не повезли. В Яузской больнице работал Ипполит Давыдовский, главный патологоанатом города Москвы. На кафедре патологической анатомии работала другая звезда российской медицины – Алексей Абрикосов.